– Могла бы и догадаться, что это за нами охотятся, – с горечью в голосе сказал Роб. – Ты видела, кто это состряпал?
Леони прочитала подпись, и ее сердце сжалось.
– О Боже, этот говнюк Снеллер. Но он не мог от меня получить такую информацию. Я была с ним ровно пять минут.
– Я же говорил, что тебе не стоит соглашаться на это интервью. Пресса – это всегда плохие новости. Тебя попросту надули, да еще с твоего же разрешения, разве не так? – Серые глаза Роба полыхали гневом. Леони на мгновение задумалась, из-за кого же он так переживает. Была ли это тревога за нее или все-таки в первую очередь – за свою карьеру, которой вовсе ни к чему была такая плохая реклама. Усилием воли она подавила в себе сомнения. В конце концов, она тоже была далеко не в восторге от такого внимания прессы, но за долгие годы научилась достойно выходить из подобных ситуаций. Все это было обратной стороной славы, своего рода наказанием за успех. Роб же был еще новичком в этом. Придется и ему привыкать, а пока она должна проявить терпение и выдержку.
Леони ласково взяла из его рук газету и отложила ее в сторону. Обняв его, она легким поцелуем коснулась его губ.
– Не обращай внимания, – прошептала она, чувствуя, как расслабляется Роб, как откликается его тело на ее призыв. – Просто им больше не о чем писать, вот и все. Всем известно, что они печатают один мусор. Не поддавайся им.
– Гм, возможно, ты и права, – глухо пробормотал он, склонив голову к ее грудям и нежно лаская языком соски.
Леони блаженно вздохнула, погружаясь в знакомую и трепетную любовную игру. По крайней мере, в эти мгновения ее страхи и сомнения уходили прочь.
День только начинался, когда Роб выехал на своем "мерседесе" с боковой улочки, где обычно парковал автомобиль, и устремился на киностудию. Эти ранние утренние съемки были убийственны. Какого черта нельзя придерживаться обычного европейского распорядка, когда начинаешь в два и работаешь до позднего вечера? Он знал, что время – деньги и компания пытается втиснуть два съемочных дня в один, чтобы выдержать срок сдачи фильма, но, когда ты занят практически во всех сценах, такой режим оказывается очень напряженным. И особенно если, как сегодня утром, голова раскалывается от страшного похмелья.
Вот уже три дня, как снимали на натуре. Шли эпизоды со скачками. Роб был неплохим наездником, но три дня в седле изрядно потрепали ему ягодичные мышцы, а ребра ныли от бесконечных разворотов в седле во время вчерашней схватки на мечах. Больше того, ему нужно было свешиваться с ветки дерева, якобы сбивая с коня главного злодея. Хотя сам прыжок выполнял каскадер, Робу все равно пришлось мучительно долго раскачиваться на дереве, пока его снимали крупным планом, а потом Бог знает сколько времени проваляться в рукопашной, жарясь на жесткой горячей земле в обнимку с Карло Филлиппи, исполнявшим роль главного злодея. Что ж, мрачно пошутил он, по крайней мере, одно можно было сказать с уверенностью: к концу съемок проблемы лишнего веса уже не возникнет.
Было бы гораздо приятнее, если бы после такой мясорубки дома его встретила Леони, окружив заботой и вниманием. Но последние три вечера она не вылезала со студии, пытаясь утрясти финансовые проблемы с директором, Коллином Скоттом. Предстояли съемки сцены большого бала, которая грозила выбить их из бюджетных рамок, и Леони вот уже несколько дней была всецело поглощена составлением несметного числа объяснительных записок и проводила время в бесконечных телефонных переговорах с их американскими спонсорами. Прекрасно понимая, что все это – часть ее работы, Роб все равно испытывал легкое раздражение. Мог же кто-нибудь другой взять на себя хотя бы толику ее забот? А пока ему приходилось возвращаться в темную, холодную квартиру, где не было Лео, которая подала бы ему глоток виски, приготовила успокаивающую пенную ванну, а потом со вниманием и участием выслушала бы его откровения о событиях прошедшего дня.
