— Выдать по пять глотков! — приказывал Селевин.

И около бочек с водой выстраивался весь коллектив экспедиции. Даукен оставался сидеть в машине.

— Ой-бой! — восклицал он, покачивая головой. — Не надо так часто пить: чаще пьешь, сильнее хочется. Терпеть надо, тогда легче.

Селевин тоже почти не пил. Он набирал в рот воды и несколько минут держал ее, прежде чем проглотить.

Раздавался гудок. Машины трогались. Так и не утолив жажды, члены экспедиции старались не слушать заманчивого бульканья воды в бочках.

На небольших возвышениях то и дело встречались дорожные знаки в виде куч земли. Они сохранились здесь еще со времен, когда страной владели монголы. Дважды экспедиция подъезжала к колодцам. В них блестела вонючая жидкая грязь. В западной Бетпак-Дале нет родников, а есть только колодцы. Возле них едва заметны могилы, без украшений и орнамента, в них похоронены бедняки-кедеи, гонявшие байский скот. Колодцы называются по именам баев, которые ими владели. Возле колодцев сохранились остатки загонов для скота. Бесчисленные тропинки пролегали по пустыне, их протаптывал скот сотни лет.

К большому колодцу подъехали вечером. Рядом на песке сидел голубь. Почти в каждом колодце в пустыне жили голуби. Они приспособились опускаться пить на глубину до десяти метров!

Едва расположились на ночлег, как стемнело. Поэтому только утром в ста шагах от лагеря обнаружили еще один старый колодец. Он был сух и неглубок. Края его осыпались. Из колодца несло резким запахом, а на дне его что-то шипело. Это заинтересовало всех. Опустили на аркане ведро. Поднимая его, почувствовали, что оно стало тяжелее. Когда ведро показалось у края колодца, из него быстро выскочил пятнистый хорек-перевязка и молниеносно исчез в норе песчанки под кустом тамариска. Все это произошло так быстро и неожиданно, что никто не успел ничего предпринять. Тогда Селевин принес из палатки зеркало и солнечным зайчиком осветил дно неглубокого колодца. Оно было усеяно остатками крупных жуков-чернотелок и пометом зверька. Очевидно, хорек давно упал в колодец в погоне за песчанкой и долго жил там, питаясь жуками и другими случайными жертвами колодца.

Прошло еще три дня утомительной дороги.

Но вот острый глаз Даукена приметил на горизонте какое-то возвышение. Вскоре обилие троп в этом направлении подтвердило, что Даукен не ошибся и без компаса и карты привел экспедицию в центр Бетпак-Далы к полуразвалившемуся мавзолею Уванаса. Это было квадратное глинобитное сооружение с высоким куполом.

Быстро раскинули в логу палатки, и в наступающих сумерках весело запылал костер. Красноватые блики огня падали то на темный силуэт древней могилы, то освещали ряд скромных могил байской челяди. Несколько кустов саксаула дополняли картину феодального кладбища.

В летнюю пору рано наступает рассвет. Золотистые лучи солнца озарили горизонт и заиграли ярким багрянцем на верхушке мавзолея. Стайка бульдуруков пролетела над лагерем. Ночные жители быстро спрятались в укромные места, и пустыня притихла в ожидании знойного дня.

Все участники экспедиции после завтрака разошлись по окрестностям искать колодцы.

Ям и колодцев нашлось много, но вода в них была горько-соленая. Настроение упало: запасов воды по расчетам хватало только на обратную дорогу до ближайшего колодца. Исследования в центре пустыни срывались…

Селевин раньше читал, что в тысяча восемьсот девяносто первом году губернатор выселил казахов из южной части Акмолинской области. Те вынуждены были в летнее время гнать тысячи голов скота через Бетпак-Далу. Проходившая тогда по пустыне топографическая партия отметила, что несчастные переселенцы, спасая себя и скот, нарыли в районе мавзолея Уванаса больше сотни ям и колодцев. Значит, хорошая вода должна обязательно где-то быть, и Селевин настойчиво и упорно рыл в разных местах, думая о том времени, когда на всех дорогах Бетпак-Далы выроют много колодцев, и перегон скота через пустыню будет совсем нетруден.

