Мне, наконец, удалось посмотреть в его глаза. Мы держали друг друга за головы, смотрели в глаза и слушали сбитое дыхание. Я прижалась губами к уголку его глаз и провела рукой по мягким волосам. Он сказал все, что съедало его все эти годы.
— Когда я им сказал, что Йон у твоего отца, то они очень сильно обрадовались. Они считают, что раз твой отец моряк, то он привьет хотя бы во внуке любовь к подобному. Но я хочу, чтобы он сам нашел себя в этом мире. Мой отец сказал, что это неправильное воспитание и я порчу Йона. Почему? Разве я не прав? Как же паршиво!
— Ты во всем прав. Я с тобой. Я люблю тебя.
Он улыбнулся на мои слова. Он никогда не говорил о любви, а просто молча делал любовь.
Дверь медленно отворилась. Арне просунул голову, заглядывая к нам:
— Снег пошел. Пойдете смотреть?
Он сказал это тихо, чтобы не разбудить Йона. Но было бесполезно, потому что мальчишка уже проснулся. Он протер глаза и увидел в окно то, что заставило его одеться со скоростью света.
Мы всей семьей вышли на улицу, любуясь снегом в начале апреля. Весна была бешеной.
Черешня прибежала к нам и кинулась на Кая, обнюхивая его. Отец вынес самодельный фонарь и протянул его Йону.
— Я думаю, что очень много не успеваю, — сказала я, понимая, что если отец и правда умрет, то за эти дни мы с ним не сделали совершенно ничего полезного. Я все время гонюсь за чем-то, но это что-то оказывается быстрее меня. Говорят, что впереди паровоза бежать бесполезно. Да и за паровозом тоже бежать не стоит. И за поездами не стоит. Даже за автобусами!
— Конечно, не стоит, — согласился Йон, обхватывая палку с фонарем, — все равно ты его не догонишь, другой придет.
Йон засмеялся, когда Черешня ткнулась носом в карман куртки. Он поднял фонарь и побежал с ним к морю, а собака помчалась за ним. Я так и осталась стоять, пытаясь переварить его простые и глубокие слова. Его маленькими детскими устами глаголила простая истина, которую я не могла видеть из-за того, что слишком много хотела разглядеть. В итоге мелочи терялись, а все большие предметы сливались во что-то единое. С возрастом все становится сложнее лишь потому, что мы сами начинаем видеть то, чего нет, но не замечаем вещей, которые действительно есть.
Даже, возможно, в Богах отца было больше смысла, чем во всех нормативных актах нашей страны.
— Знаешь, — начал отец, стоя на крыльце рядом с матерью, — я всегда любил тебя.
Она посмотрела на него. Они выглядели вместе очень мило. Оба в больших заношенных куртках, старых ботинках и с легкой усталостью на лице.
— Любил? А сейчас? — поинтересовалась мать.
Он расширил глаза и искренне, от всего сердца, произнес:
— И сейчас люблю!
Кай сжал мою руку и потянул к Йону. Мы ловили снег, собака лаяла, а мой отец смотрел куда-то вдаль, улыбаясь Богу.
— Зуб! — сказал Йон, вытаскивая то, что выпало из его рта. Арне наклонился, чтобы рассмотреть такое важное событие, произошедшее в жизни мальчика.
— Вот это да, у тебя выпадают зубы? Кто-то готовится стать совсем взрослым? — отец взял этот зуб и повертел его в руках.
— После того, как у меня вырастут постоянные зубы, то я стану взрослым? Как вообще становятся взрослыми, деда?
— Взрослые много путаются в себе и видят мир совершенно неправильно, — отец наклонился и чмокнул внука в макушку. — Поэтому не спеши взрослеть. Чем больше ты становишься, тем ближе ты к своей старости.
Глава пятая,
в которой Арне собрался уходить
Мы с Каем полезли на чердак, чтобы разобрать его. Вчера было решено, что его ремонт мы начнем сейчас, пока отец еще жив. К слову, отец оставался в хорошем расположении духа все утро. Поэтому я даже не думала о том, что сегодня Боги должны забрать его. Он много смеялся, общался с Йоном и, конечно, радовался новому телевизору. Он молча сидел за ним, смотря с восторгом и какой-то детской радостью те фильмы, которые ему хотелось увидеть. В детстве отец часто бурчал, что хочет однажды сесть и спокойно смотреть фильмы по его собственному заказу. Но подобного тогда еще не существовало, да и интернет был далеко не у всех.
