Ветер усилился; Эммелайн вдруг выпустила из рук корзинку, и та упала на узкую, вымощенную камнем дорожку, причудливо вьющуюся по всему саду. Пучки трав и свободно уложенные цветы подпрыгнули и перемешались, когда корзинка стукнулась о землю у ее ног. Закрыв глаза, Эммелайн повернулась к нему лицом и запрокинула голову навстречу солнцу. И словно этого было мало, чтобы сполна насладиться чудесным солнечным днем, она сняла свою плоскую соломенную шляпку, позволив ветру свободно играть ее волосами, пока наконец целая копна золотистых кудрей не поднялась у нее за спиной.

Смотреть на нее и то было наслаждением. Виконт тоже снял шляпу и, подойдя к стенке, оперся локтями о выемки в каменной кладке. Он ни на мгновение не сводил глаз с девушки. Она казалась настоящей лесной нимфой, купающейся на ветру в лучах летнего солнца. С растущим волнением в душе Конистан представлял себе, каково было бы заключить ее в объятия и поцеловать, только по-настоящему.

– О, если бы я мог, подобно ветерку, ласкать ваше лицо, играть вашими волосами и касаться ваших губ! – воскликнул он.

Эммелайн была так поражена внезапно раздавшимся голосом Конистана, что у нее колени подогнулись от испуга. Несколько мгновений она смотрела на виконта, и в ее помутившемся сознании запечатлелось сразу несколько отчетливых мыслей. Во-первых, она поняла, что Конистан здесь, в Фэйрфеллз, стоит, перегнувшись через стенку, и заглядывает в сад, в ее заветный сад, ее укромное убежище! Во-вторых, что он сейчас совсем не похож на лондонского великосветского льва и смотрит на нее с самой манящей улыбкой. В-третьих, что он необыкновенно хорош собой в этот миг, когда ветер развевает вокруг лица его густые черные волосы. И наконец, что он говорит совершенно возмутительные вещи. Он собирается касаться ее губ! Просто неслыханно!

– Будь вы ветерком, милорд, – парировала она, наконец обретя дар речи, – я воздвигла бы высочайшую крепостную стену между вашей дерзостью и своей честью!

Он усмехнулся.

– Какой разящий удар! Как я счастлив наконец-то оказаться в Камберленде! Поверить не могу, что еще совсем недавно одна мысль о приезде сюда приводила меня в ужас! Возможно ли это?

Эммелайн решительно подтянула повыше свои зеленые рабочие перчатки и подняла с земли корзинку.

– Вам следует пересмотреть свое намерение задержаться здесь надолго, любезный господин! – воскликнула она, отвернувшись от него прежде, чем продолжить свою речь. – Смею вас заверить, наши развлечения наверняка покажутся вам смертельно скучными. Более того, по зрелом размышлении я все больше убеждаюсь в том, что лучше бы вам сесть на лошадь прямо сейчас и убираться подобру-поздорову! Фэйрфеллз не для вас.

– Вот тут вы ошибаетесь, – спокойно возразил он. – Ваш дом и сад мне очень понравились. Вы позволите?

Эммелайн решила вообще не обращать на него внимания, но, услыхав его последние слова, обернулась и увидела, что он подошел к маленькой белой калитке, ведущей в сад.

Не сводя с него строгого взгляда, она ответила:

– У меня почему-то сложилось стойкое впечатление, что, если бы я сказала «нет, не позволю», вы все равно сделали бы по-своему. Интересно, я права или мне это только кажется?

Он кивнул, подтверждая верность ее предположения, и быстрым движением руки в перчатке открыл калитку. Эммелайн возобновила свое занятие, решив, что он не нуждается в вежливом обхождении. Конистан подошел к ней поближе и спросил: неужели она не рада его приезду на день раньше назначенного срока?

– Вы прекрасно знаете, что я вам вовсе не рада, – покачала головой Эммелайн. И хотя глупо было об этом упоминать, все-таки не удержалась и спросила:

– Но скажите, Бога ради, почему вы решили явиться сюда на день раньше? Я просто сгораю от любопытства.

– Да я уж вижу, что вам не терпится это узнать! – Конистан приложил руку к груди с самым невинным видом. – Но уверяю вас, речь идет всего лишь о досадном недоразумении. Я просто решил, что сегодня – это уже завтра.