Первые два вечера он, приходя домой, терпеливо ждал ее возвращения, но вчера, после особенно тяжелого дня, идти в пустую квартиру совсем не хотелось. Он знал, что рискует вызвать гнев Леони, но все-таки посчитал, что вполне заслуживает разрядки. Заскочив домой только лишь за тем, чтобы оставить сценарий, он направился в бар, где обычно проводили время его дублер Джованни и почти вся съемочная группа. Роб был намерен ограничиться лишь несколькими кружками пива и, может, еще спагетти, а потом вернуться домой и пораньше лечь спать. Но, расслабившись от алкоголя, веселой молодой компании Джованни, их искреннего восхищения его игрой, он начисто забыл о времени, и вечер все растягивался.
Вспомнив о последствиях, Роб застонал. В конце концов к двум часам ночи он возвратился домой; Леони уже была в постели, но не спала, и, судя по всему, настроение у нее было не слишком радужное. От ее холодного приема до сих пор знобило. Она обрушилась на него, как на безответственного подростка, в то время как весь вечер его превозносили, словно настоящую звезду. И даже три часа спустя, когда он нехотя вылез из постели, вновь собираясь на съемку, в ее поведении все еще сквозила надменность, которую он так ненавидел. Что ж, положим, он допустил ошибку, но ведь он чертовски много и напряженно работал и имел право хоть немного поразвлечься. В конце концов, очередную сцену схватки на мечах он как-нибудь одолеет – фехтовальщик он был неплохой, важно было лишь сосредоточиться. Ну ничего, пара таблеток аспирина и короткий сон после грима – и он снова будет в форме. А еще лучше – попросить у Джованни тех порошков, о которых тот вчера говорил. Утреннее небо окрашивалось в розовые тона – из-за холма медленно вставало солнце. День обещал удачу. Да, все будет в порядке.
Роль главного отрицательного героя в "Мечах на закате" исполнял известный итальянский актер Карло Филлиппи, которому уже давно перевалило за сорок. Во вчерашних съемках ему так же, как и Робу, пришлось изрядно выложиться, но сегодня он был в ударе. Карло был отличным фехтовальщиком. Проворный, точный в бросках, он доставлял истинное удовольствие своей игрой, но только не Робу, который очень скоро понял, что ему предстоит попотеть, чтобы не отстать от Карло. В то утро они попытались с первого же раза записать на пленку сцену схватки, но безуспешно – пришлось отснять целую серию дублей. В конце концов отчаявшийся режиссер решил оставить эту затею и снимать сцену по частям.
Карло был невозмутим. Он привык работать с актерами, которые не так хорошо владели техникой фехтования, и надеялся, что контрольные кадры отснимет с дублером Роба. Тогда уж сцена получится что надо. Когда же такое решение приняли, Роб в глубине души страшно оскорбился. Он старался казаться спокойным, молча наблюдая за репетицией, в то время как гример кружил вокруг него, стирая замшевой тряпочкой, смоченной в одеколоне, макияж, чтобы затем нанести свежий. Потом настала очередь парикмахера, который уже в двадцатый раз за утро подправил ему прическу. В оставшееся до ленча время приступили к репетиции следующей части сцены, в которой уже предусматривался средний план. Для Роба это было намного проще. Технику ударов и защиты он уже однажды освоил, снимаясь в "Ромео и Джульетте". Теперь он чувствовал себя как рыба в воде и на последней репетиции даже остался доволен собой.
В перерыве на ленч Роб вернулся в свой фургончик, вновь ощущая уверенность в себе. Хотя обычно он ел вместе со всеми, сегодня он решил изменить привычке и уединиться, дабы никто не мешал ему сосредоточиться перед финальной репетицией. Он заказал себе сандвич с цыпленком, принял еще пару пилюль, что взял у Джованни, и запил все это кока-колой. К двум часам Роб был готов к съемке и чувствовал себя, как никогда, уверенно. Он вышел из прохлады фургона в знойную духоту солнечного дня, полный решимости блеснуть своим мастерством.
Когда вся команда была в сборе, помощник режиссера взревел:
– Внимание всем, последняя репетиция!
– Repetizione finale, – эхом отозвался его итальянский коллега. Оба ведущих актера заняли свои места, оператор еще раз проверил фокус камеры, осветитель, взглянув на безоблачное небо, одобрительно кивнул – никаких спецэффектов не требовалось, – и два дуэлянта устремились в схватку, атакуя и отбиваясь. Роб явно обрел утраченную было форму, и Карло улыбался, довольный достойным противником. Коллин Скотт пробурчал: