- Вадим Лукьянович, а что можете сказать о вашей сувенирной фабрике?

Трунин рассмеялся.

- Что в этом смешного? - спросила Гранская.

- Следователь есть следователь, - продолжал улыбаться прокурор.

- Я понимаю, может быть, не к месту... - оправдывалась Инга Казимировна.

- К месту, - серьезно сказал Трунин. - Знакомо. Сам начинал в прокуратуре со следственной работы... Значит, подцепили кого-то из зарембовских?

- Подцепили. Но рыбка с крючка сорвалась. Впрочем, может, это вообще ложный ход...

И она коротко рассказала об истории обнаружения в Зорянске чемодана с дефицитом, гибели радиомастера Зубцова и непонятном поведении Марчука.

- Понимаете, пока что бесспорно одно: целлофановые сумки, найденные в том чемодане, производятся на вашей сувенирной фабрике, - закончила Гранская.

- Ну, что я могу сказать о фабрике, - выслушав следователя, сказал прокурор города. - На всех совещаниях, собраниях и заседаниях Зарембу хвалят.

Инга Казимировна вспомнила по ассоциации: у них, в Зорянске, говоря о машиностроительном заводе, тоже прежде всего называют директора. Самсоновский завод, самсоновские рабочие...

- Даже ставят в пример другим, - продолжал Трунин. - И дисциплина на высоте, и культура производства. Пьянства вообще не наблюдается. Не говоря уже о том, что план перевыполняется ежемесячно.

- А хищения, мелкое воровство?

- Насколько я знаю, в этом отношении спокойно. Никаких сигналов от ревизоров, народных контролеров... Впрочем, я бы посоветовал вам поинтересоваться в городском управлении милиции. Может быть, что-то прошло мимо нас...

- Да, - заметила Инга Казимировна, - прямо идеальное предприятие...

- Наверное, свои проблемы есть. И нарушения тоже, уверен. Только их меньше, чем на других. Буквально в прошлом месяце с администрацией фабрики конфликтовал один рабочий. По поводу незаконного увольнения. Обратился к нам. Предъявили иск... Суд восстановил его на работу. - Вадим Лукьянович помолчал и добавил: - Но самое странное, после восстановления он вдруг сам ушел с фабрики, по собственному желанию...

- Главное, доказать свое, что ли?

- Не знаю, что произошло. Может быть, понял, что лучше уйти. Насильно, как говорится, мил не будешь...

Из дальнейшего разговора Гранская поняла: ничего конкретного из того, что ее интересует, Трунин сообщить не может...

Вернувшись в гостиницу, Инга Казимировна еще долго сидела на балкончике, овеваемая бризом, настоянным на запахах моря, смотрела на лунную дорожку и слушала шелест прибоя.

* * *

- Час от часу не легче, - сказал Зарубин своему помощнику Авдееву, когда тот вошел в кабинет прокурора области, и протянул бумагу. Ознакомьтесь.

Владимир Харитонович хотел было тут же ее прочесть, но Степан Герасимович спешил куда-то и попросил забрать бумагу, а мнение доложить потом.

Вернувшись в свой кабинет, Авдеев бегло просмотрел написанное. Затем прочитал еще раз - теперь уже с напряженным вниманием.

Это было новое заявление Федора Белоуса в обком партии, пересланное оттуда в облпрокуратуру.

Белоус гневно возмущался тем, что до сих пор к Измайлову не принято никаких мер. Сразу видно, что начальство покрывает своего...

В выражениях Белоус не стеснялся.

Но главным в жалобе было то, что против зорянского прокурора выдвигались обвинения куда более серьезные, чем прежде.

Белоус писал:

"Измайлов скрыл от всех, что в свое время постыдно бросил соблазненную им девушку, оставив в беременном положении. В дальнейшем его совершенно не интересовала судьба собственного ребенка. Дочь Измайлова выросла, не зная ни ласки, ни внимания отца. За всю свою жизнь она не получила от него ни копейки денег на содержание. Воспитали и вырастили ее с помощью честных других людей. Я не хотел бы ворошить эту историю, если бы чувство возмущения и гражданской совести против несправедливости не заставило меня пойти на этот шаг. Измайлов нанес мне непоправимый урон в семейной жизни. Это мне-то, который долгое время поддерживал его дочь материально, даже помогал внуку Измайлова..."

