- Хорошо - не хорошо! - кипятился Слон. - А там эти духи, значит, пускай без нас окна бьют - мы будем ждать, когда у твоего папочки можно будет спросить позволения... Да, если хочешь знать, если съемка получится, мы ж ему первому её отдадим, пускай в журнал свой несет. Это ж будет сенсация! Фото московских призраков! "Призраки в переулках Москвы" - чуешь какой крутой заголовочек?! Да, твой папаша на весь мир прославится! Его фотки во всех самых крутых журналах печатать будут. "Нэншнл джеографик", "Плэй бой"... чего там еще? А нам ничего не надо - ни денег, ни славы - нам бы тайну разгадать. Приключение чтоб... Сечешь?

- Секу. Ладно, уговорил. Попробую фотоаппарат раздобыть - он у папы в комнате, а где - не знаю. Поискать надо.

- Так поищи, не развалишься! Зато кайф какой! Представляешь: ночью... с этой камерой... луна, звуки всякие... и потом: а-а-а!!! Фредди Крюгер из кустов вылезает!

- Ну ладно, кончай! Как договоримся?

- Завтра встреча на Миусах в той аллейке, где мы с тобой прошлый раз пиво пили - этот дом, где дырка в окне, неподалеку совсем...

- Да, знаю я... - протянул Костик.

Слон так и взвился.

- Знаешь?! А чего ж ты молчал? Э, старик, давай-ка, раскалывайся, чего ты знаешь и почему темнил до сих пор, дурика из себя строил...

- Слон, понимаешь, это такое совпадение... отпад! Я просто сам офигел сперва. И сейчас я тебе ещё не могу объяснить, ты не обижайся, старик, потому что это не со мной связано...

- Ага, точно, я угадал: ты втрескался!

- Слышь, кончай, хорош прикалываться!

- Ладно, завтра разберемся. Встретимся, скажем, часиков в пять. Я газетку прихвачу, а ты отроешь камеру - и ко мне.

- Погоди, так мы ж решили и ночью снимать?

- Ну?

- А кто ж меня ночью из дому выпустит?

- Блин, ну ты и рохля! Ты чё, всегда спрашиваешь разрешения?!

- Ладно, разберусь...

- Ну, тогда я пошел.

- Давай!

И друзья на этом расстались. А Сеня осталась лежать без сна с полной мешаниной в голове. Она сердцем чуяла, что мальчишкам недалеко до беды. Все эти дыры в стекле, черные стружки и точки - это проделки демонов, темных духов, никак не иначе! А иметь с ними дело, да ещё в самый глухой час ночи - это ж все равно, что добровольно лезть в преисподнюю! Да у них просто крыша поехала! Но с другой стороны парни не виноваты, что в этих вопросах не разбираются - поговорить-то не с кем, взрослые-то о таких вещах ни гу-гу! Парни ведь не знали всего, что знала она - девочка, чьим другом был домовой! А раз так - ей нужно спасать брата. И этого друга его - Слона! А без Прошиной помощи ей одной с ними не справиться - они просто пошлют её куда подальше... Ох, вот беда, так беда! И бабушке Дине все не становится лучше... Да, пить дать, темные силы на них ополчились. А что делать, чтоб от них отделаться, Сеня не знала. Она вообще не знала, что делать. Ни с духами, ни с людьми! Особенно с этой парочкой: Костиком и Слоном - с этими скудоумниками, как говаривал Проша, - подростками, то есть! Пока ей известно было только одно: она этого всего так не оставит!

Глава 5

БЕДА

На следующий день умерла бабушка Дина. Умерла на заре, так и не приходя в сознание, в палате реанимации районной московской больницы.

Дети ещё спали, когда раздался звонок. Папа позвонил из больницы, где дежурил возле больной днем и ночью, чужим бездыханным голосом проронил коротко: "Мамы нет..." - и их семью разом потопило несчастье. Шквалом обрушилось, закружило и понесло, как кружит, накрывает штормовая волна утлую лодочку...

От детей хотели скрыть страшную весть, но как тут скроешь? Они догадались, конечно. Костя в школу не пошел - поехал к папе в больницу. Сеня маялась дома, не зная как усмирить, унять сердечную боль. Это была первая смерть в её жизни - смерть близкого человека. И она не знала как жить с этой зияющей дыркой в душе, которую не залатать, не зашить никакими увещеваниями, никакими надеждами на добрые перемены: какие уж тут надежды, когда бабушки нет и больше никогда, совсем никогда не будет!