– Чушь!

Он на мгновение умолк, а потом вновь заговорил с фатоватым и томным выражением:

– Уж если хотите знать всю правду, я в вас без памяти влюбился и приехал только для того, чтобы завоевать ваше сердце.

– Вот уж это – самое бессовестное вранье, какое мне когда-либо приходилось от вас слышать! И не трудитесь, я и без ваших объяснений отлично понимаю, зачем вы сюда явились. Вы собирались лишить меня душевного покоя и расстроить мои планы, но вам это не удастся. Предупреждаю вас заранее, я своего добьюсь.

Повернувшись к нему спиной, Эммелайн принялась изучать листья водосбора и потому не сразу заметила, какой гнев обуял Конистана при этих словах. Но она почувствовала, как его рука ухватила ее за локоть, словно тисками.

– Вы своего не добьетесь, дорогая моя мисс Пенрит, – прошипел он. – Вы скрестили клинки не с желторотым юнцом, слишком неопытным, чтобы справиться со вздорными прихотями глупой девчонки. Я уже выезжал в свет, когда вы еще только начинали учиться рукоделию.

Эммелайн уставилась на него с деланным недоверием.

– Надо же! Мне и в голову не приходило, что вы – такая древность, милорд, – бросила она в ответ. Если он собирался ее запугать, что ж, стрела пролетела мимо цели. – Представьте, мне было всего пять, когда я впервые продела нитку в иголку, – продолжала Эммелайн, – поскольку искусство вышивания привлекало меня с самых ранних лет. А теперь мне уже двадцать пять, и это означает, что ваша милость полирует бронзу в своем городском доме вот уже двадцать лет! Стало быть, по самым скромным подсчетам, если предположить, что вам вряд ли удалось стать любимцем великосветских гостиных еще до того, как вы достигли совершеннолетия, выходит, вам сейчас уже за сорок!

Ошеломленное выражение, появившееся на его лице, доставило Эммелайн несказанное удовольствие. Она даже не удивилась, когда виконт с печальной улыбкой выпустил ее руку, и решила нанести еще один удар.

– Подумать только! Ни одного седого волоса! Время оказалось милостивым к вам, милорд, и если бы я могла…

– Перестаньте, мисс Пенрит, – прервал ее Конистан. – Вы и так уже выбили у меня почву из-под ног. Не стоит продолжать.

– Удар засчитан? Вот за это я вас особенно ценю. Мне бы хотелось, чтобы мы стали настоящими друзьями. Хотя бы на время. Не хотите заключить перемирие?

– Не уверен, что это верный шаг. Дело в том, что я вам не очень-то доверяю.

Немыслимо дерзкая проказа пришла ей на ум, и она заговорила с самым что ни на есть невинным видом:

– Мне было бы гораздо легче простить вам преждевременный приезд, если бы вы хоть иногда, для разнообразия, обращались со мною повежливее! Идемте, позвольте мне показать вам ваши апартаменты. Скоро уже матушка позовет нас к чаю.

Конистан искоса взглянул на нее и покачал головой.

– Что-то мне не нравится этот изумрудный блеск в ваших глазах! А если хотите назвать меня своим другом, простите, но ничего не выйдет, пока вы не откажетесь от коварных замыслов в отношении моего брата.

– Ах, какая досада! – насмешливо покачала головой Эммелайн, взяв виконта под руку и направляясь к конюшне. – А я-то надеялась, что мы с вами станем закадычными друзьями! Увы, нам, как видно, суждено остаться врагами на всю жизнь.

Она продолжала беспечно щебетать в надежде, что ее болтовня отвлечет его внимание от места, к которому они направлялись, поскольку она вела его не назад к дому, а к большому амбарному строению, где располагались конюшни.

Если он и поглядывал на нее с подозрением, пока они приближались к каменной ограде, возведенной вокруг загона и защищавшей лошадей от суровых зимних ветров, то вслух ничего не сказал.

Амбар, когда-то в прошлом служивший помещением для слуг, представлял собой вытянутое двухэтажное строение, в которое свет попадал через небольшие квадратные окошки, прорубленные с обеих сторон. Конюхи трудились, не покладая рук, чтобы подготовить стойла к предстоящему нашествию молодых щеголей на чистокровных рысаках.