Сделали ему гадость, а теперь, значит…

Но упертый Рыбий Скелет не мог просто взять и оставить все вот так. Он подъехал к автобусу и принялся пинать дверцу водителя, не переставая орать:

«Выходи! Выходи! Выходи, сукин ты сын!»

Неожиданно автобус вильнул вправо и притормозил.

Главное — мать помянуть: это всегда срабатывает, — Рыбий Скелет приободрился.

Автобус стоял у обочины. Рыбий Скелет тоже затормозил, метрах в двадцати за автобусом. Снял шлем и слез с мотоцикла. Прищурился, пытаясь придать своему лицу суровое, каменное выражение. Вроде как у инспектора Кэллагана.

Рыбий Скелет получил свое прозвище из-за фигуры — он был худой и угловатый. Как килькин скелет. Узкий таз и выпирающие ребра. Не ноги, а ходули. 46-й размер. Рост под два метра. Голова маленькая, вместо носа — какой-то невообразимый клюв тукана.

Автобус по-прежнему стоял на обочине. Флаги больше не развевались — просто болтались, а болельщики внезапно притихли. Только черный дым валил из выхлопной трубы.

Из автобуса никто не выходил.

Рыбий Скелет снял перчатки.

Совсем рядом проносились машины.

Морду бьют без перчаток.

Он решил еще раз намекнуть говнюку, что пора выходить.

«Твоя мать, чтоб тебя родить, перетрахалась со всей долбаной командой Нолы. Выходи! Выходи! Выходи, слышишь!»

Наглости у него было хоть отбавляй.

Дверца медленно приоткрылась. А дальше все было как в американском кино. Разве что автобус стоял не на старой, залитой солнцем заправке посреди аризонской пустыни, а в квартале Флеминг с его охраняемыми домами, освещенными желтыми фонарями и бенгальскими огнями.

«Выходи! Выходи… Вы…»

Слова замерли на губах Рыбьего Скелета, сердце ушло в пятки.

Парень, вышедший из автобуса, сильно смахивал на шкаф. Он был огромный. Просто чудовищный. Он закрыл собой дорогу, виадук Олимпика и вообще все.

«Это что еще за Халк?»

Рыбий Скелет пару секунд стоял, потрясенный этим морем мышц, этим триумфом мужских гормонов, этими руками размером с блюдо для пиццы, этими тупыми свиными глазами, с ненавистью уставившимися на него, но потом до него дошло, что можно сделать этими ручищами из его хрупкого тельца, и он захныкал и завопил, заорал:

«Уходи! Уходи! Уходи!»

Одним прыжком он оказался опять на мотоцикле, нажал ногой на переключатель передач и рванул на одном колесе.

Филомена Бельпедио решила, что жизнь не удалась.

Есть ли у нее семья, на которую можно положиться? Нет.

На самом деле я ведь одна как перст. Муж мой — в другом городе. И жена у него теперь другая. На десять лет моложе меня. Сын уехал. Живет в Лос-Анджелесе. Должен был стать режиссером. Работает в итальянской пиццерии.

Есть ли у нее работа, дающая средства к существованию? Нет.

Моя последняя работа — продажа полисов страхования жизни — теперь далекое воспоминание. А поскольку у меня нет никаких особенных способностей, я точно знаю, что другую работу я никогда не найду. И потом, у меня нет больше сил таскаться и выпрашивать для себя хоть какую-нибудь работу.

Красива ли она? Нет.

Я старая и страшная. Волосы — как пакля. Губы — их и нет почти. Кожа — желтая и жирная. Если бы я хоть была недурна собой, тогда еще не все было бы потеряно. Я могла бы этим зарабатывать на жизнь. Тут не до ложной стыдливости.

И что же в итоге остается? Ничего. Совсем ничего.

Нет, нет, неправда. У тебя есть эта квартира.

Все, что у нее осталось, — это квартира. Квартира, за которую больше нечем было платить. Квартира в роскошном жилом комплексе «Острова». Самом тихом и спокойном жилом комплексе в районе Кассиа.

Она огляделась.

Рядом — освещенные окна корпуса «Капри». Здесь все счастливы. Семьи, те, у кого есть будущее. Все спокойны. Все в своих квартирах ужинают, празднуют, готовятся открывать шампанское, чтобы выпить за Новый год. За новые успехи.