К нему подошел Даукен.

— Селебе, я вижу воду!

— Где?

— Вон, видишь, в логу тростник? Там надо копать и у нас будет пресная вода. Идем!

В тростнике оказалась обвалившаяся яма. Даукен и Селевин начали расчищать и углублять ее. Показалась вода. Селевин прильнул к ней губами: она была почти пресной. Обрадованный, он побежал к лагерю.

— Вода! Вода!

Колодец рыл весь коллектив экспедиции. Вода оказалась вполне пригодной, почти пресной и в достаточном количестве. Теперь у экспедиции была опорная база, откуда можно было совершать разъезды.

К вечеру все утомились, но были счастливы. Ужин прошел оживленно. У яркого костра еще долго сидели все вместе. Даукен принялся за починку своей кожаной куртки, которую он порвал на охоте за джейранами. Селевин предложил:

— Хотите, я прочитаю вам из книги профессора Мухли легенду об Уванасе, около могилы которого мы сидим?

Все с радостью согласились.

Селевин начал читать:

«Давно это было. Уванас, владелец тысяч лошадей и бесчисленных отар овец, кочевал от реки Чу через пустыню Бетпак-Дала до Сары-Арка. Зимой его стада паслись по песчаным холмам низовьев долины реки Чу. Табуны лошадей уходили в пустыню без пастухов, только под наблюдением жеребцов. Привольно и богато жил Уванас, но у него не было детей. Он с женой часто призывал к себе знахарей, ученых и путешественников, чтобы узнать от них, будут ли у него дети. Вот однажды к нему в аул с проходившим караваном пришел старик. Он шел из Мекки и попросился отдохнуть. Уванас долго разговаривал со старцем о разных житейских делах и в конце спросил:

— Ходжа! Будут ли у меня дети?

— Если ты найдешь голубой камень коктас, у тебя родится дочь, которая будет краше всех в долине реки Чу. Ее глаза будут так же черны, как крапинки на том камне.

Больше ничего не сказал старик. На прощанье он только добавил:

— Заметь, Уванас, голубой камень блестит, помни это. Если он потеряет блеск, дочери у тебя не будет!

Сказав это, он ушел за караваном. Опечалился Уванас. Как ему найти голубой камень? Где этот камень? Самому ли ему надо искать, или послать работников и джигитов, славных наездников долины реки Чу, искать этот голубой камень? И разнеслась весть по всей Бетпак-Дале на сотни километров в окружности: богатый Уванас ищет голубой камень и дает за него большие деньги и подарки. Много джигитов на своих быстроногих скакунах отправилось в разные стороны искать камень коктас.

Уванас выехал на лето со своим аулом за четыреста верст от реки Чу и поселился в местности Мынбулак. И здесь пошла молва, что баю Уванасу нужен голубой камень. Ему приносили разные камни и просили за них деньги. Удалой джигит с Джезказгана привез синий камень и говорил, что этот камень дает медь и бронзу.

Привозили ему издалека дорогие камни-самоцветы: из жаркой Бухары бирюзу, из Ташкента — зеленый изумруд. И сотни других камней приносили ему. Мастера резьбы по камню сделали из них разные хорошие вещи. Но все это было не то, о чем говорил ходжа.

Уванас уже начал хворать с тоски, что не исполняется его желание. И вот однажды, когда его стада возвращались в долину реки Чу, к аулу Уванаса подошел караван.

По обычаю предков, хозяин богато и обильно угощал гостей. Им он рассказал о своем горе.

— Мы дадим тебе голубой камень, но ты должен с нами породниться, сказали караванщики.

Они надеялись, что таким путем легче будет договориться относительно летних пастбищ, которые ежегодно, по праву сильного, занимал Уванас своими стадами.

Караванщики были люди другого, чужого племени. Посмеялся над ними Уванас и сказал:

— Вы хотите получить то, чего я не имею. Возьмите лучше с меня то, что я могу дать: золото, серебро, дорогого скакуна или отару овец.

— Нет, нам не надо скота и золота. Мы хотим с тобой жить мирно, по-соседски. Если не хочешь, то мы поедем своей дорогой.

Ничего не оставалось Уванасу, как только обещать породниться с ними, если у него будет дочь.