Перед самым Рдянском Измайлов посмотрел на часы - он, кажется, побил рекорд Мая, классного водителя. Несколько раз прокурору срочно надо было быть в областном центре, и Соколов выкладывался на полную катушку.
"И мы, значит, кое-что можем, - с удовольствием подумал Захар Петрович, от чего у него поднялось настроение. - Рано я хороню себя. Надо принять бой". - Он вспомнил слова Межерицкого, когда тот вез Захара Петровича, беспомощного, скрученного радикулитом, с садового участка: если тебя загонят в угол, не сдавайся, иди напролом; прорвешься - сам черт не брат...
- ...Садись, - предложил Авдеев, когда Измайлов появился в его кабинете. - Будет мужской разговор.
- Давно бы так. А то тянете за душу...
- Погоди. Не знаешь ведь, о чем. Не догадываешься...
- Да уж не о хоккее, - съязвил Захар Петрович.
- Эх, Измайлов, Измайлов, - покачал головой помощник облпрокурора. Намылил мне шею Зарубив за то, что ты не явился с утра.
"Так, - безрадостно отметил Измайлов. - Даже это хотят использовать. Свой принцип, мол, перед начальством выставляю... Ладно, терять мне уже нечего".
- С людьми имею дело, а не с деревяшками, - огрызнулся он.
Владимир Харитонович проглотил этот выпад. И, помолчав, спросил:
- Ты мне все рассказал о ваших отношениях с Мариной Белоус?
- Все! - выпалил Измайлов, злясь, что Авдеев, вероятно, снова будет задавать вопросы, на которые ему уже тошно отвечать.
- Так у вас с ней ничего не было?..
- Я уже тысячу раз говорил!
- От прямого ответа ушел.
- Ну, не было! Ничего не было!
- И в Дубровске ничего не было? - испытующе посмотрел на Измайлова Авдеев.
Захар Петрович вздохнул и отрицательно покачал головой.
- А вот Федор Белоус утверждает, что первая дочь у Марины Антоновны от тебя, - сказал Авдеев.
- Чушь! - воскликнул Измайлов. - Чушь и ложь!
- Я тоже сначала так подумал, - спокойно продолжал Владимир Харитонович. - Но Марина Антоновна подтвердила это... И случился грех перед твоим отъездом в армию. Вспомни.
Последние слова, как пули, пробили отверстия в памяти.
...Их последний вечер с Мариной в том маленьком зеленом городке, где осталась юность... Высокие березы над головой... Осеннее звездное небо, трава, на которой они, подстелив его пиджак, сидели обнявшись, мокрая от росы... И все это сквозь туман какой-то бесшабашной легкости, которую вливает в человека любовь. А может, еще и алкоголь...
- Постой, постой... - Захар Петрович сжал лоб обеими руками. - Что она тебе сказала?
И Авдеев поведал то, что услышал вчера от Марины Антоновны.
- Не может быть! - невольно вырвалось у него, когда Авдеев замолчал. Измайлов встал, прошелся по кабинету. - Понимаешь, девчонки устроили мне проводы. В последний день. Принесли спирт из больницы. До этого я в рот не брал даже вина. А тут... Иду, мол, в армию, пора стать настоящим мужчиной... Ты меня слушаешь? - Захару Петровичу показалось, что Авдеев думает о своем: тот что-то чертил на листке бумаги.
- Конечно, слушаю! Говори.
- Потом мы очутились в роще. Обнимались.
- Признаюсь, Захар, словам Белоус я поверил бы не очень-то, но...
И Владимир Харитонович протянул Измайлову фотографию, которую с трудом выпросил у Марины Антоновны.
Захар Петрович посмотрел на снимок, затем, вопросительно, на собеседника.
- Ее первая дочь... Альбина, - прокомментировал Авдеев.
- Господи! - вырвалось у Измайлова. - Вылитый Володька!
Он так же, как в свое время Авдеев, был поражен сходством. Мысли у него путались. Он опять вскочил со стула.
- Ты веришь, что я не знал? - спросил Измайлов. - Веришь?
- Почему я не должен верить? - пожал плечами Авдеев.
- Почему же она не сообщила мне тогда? Я бы женился на ней, даю честное слово!
- Она написала тебе. До востребования. Но письмо пришло обратно.
Измайлов задумался.
