Одно из тренировочных упражнений заключалось в том, чтобы вслепую определить свое местонахождение. Нам давали снотворное и будили, едва мы успевали заснуть, неизвестно где. Если времени на ориентацию уходило слишком много, назначались штрафные очки. Думаю, такое упражнение имело бы практический эффект лишь в том случае, если бы одновременно отказали система энергообеспечения корабля и все запасные источники освещения. Однако вряд ли нечто подобное могло случиться.

Я наткнулся на перила. Здесь лестница. Она идет вверх и вниз. Значит, я на втором уровне, в пассажирском отсеке. Где-то рядом каюта Аманды. Мы подружились, и она не раз приглашала меня к себе.

Где же я, в восточном или западном крыле? Если в восточном, то в двадцати шагах от лестницы должен быть спортивный зал. Я не мог припомнить, что находилось в западном, но только не спортзал. Отбросив осторожность, чтобы улучшить время, я, ускорив шаг, пошатываясь, пошел по коридору. Если мистер Казенс поставил в проходе стул, я пропал.

Никакого спортзала.

– Пассажирский отсек, второй уровень, западное крыло, в пятнадцати метрах к западу от лестницы, сэр.

– Очень хорошо. Ники. – Голос лейтенанта Мальстрема, Я снял повязку и зажмурился от яркого света. Мы обменялись улыбками. Представляю, каким тоном сказал бы то же самое наш старший лейтенант.

Вырежьте три диска из пенопласта толщиной в дюйм, положите один на другой, в центре проткните карандашом. Поставьте карандаш на торец и получите грубую модель нашего корабля. Машинное отделение внутри карандаша под дисками. Внизу, под ним, сама двигательная установка, соединенная с камерой волновой эмиссии, расположенной в тупом конце карандаша.

Мы, экипаж и пассажиры, живем и работаем в трех дисках. В верхней части карандаша, над дисками, – грузовой отсек с оборудованием и припасами для колоний на Надежде и Шахтере.

Внутри каждого диска по кругу идет коридор, который так и называется круговым. Он делит диск на внешний и внутренний сегменты. По обе стороны коридора – люки, ведущие в каюты и другие помещения. Кроме того, вдоль коридора на некотором расстоянии друг от друга располагаются герметично закрывающиеся люки, которые делят его на секции. В случае декомпрессии они захлопываются, отделяя разгерметизированную секцию от всех остальных.

Два трапа, или, говоря обычным языком, две лестницы, ведут от третьего уровня восточного и западного отсеков к внушительных размеров помещениям первого уровня. Капитанский мостик – на самом верхнем уровне. Там же каюты офицеров и священная обитель командира, которую я еще ни разу не видел.

Второй уровень предназначен для пассажиров. Правда, некоторые из них расположились на первом, а также на третьем, где проживают члены экипажа.

Пассажирские кабины вдвое больше лейтенантских. А кубрики внизу, на третьем уровне, такие тесные, что даже наш по сравнению с ними кажется просторным. Спали мы в тесноте, но, в общем, места вполне хватало. Такова политика морского ведомства. У членов экипажа есть свой спортивный зал, театр, комната, где можно послушать записи, и комнаты, в которых можно уединиться. И еще своя столовая.

Урок закончился, и мы с мистером Мальстремом поднялись на первый уровень.

У меня оставалось достаточно времени, чтобы подготовиться к уроку на капитанском мостике. Прежде чем предстать перед командиром Хагом, я тщательно вымылся. Брился я всего раз в неделю, так что с этим проблем не было.

Я оделся и почувствовал, как сводит от напряжения живот. Не говоря о том, что до лейтенанта мне было еще далеко, ни о каком продвижении вообще не могло быть и речи, пока я не продемонстрирую командиру свое умение пилотировать корабль.

Я последний раз разгладил складки на форме, набрал воздуха в легкие и решительно постучал в люк.

– Разрешите войти на мостик, сэр.

– Входите. – Командир стоял за навигационным пультом и даже не повернулся при моем появлении. Он посылал за мной и знал мой голос.

Я вошел. Лейтенант Лиза Дагалоу, несшая вахту вместе с командиром, вежливо кивнула. Она никогда не покровительствовала мне, но, по крайней мере, не была такой суровой, как старший лейтенант Казенс.