Сеню взяла под свою опеку бабушка Инна - она надавала ей множество поручений по хозяйству: велела сварить бульон, вымыть пол на кухне, прибраться в комнате, стиркой заняться, в общем, успевай-поворачивайся! Дом наполнился тревожными трелями телефонных звонков - начались хлопотные и мучительные приготовления к похоронам.

Конечно, домашние дела отвлекали от страшных мыслей, но мысли эти раскаленным ножом терзали Сенино сердце, и от жгучей боли никуда ей было не деться.

Наконец, не справляясь с собой, девчонка укрылась в комнате, кинулась на кровать, зарылась головой в подушки и завыла протяжно и жалобно, как раненный дикий зверок. Мысль о том, что жизнь не вечна, что настанет день, когда и её, Сени, не будет, вдруг обожгла с такой остротой, что она закричала в голос. Это было так страшно!

В комнату ворвалась мама, кинулась к своей девочке, схватила её в охапку, прижала к груди... И так сидели они, обнявшись, и плакали, пока боль хоть немного не отпустила.

- Ну, маленькая моя, хорошая, что теперь делать, теперь ничего не поделаешь! Отмучилась наша бабушка, царствие ей Небесное! Мне надо в больницу, ты уж держись тут, без меня. Бабушке помоги, хорошо? Скоро дедушка Шура приедет, видишь как - не удалось нашему деду у друга своего погостить! Что-то жизнь не дает нам покоя, но тут можно только смириться... Ну, будь умницей.

И мама, наскоро одевшись, убежала в больницу. Дедушка, гостивший на даче у своего фронтового приятеля, прибыл к вечеру и сразу взял на себя основные хлопоты. И о Сене забыли. А к ночи у неё поднялась высокая температура.

Сеня лежала в жару и звала Прошу. Друга, который принадлежал к миру духов и один из всех знал наверняка, что там, в мире ином, с их бабушкой...

Глухой ночью, когда в дома все наконец притихло, Сеня открыла глаза. Температура спала и она лежала вся мокрая от испарины. А в ногах кровати на одеяле сидел домовой Пров Провыч, сидел как ни в чем не бывало, будто и не было долгих дней разлуки, - Проша, явленный во плоти...

Глаза его ярко горели как две зеленые звездочки, темная мохнатая шерстка встопорщилась и распушилась, маленькие лапки с мягкими кисточками вместо когтей перебирали край одеяла, а личико морщилось, смешно подергивая толстоватым носом.

- Ну что, Колечка, не сладко тебе, да? Да ты лежи, лежи - к утру вся твоя хворь пройдет, как рукой снимет!

- Проша! - только и смогла вымолвить Сеня и заплакала - на этот раз от счастья, едва услыхала ласковое прозвище "Колечка", придуманное домовым специально для нее... - Прошенька, миленький, где ты был? Я так соскучилась! Где ты пропадал? - и хлюп, хлюп носом...

- Где, где? Не спрашивай! Я тут делов натворил, вот что. И теперь мне эти дела расхлебывать надо, а не то не жизнь получается, а сущее безобразие! Явился вот, потому как прознал про вашу беду. Ну, думаю, нет никакие запреты мне не указ, когда Сенюшке моей плохо...

Сеня, услыхав знакомую его воркотню, радостно вздохнула, утерла слезы и приготовилась слушать Прошин рассказ.

А рассказал Проша следующее. С самого переезда с дачи на городскую квартиру для него началась полоса неприятностей. И это ещё слишком мягко сказано - неприятностей, потому что иначе, как бедствием, жизнь такую не назовешь!

Вышло так, что подтвердились худшие Прошины опасения: в доме уже был хозяин - домовой, который преспокойненько проживал в их квартире, ничем особенным жильцам не докучая и не давая о себе знать. Этот домовой по Прошиным словам был сущим бездельником - дрых с утра до ночи, и это занятие было единственным из всех прочих, которому он с радостью предавался.

Ничем этот горе-хозяин себя особо не утруждал, ни домом, ни вверенной ему семьей вовсе не интересовался - словом, по Прошиным понятиям был отъявленным дармоедом и негодяем, каких поискать! И Проша, едва переступив порог, первым делом принялся выяснять отношения с этим бездельником. Беседа ни к чему дельному не привела, согласия они не достигли. Ясно было: вдвоем им не ужиться, да и где это видано, чтоб дом был под началом двоих хозяев, в приличном доме хозяин может быть только один!