Атака, похоже, длилась целую вечность. Внезапно тварь потеряла к ним интерес и отстала позади. Толчки прекратились. Рев стал стихать, оставив оглушительный звон в ушах и покалывающую вибрацию в груди. Тварь жалобно кричала вдали, словно сожалея, что «Брэдли» уезжает, и умоляя его вернуться. Уэнди хватала ртом воздух, сердце билось в груди как колокол. Она видела испуганные, бледные лица, плачущие в темноте и с трудом узнавала их. Она зажала ладонью рот, неуверенная, что еще не перестала кричать.

«Брэдли» смял брошенный военными блокпост. Наконец они вырвались из Питтсбурга на свободу. Позади, словно ранний рассвет, пылал город.

Застава Сойер имела все прелести типичной сильно укрепленной деревни. Но горы здесь были потрясающие. Настоящая крыша мира.

Афганистан, страна афганцев.

Когда «Брэдли» забрался на гребень и покатил по откосу, Сержант, сидевший в телескопическом кресле, откинув люк, впервые увидел заставу. Она была всего лишь еще одним островком в гигантском архипелаге мелких артиллерийских баз, разбросанных по горам.

Солдаты называли ее Мортаритавиль.

Застава Сойер располагалась на длинном склоне долины. Небольшой комплекс бункеров из мешков с песком, бараков и палаток, окруженный крепкими бревенчатыми стенами и рядами колючей проволоки под напряжением. С хребта она казалась маленькой и незащищенной.

Сержант присвистнул. База размещалась в плохом месте. Над ней возвышался ряд хребтов. Оттуда афганцы могли накрыть минометами весь комплекс, и незаметно уйти в горы. Ближайшая вертолетная поддержка была в двадцати пяти минутах лета отсюда. Неудивительно, что здешних парней считали фаталистами. Они жили в этой глуши в почти полной изоляции, и враг мог напасть на них отовсюду в любое время.

«Брэдли» стал догонять «грузовик с бубенцами», машину на высокой оси, раскрашенную в пестрые цвета и звенящую сотней блестящих побрякушек. С заднего бампера на него смотрели жутко намалеванные женские глаза, загадочные как у кошки. В открытом кузове сидело несколько человек в мешковатых брюках и свободных туниках, типичных для афганских мужчин.

Улыбаясь из облака пыли, поднятого грузовиком, Сержант помахал им рукой. Мужчины переглянулись, потом один из них кивнул, видимо давая другому разрешение, и тот робко помахал в ответ.

— Вот и приехали, — подумал Сержант. — Мы делаем успехи. Салам, приятель.

С дороги бросились врассыпную зайцы, скрывшись за камнями.

Это были старейшины и их слуги из одной деревни в долине, ехавшие принять участие в собрании на базе. Несколько лет пуштуны в этом диком районе провинции Нуристан, недалеко от Пакистанской границы, поддерживали американцев. Земля здесь была очень лесистая, в основном это были хвойные деревья, в то время как большинство афганцев жили сельским хозяйством и скотоводством. Здешние жители занимались лесозаготовками, еще со времен Чингиз Хана. Они продавали лес Джалабаду, Ментариаму, Пакистану. Тот «грузовик с бубенцами», за которым ехал Сержант, большую часть времени, похоже, возил дрова. Талибы же были деспотичным народом и не вели бизнес, поэтому люди обрадовались, когда американцы выкинули их из страны. Однако вскоре Кабул стал принимать законы, ограничивающие торговлю с Пакистаном. Местные ворчали, но давали американцам поблажку, когда те строили дороги, школы и регулярно посылали им подарки — школьные принадлежности, молоко и молитвенные коврики.

Талибы сохраняли в этом районе активность. Этот регион являлся коридором для мятежников, сновавших между Афганистаном и Пакистаном. Местные неминуемо попадали под перекрестный огонь. ВВС сбросили на деревню управляемую бомбу, но промахнулись, и вместо талибского командира среднего звена, тогда погибло тринадцать гражданских, включая несколько детей. В результате местные переключили свою поддержку на мятежников, а в иностранных солдатах теперь видели неверных оккупантов. Последние шесть месяцев в долине шли яростные сражения, что стоило отряду тридцати процентов всего личного состава. Участок Афганской национальной полиции в ближайшей деревне к востоку от них подвергался нападению столько раз, что полиция была полностью деморализована. Без поддержки местных жителей американцы не имели за пределами своего комплекса никакой влияния.