На одном балконе она увидела старика и мальчика, которые наблюдали в бинокль за огнями салюта.

От этой семейной идиллии ей стало тошно.

А ты, голубушка, что празднуешь сегодня? Чего ты ждешь от Нового года?

Ну… Разве что… Возможно… Нет! Невозможно. Нечего праздновать. Нечего ждать. Твою порцию дерьма от жизни ты уже получила. Тебе хотелось еще? И еще получила. А теперь — все. Хватит.

Ей даже не было грустно. Она просто посмотрела на вещи реалистично.

Вот так.

Как анатом.

В полночь закончится год. А потом начнется новый, еще хуже предыдущего, и Филомена смотрела вперед без надежды, но и без печали.

Он устало поднялась с дивана и отправилась на кухню, шаркая тапками. Открыла шкафчик над раковиной и достала пластиковую аптечку. Прихватила стакан и бутылку кока-колы из холодильника и вернулась в гостиную. Поставила все это на маленький столик рядом с диваном. Взяла хрустальную вазу, в которой давно лежали медовые конфеты, и вытряхнула ее содержимое в ведро. Села. Взяла пульт, включила телевизор.

Там Мара Веньер, Друпи, Альба Париетти и Фабрицио Фрицци представляли «Новогоднюю ночь».

«Ну, Друпи, а ты чего ждешь от Нового года?» — спрашивает Мара.

«Ну… Может, люди станут спокойнее, у них будет меньше проблем. Все будут жить не торопясь, перестануть вертеться как волчки. Знаешь, Мара, а ведь у меня один братец умер от стресса…» — отвечает Друпи.

Филомена между тем доставала из аптечки упаковки лекарств.

Роинпол. Альцион. Тавор. Нирванил. Валиум.

Она открывала упаковки, вынимала таблетки и высыпала их в вазу.

Будто чистила горох.

Наконец ваза наполнилась до половины. Потом сделала погромче звук, налила себе немного кока-колы, положила ноги на столик, разместила между ног вазу и принялась есть таблетки, словно это был поп-корн.

Адвокат Ринальди, расположившись на кожаном диване в своем кабинете, мастурбировал перед включенным телевизором.

Президент только что начал свою поздравительную речь.

Так, мастурбируя, Ринальди обычно разогревался перед встречей с Сукией.

От этой девицы он буквально с ума сходил, а последний раз, когда они встретились, он кончил сразу. Минутное дело…

Значит, лучше разрядиться!

У них еще целая ночь впереди, и ему не хотелось сразу истратить весь свой заряд. Он хорошо устроился на этот Новый год. Не один месяц планировал эту ночь страсти. И вот она наступила.

Для нее он купил устриц и шампанское. Отключил телефон и факс. Опустил шторы. Погасил свет.

В этих чертовых «Островах» у жителей любимое занятие — подглядывать в чужие окна. Вуайеристы проклятые.

И именно в тот момент, когда он был в кресле, склонив голову, со спущенными штанами, открытым ртом, членом в руке и новогодней речью президента в ушах, в кармане пиджака зазвонил мобильный телефон.

«Ааа! Это кто еще?» — выдохнул он, прерывая мастурбацию.

Не буду отвечать!

А если это Сукия, которая не может найти дом?

Ответил.

«Алло?»

«Алло, Аттилио!»

Уууу! Жена…

Результат его трудов сдулся в один момент.

«Алло, любовь моя, как ты?»

«Ну, в общем… А вы?»

«Все чудесно. Паоло сегодня не поехал кататься на лыжах, остался дома. Говорит, что не хочет кататься без папы. Андреа обязательно хочет новые лыжные ботинки. На меху».

«Снег-то есть?»

«Много! Нет только тебя… Тут и моя мама».

И эта старая курица. Как она меня достала!

«А! Прекрасно… Мне вас тоже очень не хватает. Жду не дождусь, когда вы вернетесь…»

«Как погода в Кальяри?»

«Нуу… так. Облачно», — буркнул адвокат.

«А конгресс как прошел?»

«Скука смертная… Передай привет маме, Паоло и Андреа, поздравь их с Новым годом… А мне, к сожалению, пора».

«Ладно, любовь моя. Поздравляю тебя тоже. Я очень скучаю по тебе… Я люблю тебя…»