— Свидетельство о разводе? — мое сердце забилось, как ненормальное. — Может, шутка?

Кай свел брови, взяв у меня документ. Он рассмотрел его и вынес не утешающий вердикт:

— Оно похоже на такое же, какое лежит у меня. Думаю, оно настоящее.

Пугало то, что в этом свидетельстве были указаны имена моих родителей. Год, написанный в нем, был годом поступления в старшую школу. Как раз в это время их отношения стали еще хуже, а отец уехал на очередную вахту.

А что, если он уезжал далеко не на вахту…

Нет! Такого не может быть! Они не могли разыгрывать передо мной спектакль из счастливой семьи!

Я быстро принялась листать письма. Оттуда выпали старые фотографии. На них был отец в форме, не похожей на форму капитана. Там он был еще молод. Он обнимался с какими-то парнями в похожей одежде. На одной из фотографий он стоял рядом с человеком, который был в его капитанской форме.

— Это ваша родственница? — поинтересовался Кай, поднимая портретную фотографию темноволосой молодой девушки. Он повернул ее и прочел надпись сзади: — «На долгую память любимому Арне».

На фото была явно не мать, а какая-то незнакомая женщина. Меня учили, что в чужие письма лезть совершенно неправильно. Но я переступила через свое воспитание и развернула их.

— Это письма отца. Я помнила, что он писал как-то матери, будучи на вахте. Сначала она радовалась каждому письму, а потом…

А потом в этих письмах отец своим почерком говорил о том, что встретил женщину, которой увлекся, спрашивал, что делать в этой ситуации и с кем останется Герда.

Я еле сдерживала себя.

— Давай не будем, — Кай сжал мою руку. Он понимал, что сейчас поднимется тайфун. — Поговорим обо всем вечером с твоей матерью. Только не сейчас, Герда!

Его слова пролетели мимо меня. Я жадно читала все письма, в которых отец сначала строго, а потом на удивление нежно говорил с матерью.

— Это все не правда, — я попыталась прийти в себя и проснуться в своей комнате. Но ничего не происходило. Гадкий сон не отпускал меня.

Нет! Нет! Это не со мной!

Я вскочила, хватая шкатулку и выбегая из комнаты. Стремглав ворвалась в гостиную и потребовала объяснений.

— Ты врал мне! — на глаза навернулись слезы. Мать испуганно забежала в гостиную, ничего не понимая. Но как только они увидели в моих руках шкатулку и письма, им стало все ясно. Отец выключил телевизор и встал. Он был в бежевом свитере и свой серой шапке.

— Ты не был капитаном. Какого чёрта ты сплел мне эти сказки? Да знаешь, что я пережила за эти три дня, думая, что ты действительно умрешь?! Знаешь?!

Я сносила своими словами все.

— Сядь! — крикнула я, когда он попытался подойти ко мне. Я видела испуг на его лице. — Это правда?

Кай спустился, заглядывая к нам. Йон, перепуганный криками, тоже вышел с кухни.

— Отвечай! — я швырнула отцу в лицо письма и фотографии. Каждая строчка въелась в мое воспоминание. Весь мир, который он бережно строил в моей голове, медленно рушился. Небо потемнело, воспоминания горели, а великий храм, в котором я поклонялась отцу, взлетел на воздух.

— Я хочу спросить у тебя все, что должна была спросить. Всю свою жизнь я интересовалась, каких Богов ты видел, но ты плел сказки о них настолько красиво, что я не могла заметить истинного.

— Герда. Я все объясню, успокойся, — пробормотал он. — Дайте нам поговорить.

Троица посмотрела на нас подозрительно и как-то напугано.

— Дайте поговорить, умоляю, — повторил отец. После этих слов дверь в комнате закрыли.

— Скажи мне, как так?

Он сел на диван, сложил руки на груди и тихо произнес:

— Я никогда не был капитаном корабля, а все эти истории взял из книжек, которые читал там, на севере. Ты была маленькой. Кажется, пошла во второй класс. Ты говорила, что все родители твоих одноклассников такие замечательные. И тогда мы с матерью достали ту фотографию, где я в чужой форме капитана, и решили немного приукрасить действительность. Ты росла и верила, что твой отец герой. Ты восхищалась мной, верно?

Я кивнула.

— Вот видишь, все просто. Скажи я тебе, что все, что я делал — это искал себя, охранял корабли и полжизни проработал тем же охранником складов на вахте — гордилась ли ты мной? Не отвечай, я вижу по твоей реакции, что нет. Родители всегда хотят быть в глазах ребенка Богами, но я… я простой охранник. Даже не матрос.

— Все истории, — у меня снова навернулись слезы на глазах, — о великих приключениях, которые ты рассказывал мне — это выдумка?

Арне лишь кивнул.

— Видишь, я, как и ты, гнался всю жизнь за паровозом, но так и не догнал его. Все мы хотим быть великими, а малым довольствоваться никто не хочет, поэтому…

— Молчи, — прошептала я. — Все эти сказки о Богах! Я в детстве мечтала поскорее вырасти и увидеть то, что видишь ты.

— Нет, Боги и правда есть. Присмотрись и ты увидишь Богов в морях и полях, в лесах и облаках, в сердцах людей и в их глазах. Даже вон на крохотной веточке того цветка сидит Бог. То, что ты не видишь их…

— Молчи, — повторила я. — Почему нельзя все было говорить прямо? Вечно какие-то загадки, присказки, выдумки. Ответь мне еще на один вопрос, который терзает меня с самого детства.

— Задавай.

Я достала то свидетельство, дрожащей рукой протягивая его отцу:

— Что это?

Арне не взял его, потому что знал, о чем речь.

— Это? Это то, что мы решили сделать вместе с твоей матерью.

— Вы изображали совестливую семью ради того, чтобы не обидеть меня? — я откровенно ревела.

Арне глубоко вдохнул и выдохнул:

— Я увлекся одной женщиной, когда работал на вахте. И увлекся довольно сильно. Знаешь, как это бывает, когда ты видишь нового человека и понимаешь, что он — то самое, что ты искал. Прожив какое-то время со старым, ты знаешь все его недостатки. А в новом ты не видишь ничего плохого, потому что совершенно его не знаешь. Этот человек кажется тебе удивительным и определено твоим. Хорошо, что вы с Каем делитесь всем, что у вас есть. А я, не обжигаясь ни разу в любви, подумал, что это нормально, влюбиться в кого-то вот так.

— Ты хотел оставить меня.

— К слову, с той женщиной у нас не было ничего серьезного. Я проявлял к ней симпатию, испытывал страсть, но лечь в одну постель не мог. Я запутался в себе и собственных мыслях. Братья поддержали мой выбор и говорили, что уйти из семьи — будет правильным решением. Только сейчас я осознаю, что они говорили это чисто из-за корыстных побуждений.

Арне сел и продолжил уже так:

— А потом, когда я понял, что я — дурак, и что любовь заключается далеко не в страсти, а в преданности, искренности и понимании, то было, кажется, поздно. Так много лет я просил у твоей матери прощения.

— Вот почему вы не спали вместе, — вспомнила я. — Вот что означали ваши ссоры… Но вы никогда мне ничего не говорили!

Отец улыбнулся:

— Мы очень сильно любили тебя. Можно ошибиться с выбором партнера, но нельзя ошибиться с выбором собственного ребенка. Потому что детей не выбирают, — Арне помолчал. Я была зла на него, я ревела из-за боли, которую он причинил матери. — Как можно простить такое, да? В тот день, когда я вернулся в дом, Хельга разрешила жить мне здесь только ради тебя. Она не хотела, чтобы из-за ее боли страдала и ты. В твоих глазах я был хорошим отцом, славным моряком и прекрасным другом. Я многому учил тебя, а ты, что удивительно, учила и меня тоже.

— Но это вранье. Как можно простить это? — слезы не останавливались.

— Никак нельзя. Твоя мать сказала, что мы обязательно разведемся, когда ты станешь взрослой. Не скажем тебе правду, а просто разойдемся, как в море корабли, чтобы никому не доставать хлопот. У меня было так мало времени, чтобы выпросить у нее прощение. И не знаю, простила ли она меня или все еще злится. Но я правда очень сильно виноват перед ней и перед тобой, — Арне встал, подошел ко мне и взял мои руки в свои. Я хотела вырваться, но он неожиданно встал на колени и коснулся обветренными губами моих пальцев. — Я прошу, чтобы ты не простила меня, но приняла это, как есть. Я здесь не потому, что мне комфортно, а потому что я люблю вас. И до самого последнего часа я буду расплачиваться за свою ошибку. Мне стыдно за все, что я сказал и сделал тогда.