Поэтому целью собрания было прекратить вооруженное противостояние.

Для демонстрации силы на базу были отправлены два «Брэдли» с тяжело вооруженной пехотой. Сержант был рад оказаться в головной машине. Большую часть пути он мог наслаждаться прекрасным видом, не задымленным другой машиной.

Он искренне любил Афганистан и даже научился любить здешних жителей. Афганцы жили бок о бок со смертью. Это одно из мест на земле, где кочевники, живущие на подножном корму, были обычным делом. Очень старое место. Через него прошли бесчисленные армии — греков, римлян, индийцев, монголов, британцев, русских. Афганцы победили британцев и русских и ничего не достигли, столетние войны довели страну до обнищания. И многие люди здесь жили так, как жили уже тысячи лет, в невежестве и бедности.

Сержант вырос в Лос-Анджелесе, и постоянно чего-то искал. В юности он был членом уличной банды, сначала приторговывал наркотой, потом стал вышибалой. За три дня до своего семнадцатилетия он убил одного парня, но его так и не поймали. Через месяц его бросила девушка, и он в пьяной ярости успел расколотить лобовые стекла у всех машин в двух кварталах, пока не появилась полиция. Он попытался ударить одного из копов, и его превратили в кусок мяса. На суде ему предоставили выбор, тюрьма или армия.

Через два года его направили служить в Афганистан. И вот он сидит в «Брэдли» и смотрит на танки «М1 Абрамс», едущие за полями мака, окруженными дикими горами Хинду Куша и бескрайним синим небом.

А то, чего он искал, он так и не нашел.

Колонна проследовала за «грузовиком с бубенцами» на базу в плотном облаке пыли. Из грузовика высыпали люди. Один седой тип, с белыми от катаракты глазами и длинной белой бородой, сердито оглядывался вокруг. Из большой палатки, установленной для собрания, появился полковник с сотрудниками штаба. Все пожали друг другу руки. Старик с бородой отошел в сторону, отказавшись здороваться. Заметив Сержанта, он сплюнул и сказал что-то по пуштунски, закончив словами «Йабба дабба ду!»

Сержанту было знакомо это выражение, но слышать его никогда не доводилось. Это афганский сленг, который можно было примерно перевести, как «падающие ящики, ломающие дома». Во время своего вторжения в 2001, американцы сбрасывали на деревни ящики с едой. Некоторые падали на хижины и разрушали их. Воистину, благими намерениями вымощена дорога в ад.

Один из афганцев, который помахал ему в ответ из грузовика, рассмеялся и сказал, — Не принимайте на свой счет. Он думает, что вы русские. Он думает, что вы все русские.

— У него хорошая память, — сказал Сержант. — Может он еще думает, что я британец.

— Ха, может быть. Здесь гибли и русские и британцы. Надеюсь, у вас все будет хорошо.

— Иншалла, — сказал Сержант. Если на то будет воля божья.

Афганец искренне рассмеялся. — Даже на вершину самой высокой горы есть тропа, воскликнул он, цитируя афганскую пословицу. Теперь настала очередь Сержанта рассмеяться.

Подъехали еще несколько грузовиков с делегатами из деревни. Отряд Сержанта вылез из «Брэдли» в полной боевой готовности, чтобы продемонстрировать афганцам свою огневую мощь. Место мгновенно заполнилось местными жителями и тяжело вооруженными солдатами, которые обменивались приветствиями и переговаривались между собой. Полковник пригласил всех в большую палатку на чай, и в комплексе снова стало тихо.

Один доллар можно было поменять на пятьдесят афгани, местных денег. Сержант повидал большую часть Афганистана, и особенно ему нравилось бывать на крупных базах в базарные дни, когда можно было купить местную еду, утварь, и прочее. Он любил местную еду, особенно рис пилау, и ел его так, как его ели афганцы, которые черпали его лепешками наани отправляли в рот. Но на мелких базах купить было нечего, и заняться нечем, кроме как уклоняться от пуль.