Она сделала несколько глубоких затяжек и как будто успокоилась. Привычка курить сейчас становится не очень популярной в странах Западной Европы и особенно в Америке, одержимой культом здоровья. Но Джин запорхнула сюда из иного мира. Я уже понял это по некоторым ее выражениям, по едва уловимому, но знакомому акценту. Конечно, она была классной девушкой — и по внешности, и по манерам. Но ведь пластичность женской натуры велика, и в руках такого опытного мастера, как миссис Гай, любая совковая «метелка» могла превратиться в англосаксонскую воспитанную девицу.

— Они сказали, что если я буду во всем их слушаться, то получу богатого мужа и красивую жизнь, у меня будет все — дом, машина, яхта, даже дети, если я захочу их иметь. Но я знаю, они никогда не оставят меня в покое.

Она замолчала и нервно раздавила сигарету о парапет.

— Тебя они тоже используют и убьют. Грегор хочет только, чтобы ты помог им переправить сюда из России какой-то груз под видом поставок для твоей фирмы.

— Какой груз?

— Не знаю.

— Это Грегор организовал налет?

— Да. Вернее, его человек, который всем здесь заправляет. Они узнали, что Адамс заманил тебя в свой особняк, и решили помочь тебе бежать. Я рассказала им, где твоя спальня, они стреляли так, чтобы в нее не попасть.

— Откуда им стало известно, что я в особняке Адамса? Это ты им сказала?

— Да. Они заставляют меня рассказывать все; где я была, что делала, с кем встречалась…

— Ты знаешь, зачем меня похитил Ларри?

— Так это он?.. Я думала, что тебя просто заманили хитростью, что ты приехал к Адамсу добровольно.

— Почти добровольно. Но потом мне надели на шею петлю.

— Они бы сделали из тебя… Ну, ты же видел этого негра. Других они тоже так обрабатывали — поили чем-то, а потом доктор прямо за столом усыплял их, заставлял говорить, делать всякие вещи… Нам они давали таблетки, чтобы гипноз на нас не действовал.

— Кому «нам»? Тебе и миссис Гай?

— Да. Они иногда хотели, чтобы мы при этом присутствовали. Говорили, что им это помогает, создает атмосферу уюта, настоящего английского дома.

"Дом, милый дом", — вспомнил я старинную песню. Они превратили свой "милый дом" в застенок.

— А другие, Гиффорд, Модсли, чем они занимаются?

— Не знаю. По-моему, они не из их компании, они всегда уходили до того, как… Раньше. При них доктор никогда не занимался гипнозом.

— Так это ты дала мне таблетки?

— Да. У меня еще осталось несколько штук.

— Почему ты решила спасти меня? Чтобы я помог тебе бежать?

Она взглянула мне прямо в глаза.

— Это мой единственный шанс. Ты должен помочь мне, и тогда я расскажу тебе…

— Что? Говори, что ты мне расскажешь?

Я сжал ее плечи, чувствуя, что она колеблется, не решаясь сказать мне что-то очень важное.

Потом, много времени спустя, мне стало казаться, что именно тогда я догадался, о чем идет речь. Но, конечно, это было лишь своеобразное смещение воспоминаний, перестановка, хорошо известный психологический эффект типа Deja vu,[4] когда чудится, будто ты когда-то что-то такое уже испытывал или видел.

Но она успела принять решение.

— Я дам тебе одну вещь… Только ты не смотри на нее сейчас, подожди, пока я не уйду. Обещаешь? Скажи, обещаешь?

Мне начала надоедать эта типичная для проституток смесь инфантилизма и вполне взрослой истеричности, приобретенная ею, вероятно, в блатных компаниях. Ничего нового она, по сути, не рассказала, а перипетии ее личной жизни и судьбы интересовали меня мало. Но все же я был обязан ей спасением от экспериментов доктора Ашборна, и хотя обостренное чувство благодарности не входит в число моих недостатков, я решил не лишать ее надежды на помощь с моей стороны.

— Ладно, давай.

Она сунула мне в руку маленький твердый предмет, завязанный в узелок из носового платка.

— Я позвоню тебе. Может быть, завтра. Не провожай меня, пока!

