Однако, Проша, как существо совестливое, даже не помышлял о том, чтобы выставить прежнего домового на улицу. Он ведь только-только был награжден свыше званием чистого духа! А это обязывало соответствующим образом житье-бытье свое строить и вывертов, да разгильдяйства прежнего уж больше не позволять. Ни каприза, ни самоволия, ни тебе драки какой - ничего этого не моги, если уж ты чистый! Назвался груздем - полезай в кузов! Потому как теперь ты не нечисть никчемная, а существо тонкое и возвышенное. В ином качестве пребывающее. Вот и весь сказ!

Словом, Проша с Тараской, - а прежнего хозяина Тарасом звали, - не достигнув согласия, пребывали в полной растерянности. В самом деле, как быть? Прежний - он законный жилец и все права на квартиру имеет, лет девяносто в этом доме живет, с самого его основания... А Проша - тот семью обитателей здешних призван оберегать, приставлен к ней повелением свыше на самых верхах в иерархии духов такое решение принято! И положен ему испытательный срок: сумеет он в ближние годы званию чистого соответствовать и свой грех искупить, значит так тому и бывать - чистым он на веки вечные и останется. А нет - и суда нет, опять нечистью беззаконной сделается, оказанного доверия не оправдает. Вот ведь какая штуковина получается: решение-то свыше приняли, а про прежнего домового не подумали - как с ним быть?! И выходит, что сами они вдвоем должны из нелепицы этой выход искать.

Ну, искали они недолго: препирались, спорили, да правоту свою доказывали, пока не сдержался Тараска и дух его не взыграл - кинулся он на пришельца незваного с кулаками! В общем, подрались они крепко. Так дрались, что бурю подняли - настоящий ураган с ливнем проливным и грозой!

Эта буря и разметала в памятный день ровную стопку бумаги с маминого стола, когда Сеня кинулась за ними на улицу, вымокла до нитки и заболела. А странный свист и стук форточки, который ей о Проше напомнил, - на самом деле он, Проша, и произвел! Это он Тараску из дому выставил - не удержался, сердечный! Уж больно осерчал на прежнего домового за вздорный его и никчемный характер! И тот метеором пронесся мимо Сени в окно - вон!

- Как он мог семью да такого запустения довести? - ерохтился Проша, вскочив с кровати и в возмущении семеня по комнате. - Как мог в доме вечные ссоры и раздоры терпеть? Людей уму-разуму не научить, а бросить на произвол судьбы и их собственного слабого разумения, что детей малых...

Он до того разошелся, что по старой своей привычке из материального тела своего вышел - развоплотился и метался по комнате, меняясь в размерах. Сеня только успевала глазами хлопать, следя за его мгновенными перемещениями.

- Прошенька, ты сядь, - взмолилась наконец Сеня. - А то у меня в глазах двоится и голова кружится.

Проша мгновенно исполнил просьбу и вернулся в прежнее свое осязаемое состояние. Уселся поближе к ней и положил свою теплую мягкую лапку Сене на лоб.

- Я же говорю - утром будешь здоровенькая! - утешил он свою подругу. Температура спала уже, сейчас мы тебе водицей прохладненькой рученьки и лоб оботрем - сразу, Колечка, легче станет. Ты уж извини меня, дурака, распережевался тут, нашел время!

- Проша, а что теперь с этим Тарасом? - спросила Сеня, чувствуя как раскаленное копие, пронзившее её сердце, больше не жалит огнем - боль отступила. Она лежала расслабленная и тихая, с умилением глядя на своего друга. - Он теперь где живет?

- Где-где? Тут поблизости. В новом доме. Этот дом недавно совсем заселили, и наш брат, домовой, ещё про него не разведал. А этот быстренько сориентировался - углядел, где местечко незанятое имеется. Губа у него не дура: дом-то элитный - хоромы сущие! В квартирах по две ванные с туалетами, шик, блеск... Один кафель импортный чего стоит! Я уж не говорю о ручках бронзовых и всякой ерундовине, которая там повсюду наверчена.

- Значит, получается, что ему от этой перемены только лучше, раз он в таком доме пристроился?

