— Почему вы скрыли существование эксперимента? — проскрипела унопеланка. Даже по меркам моложавых ящеров она была стара, и морщины разрыхлили её когда-то гладкое лицо. — По всем признакам, генетика — перспективное направление ясмафской науки.

— Коллеги отказались бы участвовать, да и сверху вряд ли было бы получено разрешение. История Ясмафа насчитывает несколько схожих экспериментов в прошлом. В одном случае кровь ящеров с катализовали плазменными приказами и вливали в детей, чей возраст не насчитывал и круга. В других случаях прибегали к имплантации унопеланам и ящерам отдельных фрагментов: конечностей, хвостов. Третьи испытатели пересаживали нервные клетки. Несмотря на то, что некоторые результаты оказывались вполне жизнеспособными, ни один из них не дал ответ на вопрос, как же могло выглядеть промежуточное звено между нами и ящерами, а также откуда у нас появились способности, не присущие неразумным существам. Я зашёл дальше, составив смешанный геном.

— Позвольте вас прервать, — медиатор откашлялся. — Но анализ крови показал, что результаты вашего эксперимента не совсем чисты. Присутствует запрещённое к ввозу на территорию Ясмафской Конфедерации вещество — Субстанция. Как вы это объясните?

— Иногда среди задерживаемой пограничниками контрабанды попадается в том числе и Субстанция. Все экземпляры изымаются в пользу Совета, а уж Совет вправе решать, давать той или иной рабочей группе доступ к ним. У нас в распоряжении Субстанция была, кого угодно спросите об этом. К тому же, я не мог оставить Ойзина без способностей. В нашем мире это равносильно инвалидности.

— Что ж, ситуация прояснилась. Сколько времени вы планировали продолжать эксперимент?

—Я не знал. Не был уверен в том, что у меня вообще получится.

— Но в случае успеха вы пытались скрывать результат как можно дольше?

— Да. Я уже пожалел об этом. Мальчик очень страдал.

— Мальчик? Вы говорите о нём как об унопелане!

— А он и есть унопелан. Только особенный.

— Хорошо. Граждане целители, пригласите, пожалуйста, Ойзина Эцилоки.

Один из приставов поднял руку к лицу, шепнул что-то в передатчик. Автоматические двери раздвинулись, и судьи ахнули. В зал вошло нечто.

На первый взгляд, это был самый обычный ящер. Бежевая шкура. Трехпалые передние и задние лапы. Тонкий, как хлыст, и длинный хвост. Узкая вытянутая морда с пильчатыми зубами. Только стоял он необычно прямо для ящера, оперён не весь — лишь на коленях и сгибах локтей да смотрел осмысленно, слегка испуганно чистыми голубыми глазами.

Ойзин вжал голову в плечи, когда приставы приблизились к нему. Пара улыбок и вежливое обращение успокоили его. Малыш уселся рядом с отцом.

— Простите, а что это за чудо техники на его шее? — раздался голос одного из судей.

— Гражданин Клайд Эрмеури, закон писан для всех, если желаете нарушить тишину, то поднимайте руку, — заворчал Дасутэф. — Гражданин Эцилоки, отвечайте.

— Динамик, — Ажедаф погладил пластиковое кольцо с решёткой на уровне ключицы. — Ойзин от рождения нем. К сожалению, гортань не позволяет ему говорить, но гудеть и рычать, как обычные ящеры, он способен. Потому пришлось заказать вещь у мастера, чьё имя я оставлю неизвестным, он не знал, какому существу вещь предназначена. На висках я закрепил датчики, фиксирующие мозговую активность и трансформирующие осознанные, чёткие волны в осмысленную речь.

—Позвольте нарушить тишину, гражданин медиатор! Спрашивает Рокуда Бонни. А почему у него на голове светящиеся на кончиках рога? У обычных клыпалачей — насколько понимаю, для гибридизации вы выбрали этот вид ящеров — они отсутствуют, — сидевшая с краю судья-унопеланка привстала, чтобы получше рассмотреть Ойзина.

— Полагаю, это побочный эффект Субстанции. В плохо освещённых помещениях рога флуоресцируют, а при использовании способностей становятся концентраторами вещества, помогая Ойзину сосредоточиться.

— Любопытно, — усмехнулся медиатор. — Что ж, настало время поговорить с малышом. Скажи, пожалуйста, как тебя зовут?

Ойзин повернул голову в сторону медиатора. Динамик на шее ожил:

— Ойзин Эцилоки.

Судьи замерли. Потом все почти одновременно что-то записали в проводники.

— Сколько тебе кругов?

— Скоро будет ровно восемь.

— Кто ты такой?

— Ясмафец. Унопелан, как и вы, дяденька.

Медиатор покачал головой.

— Вот чудеса. Гражданин Эцилоки, снимите с него, пожалуйста, ваше устройство. Нам нужно удостовериться, что вы не влияете никоим образом на сознание этого существа...

— Сами вы существа, — буркнул малыш. — А я Ойзин.

— Ишь ты, пострел, — зрачки медиатора сузились. — Прошу приставов включить счётчик колебаний. Несмотря на то, что Ажедаф Эцилоки официально зарегистрирован как преобразователь плазмы, а не повелеватель, мы печально знакомы с тем, как используемые приказы и наводки могут не совпадать с профилем, избранном в училище. Тем более что вы не последний по способностям во всём Ясмафе.

— Не возражаю, — Ажедаф погладил Ойзина по шее. — Прости, малыш, тебе придётся немного помолчать.

Ойзин скрёб когтями по столешнице, пока отец приказами отключал прибор. Без шершавого пластика на шее было непривычно.

— Итак, Ойзин. Расскажи, пожалуйста, чем занимается отец?

Малыш развёл руки в стороны.

— Граждане, вы бы хоть бумагу с карандашом принесли. Каюсь, не обучил мальца языку глухонемых, — Ажедаф смотрел в пол.

— Да, принесите ящеру то, что просят. Никогда не думал, что при мне будут писать «как ящерица лапой», — хихикнула Бонни.

Остальные восемь судей покосились на унопеланку, но поджатые губы выдавали в них согласие с ней.

Все терпеливо ждали, пока Ойзин старательно выводил на бумаге закорючки. Писать он только-только научился.

— Так, посмотрим... — Дасутэф поднёс бумагу ближе к носу. — «Сначала папа просыпается. Потом готовит завтрак. Иногда бывают яйца и лапша с мясом и орешками. Вкусно! А саговая каша похожа на клейстер, к зубам липнет. Потом папа наказывает быть хорошим, прикладывает левую руку к дверям, двери раздвигаются, и он уходит на работу. Его нету долго-долго! На часах так много циферок меняется. Я посчитать не успеваю. Потом папа приходит с работы. Мы снова едим. Потом садится в уголок, достаёт с полки какую-нибудь белую книгу. Они скучные, но папа говорит, что он сам их написал, потому книжки хорошие. А иногда он садится на коврик и включает панель на стене. Или передачи с проводника слушает. Потом идёт спать».

— Что он слушает?

Ойзин быстро нацарапал на листке:

— «Новости. Они очень скучные. Там про политику».

— Кем ты станешь, когда вырастешь?

Тут Ойзин призадумался. Покачался на хвосте, погрыз карандаш, переглянулся с отцом. Ажедаф пожал плечами.

— «Учёным, как и папа!» — прочитал медиатор. — Граждане судьи, вернём динамик малышу?

Судьи синхронно кивнули. Ойзин улыбался, пока Ажедаф надевал кольцо обратно: вот теперь он выболтает всё, что хочет!

— Вижу, малыш, ты сгораешь от нетерпения... Что ты скажешь напоследок?

— Дяденьки, папа хороший. Я правда говорю. Хотите, забирайте меня на опыты, папу не трогайте.

В зале воцарилась тишина. Дасутэф Лекетерни чесал в затылке, листал в проводнике страницы. Наконец, оторвался от экрана:

— Граждане судьи, у вас есть вопросы?

Поднялась Бонни:

— Вы правда уверены, что Ойзин сможет учиться в училище с унопеланами?

— Абсолютно, — Ажедаф скрестил руки на груди. — Я боюсь, конечно, что ребята могут причинить ему вред, но под присмотром учителей у него и волоска... чешуйки с головы не упадёт, я уверен.

— Вы согласны поставить ваш эксперимент на службу науке в дальнейшем? Вести учёт данных? — отозвался другой судья, Клайд.

— Я и так его веду. Конечно.

— Вопросов больше нет? — перебил медиатор. — Тогда прошу проголосовать. Если признаёте виновным, кладёте чёрный камень. Если хотите оправдать — белый.