Вскоре Гранская встретилась с экспертом в Рдянске.

- Вот такие случайные, редкие вещи, как хлопковые семена в нашем краю, иногда единственная зацепка, которая помогает раскрыть преступление... Случаем не читали в юридической литературе о деле Грэма в Австралии?

- Нет, - призналась Инга Казимировна.

- Очень поучительное дело с этой точки зрения... Видите ли, Грэма Торна, восьмилетнего мальчика, похитили с целью выкупа. На ноги была поднята местная полиция. Испугавшись, преступник убил мальчика и скрылся. Когда нашли труп Торна, то на его одежде обнаружили частички двух растений - кипариса Савара и так называемого настоящего кипариса. Второй кипарис встречается в том месте чрезвычайно редко. Но еще реже возможность существования этих двух растений рядом. Уникальная, можно сказать, комбинация. Вы улавливаете мою мысль? - спросил эксперт.

- Конечно, - сказала Гранская. - Задача состояла в том, чтобы найти дом с участком или такое место, где бы рядом росли эти два кипариса.

- Вот именно. Полицейские обошли сотни домов, опросили множество людей и всех почтальонов, прежде чем нашли нужный дом... Вот так растения помогли выйти на преступника... Помогут ли они и нам?..

* * *

Дорога домой под нудным обложным дождем была тоскливой и безнадежной. Захар Петрович шел как на каторгу - его ждала пустынная квартира и одиночество.

Намерений Галины он до конца не знал. Она уволилась из школы, забрала всю свою одежду - летнюю и зимнюю. Было похоже, что уехала насовсем. Но Володина куртка с меховым подкладом и кроличья шапка остались дома. Может, он отправился с матерью только на каникулы? Но куда? Скорее всего в Хановей, к родне Галины.

А что она сказала сыну? Что она сама знает о Марине и Альбине? Каким образом попала к ней фотография, где Марина Антоновна снята со своей первой дочерью?

Ворох мыслей, догадок и предположений вертелся в голове, от них ломило в висках. Отъезд жены в какой-то степени отодвинул на второй план признание Марины о существовании у Захара Петровича дочери. Но и это событие не давало покоя. Ведь с Альбиной тоже надо было что-то решать. А как отыскать адрес?

У самого дома вдруг сверкнула надежда - вдруг он откроет дверь и услышит родные голоса. Захар Петрович был готов на все - слезы, упреки, брань, только бы увидеть сейчас жену и сына.

Он глянул на свои окна - темно. Чудес не бывает.

В почтовом ящике лежало извещение на посылку. Из далекого города на Дальнем Востоке.

"От Гусарова Н. П.", - прочел Захар Петрович. И посмотрел на часы. Он решил сходить на почту - до закрытия оставалось полчаса.

Коля Гусаров по кличке Пузырь проходил лет восемь назад по уголовному делу, где в судебном процессе Измайлов был гособвинителем. Но познакомился с ним Захар Петрович еще на предварительном следствии. Тогда семнадцатилетний Коля находился в тумане воровской романтики. Попался он с дружками на первой же краже. Не хотел ничего и никого выдавать. Немало часов провели с ним Измайлов и следователь в следственной камере, но он так и не "раскололся". На процессе Пузырь тоже молчал, хотя его приятель напропалую топил других. Отказался Гусаров и от последнего слова.

Захару Петровичу было больно смотреть на этого угрюмого паренька, который под конвоем уходил из зала суда отбывать пятилетний срок. Еще одна сломанная судьба, думал тогда Измайлов. Поведение Пузыря не давало оснований надеяться, что наказание послужит ему уроком на всю жизнь. Казалось, парня нельзя было пронять ничем.

Каково же было удивление Захара Петровича, когда года через три пришло письмо от Гусарова. Оказывается, он не забыл ни единого слова из того, что говорил ему прокурор. О ложной романтике "рыцарей ночи", о бесчеловечных, жестоких законах уголовного мира. Николай писал, что молчал на допросах и в суде, потому что считал постыдным выдавать своих товарищей, пусть даже они подонки и трусы. "Это факт их биографии", - как выразился Гусаров. Но он-то сам понял, что таким людям нельзя давать и кончика пальца - отхватят всю руку. Парень опомнился, сомнений в этом не было. Трясина не затянула его.