- Да какое там, лучше! - возмутился Проша. - Важно ведь не где ты живешь, а как! А он там такое творит, что аж чертям тошно. Семью эту несчастную не иначе как со свету сжить вознамерился. Они, бедолаги, не понимают, что в доме творится. Он там такую атмосферу мрака и злобы навел, что они, того и гляди, сами друг друга слопают. Сгрызут за милую душу... Злость - она же заразная! А Тараска от обиды и злости просто с винтиков съехал. Совсем помешался - разве ж можно семью, в которой ты поселился, так жутко терроризировать?

- Значит и домовой может стать террористом? - подивилась Сеня. - Что ж делать теперь, никак нельзя на него управу найти?

- Почему нельзя, можно... Только мне теперь не до него - мне надо вашу семью выправлять. Некогда прохлаждаться раз уж с боем тут водворился! Только, если честно, - буркнул он, отводя взгляд, - если честно, Сеньчик, прежде всего надо бы мне, конечно, зло содеянное исправить и этим прогнатым заняться. Потому что, получаюсь я кругом теперь виноватый и нет мне прощенья! Жалко мне домового прогнатого этого. Погорячился я, не хотел, чтоб так вышло... И этих жалко - семью-то несчастную. Получили подарочек, нечего сказать!

Домовой всхлипнул и отвернулся к окну, заслонясь от лунного света лапой. Он, похоже, и сам пребывал в смятении. И Сене, посвященной им в некоторые тонкости жизни души, в неминуемую взаимосвязь многих причин и следствий, не надо было долго ломать голову, чтобы понять, что же произошло...

- Прош, ты считаешь себя виноватым? - робко спросила она. - Думаешь, что из-за этого - ну, что ты Тараса прогнал, - много бед приключится?

- И уже приключилось, и ещё приключится, а как же? За все надо платить! Зло очень просто содеять, Колечка. Очень легко. Это на добро много сил требуется - на каждое душевное усилие по совершенью добра. Чтобы радость кругом цвела и души пребывали в покое, чтоб росли они, а не чахли... да ты сама знаешь. А зло позволишь себе - и как снежный ком оно вслед за тобой покатится, вовлекая в этот темный круг всех, кто рядом с тобой.

- И ты... ты намекаешь, что бабушка... - Сеня недоговорила, боясь до конца додумать эту страшную мысль.

- Нет, милая, этого ты не бойся! Тут я не виноват! Жизнь и смерть человеческая - в руках Божьих, и кроме Отца Небесного никто над вами не властен. Ни темные, ни светлые силы... И в событиях этих не ищи со смертью бабушки твоей никакой связи. Даже мысли не допускай!

- Ох, слава Богу! А то я уж... - Сеня всхлипнула и уткнулась в подушку.

Проша ей не мешал - ждал, пока всласть наплачется. Он только тенью витал над нею, вновь приняв образ духа бесплотного. А когда она чуть успокоилась, опять уселся подле нее, пушистый и теплый, - совсем домашний. Как тому и положено быть!

- Давай-ка спать, утро вечера мудренее, - проскрипел Проша, гладя девочку по головке.

- Прош, а ты не исчезнешь опять? - с испугом спросила Сеня.

- Нет, обещаю. Хотя... - Проша вздохнул тяжело. - Хотя жить мне в доме твоем до поры не можно никак - с души воротит!

- Прош, ну зачем ты так? Почему?

- Ну, сама подумай, после всего, что мы с Тараской тут учинили, лежит у меня душа к дому этому? Никак не лежит! Нет, не жилец я ваш больше. По крайности до тех пор, покуда зло содеянное не исправлю и порядок в жизни своей и Тараски прогнатого снова не наведу. Меня ведь из чистых разжаловали, Колечка! Недолго в чистых пришлось пребывать!

- Так ты теперь снова нечистик? - улыбнувшись, сквозь слезы шепнула Сеня.

- Нет привыкать стать! - утешил её домовой. - Я тут приглядел временное жилище одно... в пустом доме. Вроде, на снос его предполагают. Там, среди мусора и обретаюсь. Но ты не боись - я буду тебя навещать, держать в курсе событий. Только ты без моего напутствия - ни шагу! Очень нехороший узел вкруг твоей семьи опять завязался. Опять, выходит, я людям вместо радости вред несу. Ну, да мы это исправим, ты не тушуйся. Лады?

И, не успела Сеня ответить, как сдунуло её друга - лишь занавеска качнулась возле раскрытой форточки. Только она его и видела!