Когда Владимир Харитонович прочел эти строки, первое, что пришло ему в голову, - Белоуса занесло. Пахло явной клеветой.

Авдеев мог многое предположить, но чтобы Захар Петрович соблазнил и бросил девушку...

Уже потом, тщательно разобравшись в заявлении - а за главной мыслью Белоуса действительно было трудно проследить, - Авдеев понял: речь шла о событиях двадцатипятилетней давности. А покинутая женщина не кто иная, как теперешняя жена Белоуса Марина Антоновна.

Помощник облпрокурора понимал - единственный человек, который может подтвердить или опровергнуть чудовищный навет, была именно она, Марина Белоус.

Авдеев схватил трубку, набрал номер, который уже знал наизусть. В общежитие медицинского училища он звонил ежедневно, и каждый раз ему отвечали: Марина Антоновна еще не приехала...

- Слушаю, - раздался незнакомый женский голос.

- Марину Антоновну можно?

- Это я... - тихо ответила женщина.

От неожиданности (а он был уверен, что и на этот раз звонит безрезультатно) Владимир Харитонович не знал, как поступить: пригласить ее в прокуратуру или встретиться в общежитии.

- С вами говорит старший помощник прокурора области по кадрам Авдеев. Хотел бы побеседовать...

- Пожалуйста...

Авдееву показалось, что она тоже растерялась.

- Где вам было бы удобнее? - спросил он.

- Все равно. - Белоус помолчала и добавила: - Только не дома...

- Понимаю... Не возражаете, если я подъеду к вам на работу?

- Хорошо. Но я освобожусь только через час.

Владимир Харитонович не стал брать машину, а отправился городским транспортом. До свидания с Белоус имелось время кое-что обдумать и сопоставить.

Буквально накануне у Авдеева состоялся разговор с заместителем директора зорянского машиностроительного завода Грачом. Тот возвращался домой с курорта и зашел в прокуратуру по его, Авдеева, просьбе. Грач пока являлся единственным свидетелем того, как вел себя по отношению к Марине Белоус Измайлов. Других спутников Авдеев найти не смог. Однако Грач не был в тот злополучный вечер на квартире у этой женщины. Но одна деталь в его рассказе насторожила Владимира Харитоновича. Грач уверял, что как Марина Белоус, так и Измайлов вели себя в поезде, словно до этого не были знакомы.

Он спрашивал себя: зачем понадобилась эта инсценировка? Кому из них не хотелось, чтобы кто-то знал о прежнем их знакомстве, если оно действительно имело место?

Марине Антоновне вроде бы скрываться было незачем. А вот Измайлову?.. Особенно в свете того, что написал во втором заявлении Федор Белоус.

Правда, Захар Петрович говорил, что сначала не узнал свою первую любовь.

Не узнал или не пожелал узнать?..

Перед глазами Авдеева все время стояли слова из жалобы: соблазнил, бросил дочь...

"Нет, - открещивался Владимир Харитонович от этого, как поп от черта. - Не может быть! Если не верить в порядочность Измайлова, тогда чему верить..."

Найдя комнату коменданта, он постучал. И, услышав "Войдите", зашел.

Казенная комната с казенными шкафами, столом и стульями. На полу почему-то стояло штук пять чайников. Новеньких алюминиевых. На него смотрела увядающая пожилая женщина с заметно проступающей сединой в каштановых крашеных волосах. У Белоус был усталый, изможденный вид.

"Боже мой, - мелькнуло у Авдеева, - она и Измайлов!.. Как он мог в нее влюбиться?.."

И тут же вспомнил: ведь прошло четверть века. А сам подумал: разве можно сравнить его, теперешнего Владимира Харитоновича, с тем Володькой, который наповал убивал окрестных девчонок казацким чубом из-под кепки-восьмиклинки! А сейчас у него едва наберется волос "на одну заварку", как сказал популярный конферансье...

Представились. Марина Антоновна предложила Авдееву сесть.

- Вы знаете, по какому я поводу? - спросил Владимир Харитонович.