Домой Гусаров не вернулся. Работал на лесозаготовках в Приморье, потом женился, осел в небольшом городке.

Изредка в почтовом ящике Измайловых оказывалось письмо из далекого края, написанное крупным твердым почерком. Его обычно читали дома все.

Однако посылка от Николая пришла впервые.

Когда Захар Петрович вскрыл дома фанерный ящичек, в душе шевельнулось что-то теплое. Гусаров прислал то, что давно хотелось иметь Измайлову. В последнем письме Захар Петрович обмолвился, что его интересует экзотический материал для деревянных поделок, а больше всего маньчжурский орех.

Николай знал об увлечении прокурора, более того, пристрастился к нему сам и часто спрашивал совета. Захар Петрович щедро и с удовольствием делился с парнем своим опытом, послал ему месяца полтора назад несколько своих деревянных скульптур.

И вот перед Измайловым лежало целое богатство, из которого можно было натворить массу удивительных изящных вещей, которые украсят любой дом, чаши, вазы, подносы, светильники, шкатулки, рамки.

Захар Петрович запустил руку в ящичек, перебирая крепкие, чуть маслянистые на ощупь орехи, по виду схожие с грецкими. Он не удержался, тут же достал ножовку и распилил орех. Срез напоминал кружево, тончайшую резьбу по дереву искусного мастера.

Но радость тут же погасла.

"Для кого, для чего все это теперь, - с тоской подумал Захар Петрович. В квартире стояла могильная тишина. - Хоть бы звереныш какой-нибудь шевелился".

Он вспомнил, как они втроем - Галина, Володька и Захар Петрович возились с Курлыкой, как радовались, когда птица освоилась с протезом и чинно зашагала по паркету - тук-тук, тук-тук.

Галина говорила, что общение с животными успокаивает психику. Одинокие люди, перенесшие инфаркт, непременно должны завести дома кошку или собаку. Это помогает. Если нет ни собаки, ни кошки, шансов скоро "сыграть в ящик" значительно больше.

Есть не хотелось. Он прошелся по комнатам. Почти каждая вещь напоминала о жене. Гардины... С какой любовью она выбирала материал в магазине. Серебряные молнии на фиолетовом фоне. Шкатулка, которую Захар Петрович сделал из карельской березы. В ней Галина оставила сережки, кулон, два кольца - его подарки. Туда же он положил и ее обручальное кольцо, которое было демонстративно оставлено на столе.

Захар Петрович не выдержал, спустился этажом ниже и нажал на кнопку в дверь Межерицких.

Их не было.

"В Матрешках", - подумал Измайлов. И снова поднялся к себе.

Как прошел вечер, он не помнил. Воспоминания накатывались одно на другое. Их знакомство с Галиной под Сыктывкаром... Свадьба в Хановее...

Прогулка с женой и маленьким Володей по лесу, когда они в жаркий июльский полдень собирали в туесок пряные багровые ягоды земляники. Черники в том году почему-то уродилось мало, но им повезло - напали на богатый черничник. Сынишка набивал рот терпкими ягодами, и казалось, что он испачкался чернилами.

А потом сидели на поваленной березе, с аппетитом уплетали нехитрую еду - картошку в мундире, сало, огурцы.

Было очень светло, солнечно. Фенологи называют июль "пиком света", а Захар Петрович считал, что июль еще и "пик ягод и цветов". Яркие голубые незабудки, золотые бубенцы купальниц, белые россыпи ромашек, розово-дымные заросли иван-чая.

"Неужели это прошло навсегда? - думал Измайлов, лежа на диване. Может, то время было также пиком нашего счастья? Что ждет меня впереди?"

Он так и не перебрался в постель, а, укрывшись пледом, забылся зыбким тревожным сном, где снова и снова являлись Галина, Володька, и все смешивалось - село Краснопрудное, Москва, Сыктывкар, Хановей и Зорянск.

Дубровск ему не снился.

Звонок в дверь показался Измайлову тоже сновидением. Он открыл глаза и в сером дождливом полумраке утренних сумерек не мог понять, что происходит.