– Сестра, что вы там делали? – спросила Бетт.

– Зашнуровывала башмаки.

– Они, должно быть, доходят у вас до колен, – сухо заметил Говейн. – Мы здесь уже давно.

Элис бросила на него быстрый взгляд и отвернулась. Но все же увидела в свете факела его мощную обнаженную грудь. В животе у нее что-то затрепетало. Наверное, это от голода.

Бетт наклонилась к пруду.

– Тебе нравится купаться, дорогуша?

– Горячо, – ответил тоненький голосок.

Элис посмотрела вниз и увидела крошечное голое создание, сидящее в ложбинке того самого камня, где она сама недавно отдыхала.

– Это моя дочь Энид, – сказал Говейн. Краска залила шею и щеки Элис.

– А я подумала…

– Как вам не стыдно, сестра!.. – лукаво произнес он.

Вконец смущенная Элис, тем не менее, вздернула подбородок.

– Спокойной ночи, Говейн, – попрощалась Бетт. – Пойдемте, сестра, а то одна вы заблудитесь.

– Не стесняйтесь, сестра Элис. В любое время моя ванна в вашем распоряжении, – рассмеялся Говейн.

Весь обратный путь Элис кипела от злости. А когда Бетт привела ее в комнату, то при виде сырых, покрытых мхом стен и жалкого соломенного тюфяка на каменном полу она не сдержалась и резко заявила:

– Я здесь не останусь!

В углу горела жаровня, но ее тепла было явно недостаточно, чтобы уничтожить холод и запах плесени.

– Но это комната Говейна. Она самая лучшая. – Бетт не знала, что делать.

– Его комната? – Элис похолодела. – Он что, собирается спать со мной в одной постели?

– Нет, конечно! – воскликнула Бетт и замахала руками. – Он перенес свои вещи и сундук с бумагами в счетную комнату, чтобы вы могли спать в тепле.

Комок застрял у Элис в горле. Усталость, страдания и страх слились воедино и навалились на нее. Зачем она слезла с лошади и кинулась на помощь Дикки? Но тогда у нее не было выбора! Да и сейчас, судя по всему, нет. Она с трудом выговорила:

– Я… простите меня. Я не хотела показаться неблагодарной. Просто устала.

– Конечно, конечно… – Бетт легонько сжала ей плечо. Сочувствие этой женщины проникло сквозь ткань платья и согрело измученную душу Элис. – У вас выдались тяжелые день и ночь, но вы не беспокойтесь – здесь вы в безопасности. Говейн не допустит, чтобы вас обидели.

Элис, не раздеваясь, улеглась на комковатый тюфяк, но сон не приходил.

– Теперь у нас хватит запасов? – спросил Дарси.

Говейн взглянул на палочки для счета, приготовленные Бертрамом, – зарубки на них давали представление о количестве продовольствия.

– Едва ли. Очень мало муки.

– Мука! – Дарси вздохнул и мечтательно прикрыл глаза. – Так хочется настоящего хлеба. Я сыт по горло сухими овсяными лепешками.

– Булочник Перси старается, как может…

– Знаю, знаю. Его умение сродни божественному чуду с хлебами и рыбой, но человек не может постоянно питаться бобами и супом из корешков.

– Особенно такой здоровый детина, как ты!

Дарси фыркнул и осведомился:

– Когда мы выступаем?

Говейн откинулся на низкой скамье и уперся спиной в стену небольшой пещеры, служившей счетной комнатой. Он устал. После купанья ему удалось поспать всего пару часов. Затем он поднялся и отправился инспектировать лагерь. В глаза словно песку насыпали, а голова шла кругом от обилия дел. Главное – как он поведет людей в атаку?

– Скоро выступим, так как погода вот-вот испортится, – ответил он.

Дарси уселся на другую скамейку и протянул руки к жаровне, чтобы согреться.

– Пещеры здорово нас выручили, но мы не можем вечно жить, как кроты. Людям необходим солнечный свет и свежий воздух. Все взвинчены и раздражены.

Сам Говейн тоже был взбудоражен. Наверное, поэтому он так странно отнесся к появлению монахини.

– Даже Мей рассердилась на меня за то, что я привел монашку. А ей обычно требуются лишние руки, – заметил он.

– Она просто ревнует!

– К монашке?

– К красивой, заметьте, монашке, – лукаво улыбнулся Дарси.