На мостике меня всегда охватывал благоговейный трепет. На выпуклой передней стене светился огромный навигационный экран, открывая захватывающий дух вид в космос с носа корабля. Конечно, если мы не находились в синтезе. В настоящий момент экраны меньшего размера слева и справа были пустыми. На этих экранах с помощью нашего компьютера Дарлы можно было смоделировать любые условия, заложенные в ее банки памяти. Черное кожаное кресло командира было привинчено к палубе за левым пультом управления. Место вахтенного офицера, которое сейчас предстояло занять мне, находилось справа от него. Никто никогда не садился в кресло командира даже при выполнении тренировочных упражнений.

– Гардемарин Сифорт по вашему приказанию прибыл, сэр. – Разумеется, командир Хаг узнал меня. Считалось бы ЧП, не узнай он хоть одного из одиннадцати офицеров. Но устав есть устав.

– Садитесь, мистер Сифорт. – Командир указал на кресло дежурного офицера. – Я смоделирую систему Надежды, и вы поведете корабль на стыковку с орбитальной станцией.

– Есть, сэр. – На приказы командира полагалось отвечать только так.

Кадеты или совсем зеленые гардемарины, только что окончившие Академию, иногда путались в ответах «Да, сэр» и «Есть, сэр». Это просто. Если вопрос предполагал положительный ответ, следовало говорить «Да, сэр». А на отданный приказ – «Есть, сэр». Несколько посещений бочки старшего лейтенанта – и все усваивали разницу.

Командир Хаг коснулся экрана:

– Но сначала вам надо добраться до Надежды. – Сердце у меня упало. – Начнем с того места, где потерпела крушение «Селестина», мистер Сифорт. Прошу вас. – Он откинулся в кресле.

Я взял микрофон:

– Машинное отделение, приготовиться к выходу из синтеза! – Голос у меня дрогнул, лицо залилось краской.

– Есть приготовиться к выходу из синтеза, сэр, – раздался скрипучий голос главного инженера Макэндрюса. – Управление передано на мостик, – Показания приборов из машинного отделения на пульте управления, разумеется, были сымитированы. Командир Хаг не собирался останавливать синтез только для того, чтобы потренировать гардемарина.

– Понятно, передано на мостик. – Я провел указательным пальцем по верхней части экрана управления двигателями от слова «полный» до слова «стоп». Экраны моделирования ожили. На них засверкали огни так ярко, что у меня захватило дух, хотя я знал все наперед. Мы и представить себе не могли на Земле, сколько здесь звезд! Мириады!

– Подтвердите отсутствие посторонних объектов, лейтенант. Пожалуйста, – добавил я. После урока она снова станет офицером, старшим по званию. Лейтенант Дагалоу склонилась над своим пультом.

При выходе из синтеза прежде всего надо было убедиться, что поблизости нет ни планет, ни кораблей. Такой шанс был одним из миллиона, но относились к нему самым серьезным образом. Дарла всегда проводила сенсорную проверку, однако, несмотря на тройное резервирование, имевшееся в каждой из ее систем, мы не полагались на сенсоры. В навигации не принято доверять машинам. Все еще раз проверяют вручную.

– Посторонних объектов нет, мистер Сифорт. – По правилам, миссис Дагалоу во время теста должна была называть меня «сэр», я ведь действовал как командир. Но стоило ли напоминать ей об этом?

– Определите, пожалуйста, положение корабля, мэм. То есть лейтенант.

Лейтенант Дагалоу ввела команду компьютеру определить положение нашего корабля на карте звездного неба. Экран заполнился цифрами, прозвучал радостный женский голос:

– Положение корабля определено, мистер Сифорт.

– Спасибо, Дарла. – В ответ компьютер слегка пригасил экраны. Не буду задаваться вопросом столетней давности: живая ли Дарла? Споров и сражений по этому поводу было не счесть. Лично я полагал, что… Впрочем, это неважно. По сложившейся традиции с компьютером разговаривали как с человеком. В него были заложены все нужные ответы на вежливые фразы и шутки. В Академии говорили, что экипажу легче общаться с компьютером, обладающим человеческими манерами.