В ее голосе чувствовалось облегчение, как будто до самого последнего мгновения она не надеялась, что я соглашусь, но теперь тяжесть свалилась с ее души и она обрела надежду. Стройная ее фигурка растаяла в тени здания, затерялась среди прохожих. Какое-то время я смотрел ей вслед, а потом перевел взгляд на зажатый в моей руке матерчатый узелок.

"Не смотри!" — шепнул мне внутренний голос, но я уже развязывал узелок, посмеиваясь над одолевшим меня любопытством.

…Сердце у меня в груди на несколько мгновений замерло, как будто стиснутое чьей-то жесткой рукой, потом сделало толчок и забилось снова быстро и сильно.

На ладони у меня лежал вырезанный из причудливо изогнутого кипарисового сучка смешной человечек, похожий на чертика. Прижатые к туловищу ручки и ножки, большая голова, улыбка до ушей… Когда-то давным-давно, тысячу лет назад, я вырезал его своим складным ножом, сидя с Вероникой над крутым обрывом. Она говорила, что никогда не расстанется с ним, что он будет ее талисманом, и потом все время таскала его в своей сумочке среди патрончиков губной помады, гребенок, шпилек, огрызков карандашей и всякой ерунды. Как мог он попасть к Дженнифер?

Мне пришла в голову странная мысль, и я внимательно осмотрел человечка со всех сторон, даже понюхал его. Нет, следов огня на нем не было, он совершенно не пах гарью. Конечно, с тех пор прошло столько времени, что любой запах мог выветриться, разве что человечек был бы сделан из сандалового дерева. Кипарис, хоть и слабее, тоже пахнет, но здесь, в воздухе, насыщенном испарениями моря, я его запаха не чувствовал. Человечек источал лишь легкий аромат духов, очевидно, принадлежавших Дженнифер, ибо платочек пах так же. Запах был мне незнаком. Это я знал точно.

Не помню, сколько времени я простоял на набережной, о чем думал, где потом бродил и ездил. Кажется, я заходил куда-то, что-то пил и ел, отвечал на чьи-то вопросы… Домой я попал только к полуночи, и весь отрезок времени от того момента, когда я развернул узелок, до той минуты, когда обнаружил, что стою в ярко освещенном холле своего коттеджа, как-то плохо запечатлелся в моей памяти.

Гриша и я по очереди каждый вечер прослушивали телефон Адамса, но чаще всего он молчал, а в редких разговорах Мэллоунов с хозяином, обсуждавшего меню на завтра или осведомляющегося о том, исправно ли несут службу охраняющие усадьбу полицейские, не было ничего для нас интересного. Я уже начинал думать, что зря установил «жучок» — единственная польза, которую пока принесла моя ночная вылазка, заключалась в гибели "бедного мистера Лоренса Беллингема". Как бы там ни было, мне теперь не грозили ни его петля из стальной проволоки, ни меткая пуля, выпущенная из «ли-энфилда» со снайперским прицелом. Пустячок, а приятно.

Я не рассказал своему напарнику о некоторых подробностях моего свидания с Дженнифер и о том, что она дала мне на прощание. Все это было слишком интимным и не имело никакого отношения к нашей нынешней работе. Мне не хотелось ворошить прошлое, будить болезненные воспоминания. Кроме того, хоть Гриша был умным парнем и в нужных случаях умел проявить должный такт, но я все же опасался услышать в ответ на свои излияния какую-нибудь шуточку, после чего мы наверняка бы поссорились. Поэтому, я лишь сообщил ему, что Дженнифер связана с людьми Грегора и что это они устроили налет на особняк Адамса.

— Они дерутся за тебя, как стая стервятников, — заявил Гриша.

— Ну, спасибо! Значит я, по-твоему, кусок падали?

Но поймать Гришу на оговорке было трудно.

— Это они так думают. Но ты ведь только прикидываешься дохлым… гм-гм… ослом. Знаешь, как делают некоторые австралийские туземцы: лежат часами на солнцепеке, притворяясь мертвыми, а как только гриф или другой трупоед сядет на них — цап! Для такой охоты нужна чертовская выдержка.