– Ей-то что волноваться? – пожал плечами Говейн. – То, что было когда-то между нами, закончилось. И по ее воле. Я просил ее уехать со мной из Истэма, а она вместо этого вышла за мельника Джона.

– Вы до сих пор не можете ей этого простить?

– Я простил, – На самом деле Говейн очень долго переживал предательство Мей. Она была его первой любовью, но он в ней ошибся. Затем последовало предательство Бланш, и он с тех пор не доверял женщинам. – Я благодарен Мей за то, что она предупредила меня о Ранульфе и отвела нас в пещеры.

– Мей до сих пор вас любит, – заметил Дарси.

– Ошибаешься. Мы просто друзья.

– Жаль, что она так не считает. – Дарси налил две чаши эля из бутыли, висящей у него на груди, и залпом осушил одну. – Но я рад. У меня появляется возможность добиться ее благосклонности.

– У тебя?

– А почему нет? Не настолько же я ужасен! – обиделся Дарси.

– Я не об этом, – отмахнулся Говейн. – Просто ни разу не видел, чтобы тебе понравилась хоть одна женщина.

– А разве у меня было время для ухаживаний? Два года мы просидели в тюрьме, затем искали крошку Энид. Теперь мы разбойники. К тому же до сих пор мне никто и не нравился.

– Мей, как и все они, разобьет тебе сердце!

– Я знаю, что Бланш отвратила вас от женщин, но ведь среди них есть хорошие и преданные. Такой была моя мать, упокой Господи ее душу. Да и ваша благородная матушка тоже…

– Да, моя мать… – Говейн выпил из своей чаши, но сладкий эль, предназначенный для кладовых Ранульфа, не смягчил горечь и разочарование. – Она была хорошей женщиной и любящей матерью. Но, возможно, и она лгала, когда говорила, что Уоррен – ее муж. Наверное, вся жизнь – сплошной обман.

– Но ведь от этого ваше беспокойство о ней не уменьшилось.

– Конечно, нет! Она – моя мать, и неважно, лгала она мне или нет. Я с ума схожу оттого, что не знаю, где она и жива ли, скрылась ли в Уэльсе, как заявил Ранульф, или он держит ее пленницей в малпасской башне.

– Неужели он может так обойтись с леди? – Дарси покачал головой.

– Надеюсь, что нет. – Говейн вздрогнул, вспомнив детские жестокости Ранульфа, о которых страшно было думать, не то, что пересказывать. – Возможно, именно поэтому Ранульф перекрыл все дороги, ведущие к Малпасу, чтобы я не смог спасти мать. Но я верю, что она жива!

– Почему он отсек эту местность от всего края?

– Не знаю, но ничего хорошего это не сулит, мой друг. Меня терзает то, что мы до сих пор не двинулись в путь, и все же мне претит сама мысль о том, что я рискую жизнями людей, чтобы возвратить свои владения и спасти мать.

– Ваш план тщательно продуман, а люди хорошо подготовлены.

– Это так, но они беглые крестьяне, торговцы и слуги, хоть и в кольчугах.

– Они умерли бы от голода или их убила бы стража Ранульфа, если бы не вы, – возразил Дарси.

У Говейна сжалось сердце.

– Не делай из меня героя. Я возглавил их потому, что мне нужны люди для сражения с Ранульфом.

– Скажите это тем, чьи жизни вы спасли.

– А что я скажу тем, кто умер во время наших налетов, и тем, кто погибнет при атаке на Малпас? Что будет с Аистом и другими мальчишками, которые обязательно присоединятся к нам? Господи, из-за мести Ранульфу я превратил его крестьян в мятежников. Если нам не удастся взять Малпас, их поймают и повесят по моей вине.

Дарси подошел к другу и положил руку ему на плечо.

– Вы дали им надежду. Если мы и превратились в грабителей, то поневоле. И грабим мы только Ранульфа.

– Для мертвых это слабое утешение… Дарси хлопнул Говейна по плечу.

– Ранульф не оставляет нам иного выхода. Мы должны уйти из пещер до зимы, когда урожай уберут, а скот забьют.

– У тебя, как всегда, еда на первом месте, – вымученно улыбнулся Говейн. – Я отправлю раненых и детей в безопасное место.

– Куда?

– В Ньюстедское аббатство.

– В Ньюстед? Но это в противоположной стороне. А, понятно, вы решили сопровождать туда нашу монахиню…