- Да, да, - проговорил он растерянно. - Помню: я попросил ее писать в Ковров. Но пробыл там всего две недели, потом нас отправили в Орел... Хорошо, а почему она не отвечала на мои письма?
- Откуда я могу знать? Она об этом ничего не говорила, - ответил Авдеев.
- Ну а в поезде? Когда мы в прошлом месяце ехали в Рдянск? В конце концов, у себя на квартире? Почему она не сказала мне о дочери? - словно сам с собой рассуждал Захар Петрович. - Ведь не кто-нибудь, а дочь! И внук! Это же... Это же... - Он задохнулся, не находя слов.
Наступило долгое молчание. Нарушил его Авдеев:
- Вот так, Захар.
- Послушай, - глухо откликнулся Измайлов, - как же теперь, а?
Владимир Харитонович опять пожал плечами.
- Это уж что сердце подскажет. Сам знаешь, юридически доказать никто ничего не сможет...
- При чем тут какие-то доказательства! - воскликнул Измайлов. - Жить двадцать пять лет и не знать, что у тебя есть дочь... Может, я ей нужен!.. Дай мне адрес общежития. Я должен найти Альбину!
- А может, лучше, чтобы дочь не знала?
- Вот об этом я и хочу поговорить с Мариной. Прошу.
Авдеев покачал головой, затем написал на бумажке адрес общежития медицинского училища и без слов протянул Измайлову.
* * *
Гранская вернулась из Южноморска в тот день, когда Измайлов выехал в Рдянск. Ей только передали в прокуратуре, что он после выступления в суде тут же отправился в областной центр.
Следователь связалась с Коршуновым и попросила зайти. Он примчался в прокуратуру.
- Какой улов? - нетерпеливо спросил старший лейтенант.
- Небогатый, - призналась Инга Казимировна. - Но поразмышлять есть над чем.
- Жену Марчука допросили?
- Допросили, - протянула Гранская. - Поймала ее на второй день. Весьма кокетливая особа...
- Хороша собой?
- Смотря на чей вкус. Пышненькая и глупенькая. Кажется, имеет романы на стороне. Я говорила с соседкой, пока ее дожидалась во дворе. Болтливая попалась старушка... Когда Марчука нет, его Томочку привозят поздно на такси. А потом до утра играет музыка, хлопают пробки от шампанского...
- А что она говорит о муже?
- Ой, умора! - засмеялась Гранская. - Я говорю: его разыскивает милиция. Она округлила свои накрашенные глазки и заявляет: "Вы ошиблись, Григорий Пантелеевич ответственный работник на фабрике..." Неподражаемо. Это надо было видеть! Честное слово, я думала, такие экземпляры встречаются только в сатирических книгах...
- Двадцать третьего и двадцать четвертого июня Марчук был у себя дома? - не выдержал старший лейтенант.
- Жена утверждает, что был. Приехал якобы в воскресенье двадцать третьего из командировки. Она сделала ему ванну с французским шампунем, подала кофе. Потом они ужинали салями...
- Значит, ошибочка, - задумчиво сказал Юрий Александрович, думая о чем-то своем. - Алиби...
- Алиби? - усмехнулась Инга Казимировна. И серьезно заметила: - Я не очень уверена в правдивости ее показаний.
- Почему? - встрепенулся инспектор.
- Не зря же я вам так долго рассказывала, что это за птица...
- А-а, - виновато улыбнулся Коршунов. - Ну да, в голове ветер, не знает, в какую сторону дуть...
- Вот именно! Она все пыталась выяснить у меня, какой эстрадный ансамбль гастролировал в Южноморске двадцать третьего июня, то есть в воскресенье... По-моему, так она различает дни - на какой концерт ходила, в каком ресторане гуляла... Короче, доверять ей на сто процентов нельзя.
- А на фабрике?
- Тоже непонятная петрушка. Марчука за глаза называют "блуждающий форвард, которого не видно". Но есть показания начальника экспериментального цеха Анегина. Евгения, между прочим... - Гранская посмотрела на Коршунова, тот только едва улыбнулся, потому что, вероятно, внимательно ловил каждое слово следователя. - Он утверждает, что вечером в воскресенье Марчук звонил ему якобы со своей квартиры.
- Это существенно, - заметил старший лейтенант. - Впрочем, можно ведь звонить по междугородной автоматической связи. И не отличишь, что это из другого города.