Сейчас же мечта прошлых лет сбылась, поэтому он был неимоверно счастлив.
— Думаю, что к концу недели, мы можем вернуться домой. Как раз мой придуманный «больничный» заканчивается именно тогда.
Мы с Каем, замотавшись по самый нос шарфами, чтобы не наглотаться пыли, перебирали старые вещи на чердаке. Он находил какие-то игрушки и смеялся, почему девочке нравилось играть в одни машинки, а не в куклы.
Так мы нашли маленький синий кабриолет, который отец принес, когда мне было шесть. Эта машина имела светящиеся фары, дверцы, которые открывались, и крохотный детализированный руль, который при желании можно было бы крутить.
— Ничего себе, — протянул Кай, — это выглядит очень круто.
— Думаешь, Йону можно подарить это?
Муж пожал плечами, перетаскивая коробки:
— Не знаю, он любит только книжки. Странно, что его совсем не радуют игрушки.
— Наверное, потому что их очень много и почти все они от Евы, — предположила я. — Ты помнишь свои игрушки?
Кай замер, поставил на пол коробку, распрямился, протянул руку вверх и коснулся ею потолка. Он, по видимости, задумался.
— Кажется, я смутно помню, во что играл в детстве. Но из-за отца армия солдатиков была у меня в коллекции точно. А еще радиоуправляемые машинки и вертолеты.
— Ого, — надулась я, — а для меня такая машинка была слишком дорогой роскошью.
— Если хочешь, когда вернемся в город, купим тебе такую. Будешь катать ее по квартире.
Мы рассмеялись, продолжив уборку.
— А с кем останется Черешня? Йон очень привязался к ней, — Кай раскрыл коробку с вещами.
— Думаю, здесь. Отец и мать хорошо ухаживают за собакой. Тем более, они сами привязаны к ней не меньше Йона. Думаю, отбирать у них собаку будет довольно жестоко.
Кай сел на пол, доставая из коробки стеклянные елочные игрушки. Он внимательно рассматривал шарики и свое отражение в них.
— Я очень хочу встретить Рождество у твоих родителей, потому что лично хочу нарядить елку. Мы с родителями этого никогда не делали, потому что они говорили о том, что Бога нет и такой праздник, как Рождество — маркетинговый ход, — Кай поднял игрушку вверх, что-то представляя себе.
— Отчасти они были правы, — сказала я. — Но Рождество наполнено волшебными нотками. Оно дает веру в чудеса. И когда празднуют Рождество, то обязательно вспоминают о детстве.
Муж мечтательно посмотрел на меня:
— Теперь я поскорее буду ждать зиму, чтобы отпраздновать так, как это делали вы. Сколько воспоминаний у тебя в сердце?
Воспоминаний было много. И они всегда были о рождественской елке, о ярких огоньках, о том, как мама старательно украшала наш дом. Даже о том, что однажды я прогуляла школу, чтобы нарисовать что-то праздничное на окнах. В воспоминаниях о зиме было зарыто мое сердце. И каждый раз, когда я откапывала его из снега, оно начинало биться, вспоминая наш каждый праздник, будь то Рождество или Новый год. Я хотела вернуться в каждый из них, пережить еще раз и…
— Иногда родители ссорились. Но я редко попадала на их конфликты. Мне казалось, что мир куда проще и понятнее, чем есть на самом деле. Я видела, что белое — это белое, а черное — это черное. Я не могла представить, что и в семейной жизни случаются разногласия.
В коробке с детскими книгами я нашла большую деревянную шкатулку с узорами из тонкой проволоки. Я открыла ее, смотря на приятную бархатную ткань лилового цвета, на черные стенки и какие-то бумаги, лежащие в ней. Эту шкатулку я любила брать у матери больше всего, потому что там лежали ее украшения и медаль отца за хорошую службу. Но сейчас в ней лежали письма и фотографии. Я села рядом с мужем, перебирая бумаги.
— Что это? — поинтересовался он.
Я развернула первую бумагу и прочла вслух: