Делать было нечего... Стараясь вести себя как ни в чем не бывало, я заговорил с графом. Он глянул на меня, и захолодевшее сердце ушло в пятки, - он меня узнал. Но заговорил граф так, словно ничего необычного не происходит, будто он и не догадывается, кто перед ним. Я всеми силами старался не паниковать и не выдать себя, лелея призрачную надежду, что я все же не узнан. Граф сделал заказ и велел мне лично принести все к нему в номер. И надежда умерла. Я вежливо попрощался с графом, мелькнул на кухню, передал заказ, забежал в свой закуток у кладовки, похватал вещи, кой-какую снедь и выскочил через черный ход.

  Через два дня я добрался до какой-то деревеньки южнее Кведли. Всю дорогу я корил себя за опрометчивость, меня терзали сомнения в правильности бегства. Вдруг, я лишь вообразил себе, что Котто меня узнал? Что если никакая опасность мне и не грозила? В деревне ждал неприятный сюрприз в виде графа Котто и двух его спутников бандитского вида, разговаривавших со старостой, пожилым мужчиной, который аж трясся весь от подобострастия. Хотя, возможно, что и от страха. Ведь он разговаривал с Котто. Я осторожно подкрался поближе и затаился за углом дома. Оттуда мне было все прекрасно слышно, а смотреть было и необязательно вовсе.

  - Да, господин, конечно, господин, если мы только его увидим, - сбивчиво обещал староста.

  - Еще раз говорю, - прозвучал холодный, пренебрежительный голос графа. - Мне он нужен живым и, по возможности, не сильно покалеченным.

  - Что, господин, Вы сказали, он у Вас украл? - заикаясь, уточнил староста.

  Котто вздохнул, словно имел дело с умственно отсталым, которому нужно все по двадцать раз повторять. В разговор вмешался третий голос, глубокий, чуть сиплый.

  - Худощавый мальчик, примерно такого роста, на вид лет тринадцать-четырнадцать. Волосы русые, глаза серые или голубые, на левой щеке свежий шрам. Украл орден "Золотая роза". Что ж тут непонятного?

  Нужно ли говорить, что уж через четверть часа меня в той деревне не было?

  Пешком спасаться медленно, но других возможностей не имел. Так что я постарался обратить этот недостаток в свою пользу. Месяц сновал туда-сюда по округе. Меня видели почти во всех деревнях в окрестностях Кведли. Пару раз я чуть не нарвался на графа, но ближе к зиме запутал следы, а потом и вовсе оторвался от погони. Перезимовал в Полте, городе на самой границе. А работал я трубочистом и даже получал от этой работы удовольствие. Но уж если не везет, то не везет во всем. Меня опять узнали, и я опять убежал. Но на этот раз облаву на меня устроили не любители. Эти любители заплатили профессионалам, и за меня взялись охотники за головами. Они находили меня снова и снова, я спасался бегством, стоило мне лишь почувствовать хоть намек на слежку. Дважды меня ловили. И оба раза мне повезло вывернуться и убежать.

  Я сменил три королевства, не считая своего, десятка два работ и уйму хозяев. И, к счастью, уже лет пять за мной не охотились. Ну, по крайней мере, я никого подозрительного не видел. Хотя, я не давал ловцам шанса, - нигде подолгу не задерживался.

  В окно давно заглядывал любопытный молоденький месяц, ярко горели звезды. Я с сомнением глянул на бутылку самогона. Она была почти полная, я отпил-то всего две чарки. Да, не стать мне алкоголиком.

  Какое это наслаждение - валяться в кровати почти до полудня. В моем случае на мешках с шерстью, но прелесть ничегонеделания сохранялась. Часам к десяти я спустился и предстал перед купцом в ожидании распоряжений. Судя по его виду, он ожидал увидеть запойного пьяницу, а не трезвого как стеклышко работника. Мы подготовили товары для завтрашней ярмарки, погрузили все в телегу и отправились в город.

  Перебег был небольшим, но довольно значимым торговым центром. Несколько раз в год тут проводились ярмарки, на которые съезжались толпы. Цены были вполне пристойные, так что даже такой батрак, как я, мог там купить все необходимое. А в конце ярмарки многие вещи продавали вообще по бросовым ценам, лишь бы ушли, чтоб не залеживались. Так что в последние два дня ярмарки городок наполнял почти нищий люд.

  В лавке управились быстро. Разложили товары, провели перепись, и купец разрешил мне до вечера погулять по городу. Я бродил по центральной площади и присматривался к возводимым для завтрашнего дня палаткам, к торговцам, к товарам, к паре великолепных жеребцов, размеренно и грациозно вышагивающих за хозяевами. Я смотрел на молодую симпатичную женщину, торговавшуюся с зеленщиком. Рядом с ней стояла маленькая девочка, лет трех-четырех, не больше, по всей видимости, ее дочь. Девочка была одета в нарядное желтое платьице и держалась за материнскую юбку. Мимо них прошли мастеровые, несущие доски, инструменты, катящие тележку с каким-то скарбом. Когда они прошли, маленькой девочки уже не было рядом с матерью, которая не замечала ее отсутствия. Я поискал глазами желтое платье. Господи, только не это! Девочка была совсем рядом, она стояла посреди дороги, растерянно глядя перед собой, а на нее во весь опор несся всадник. И он ее не видел! Я уже бежал к ней, в последний момент подхватил и буквально выдернул из-под копыт.

  Денек выдался отличный. Я заехал к своим пациентам и с радостью увидел, что дела везде идут неплохо. Удачно купил корма своей живности, кое-каких запасов себе, забрал у портного рубашки. Гулял, а в голове крутилась глупейшая мысль: купить или не купить Наре подарок? С одной стороны, я редко выбираюсь в город, жители предпочитают навещать меня сами. Так что без гостинца возвращаться как-то... невежливо, что ли. А с другой стороны, это была все-таки Нара.

  Не знаю, о чем я думал, когда допустил ее появление. Хотя, если быть честным, она была не так плоха. Красивая, умная, интересная собеседница, веселая. Для многих, очень многих, она была бы воплощением мечты. Для меня же Нара - постоянное подтверждение моего безумия. Ведь Нара, помимо всех достоинств, имеет еще и один огромный недостаток - некоторую прозрачность.

  Эта зима выдалась очень ранней и исключительно снежной. Когда выпал первый снег, я целый день прокапывал дорожки к хлеву и курятнику. А о том, чтобы добраться до города не могло быть и речи. Ко мне тоже никто не спешил. В общей сложности я провел в одиночестве чуть больше четырех месяцев. К концу первого я понял, что разговоры с чугунками и живностью вряд ли можно назвать интеллектуальным общением. К середине второго я создал себе собеседника - иллюзию. Никогда раньше не думал, что неспособен переносить одиночество. Иллюзия, Нара, получилась очень живая. Я и предположить не мог, что результат моего колдовства окажется таким. До конца зимы общение с Нарой спасало меня, а когда сошел снег, необходимость в ней отпала. Но рука не поднялась разрушить иллюзию.

  Так и живем. На глаза Наре показываться никому нельзя. Потому что любой сразу заорет: "ААА, привидение", а потом растрезвонит по всему городу, что я черной магией занимаюсь. А если они мои ежемесячные отлучки в лес к зачарованному озеру, из которого мой род веками черпает силу, приплетут, то вообще заявятся с вилами и факелами. С них станется.

  Размышляя, я дошел до площади. Тут меня захлестнула волна чужих эмоций. Я ощущал их так же четко, как ощущают запахи. Ничем неприкрытая агрессия и желание причинить боль превалировали. Страх и любопытство были им фоном. Картину завершала нотка бездеятельной жалости.

  Я рванул к толпе людей у края площади. Заслышав мой голос, люди передо мной расступались, давая дорогу и открывая моему взору потрясающую картину. Здоровенный знакомый мужик, его звали Корс, брызгая слюной и сыпля ругательствами, охаживал кнутом скрючившегося перед ним человека. Кнут со злорадным свистом рассекал кожу жертвы. От рубашки давно остались лишь пропитанные кровью лохмотья. Я гаркнул на красномордого мужика. Тот в азарте, видимо, не понял, с кем имеет дело, и попробовал огрызнуться. Зря. Тут же его превратившийся в змею кнут вывернулся у него из рук и угрожающе зашипел.

  - Что случилось? - рыкнул я.

  - О, Янин, прости, - побледнел мужик, шарахаясь от ожившего кнута и с не меньшим ужасом косясь на меня. - Этот мне под самые копыта кинулся. Чуть конем его не потоптал.

  Честно, я был готов Корса убить тогда. Но еще худо-бедно держал себя в руках. Ровно пять секунд. А потом избитый заплакал. Жалобно, надрывно, как маленький ребенок. Его рука странно двинулась, и человек завалился на бок. И я увидел девочку в желтом платье, которая заходилась плачем и пыталась выбраться из державших ее рук. К ребенку метнулась, расталкивая людей, молодая женщина, Сильвия. Она подхватила дочь и стала ощупывать ее дрожащими руками. Дитя не замолкало ни на миг, даже на вдохе, мать плакала и причитала, что лишь на секунду отвлеклась, а ребенок исчез. Толпа стояла и наблюдала, а меня захлестывало и парализовывало чужое, да и свое, недоумение. Я не всегда могу блокировать посторонние эмоции.

  Сильвия сунула мне дочь, чтоб я проверил, цела ли она. Народ вокруг зашумел. Я посмотрел на лежащего передо мной человека. Я его не знал, значит, он в наших местах недавно. Он был жив, а остальное можно вылечить. И до меня, наконец, дошло, что произошло тут на самом деле.

  - Он спас ребенку жизнь, - процедил я. Эта мысль вырвалась из-под контроля и жгучей волной окатила толпу. На Корса посыпался град упреков. А я смотрел на избитого парня, и меня захлестывала, переполняла ярость. Это счастье, что я вовремя нашел ей выход, иначе на моей совести было бы убийство. Я взглянул на ближайшее дерево. Оно заполыхало. Огонь похрустывал ветками, но это был магический холодный огонь. Он не сжигал неживую материю. Толпа вокруг замолкла в ужасе. Что ж, страх передо мной - самое малое, чем они могут заплатить за свое бездействие. Я молча смотрел на бушующее пламя, опустошая разум. Люди подождут. Тем более, они знают о такой особенности моей семьи. Отец тоже "сжигал" что-нибудь, когда был в гневе. Лучше так, чем срываться на людях, даже если они заслужили.