— Нет, дедушка, ты — хороший.

Мы ехали по мосту. Море неного бушевало, поэтому выкидывало волны на этот самый мост, задевая автомобили. Первая волна ударила по стеклу, и Йон шарахнулся назад. Ранее он никогда не видел ничего подобного. Я рассмеялась, потягиваясь, дотрагиваясь руками до старого потолка автомобиля, обшитого кожаной тканью. Я посмотрела на моего ссутулившегося и немного щурящегося отца, который за всю жизнь так и не надел очки. Я подумала, что теперь, когда я выросла и начала зарабатывать, то я обязательно накуплю ему кучу всего, но в первую очередь подарю телевизор и хорошие очки, чтобы он был рад.

— Чего ты улыбаешься, Герда? — спросил отец и чуть засмущался.

— Просто смотрю на тебя и думаю.

— О чем?

— О тебе. О чем же мне еще думать, папа?

Йон прилип к окну, любуясь волнами, горами вдали, мелкими деревьями, проезжающими машинами, пасмурным небом и этой сказочной холодной атмосферой.

С этой машиной было связано все мое детство. На ней родители возили меня в соседний город, на природу в лес, в гости к бабушке и дедушке, к детскому доктору и в центр огромного города, в мой институт и тысячу раз куда-то по делам. В пасмурную погоду или когда светило солнце. Не важно, что это было, четверг или октябрь. Мы ездили в разное время. Но каждая поездка была особенной. Как-то раз, в лет тринадцать, я подумала, что рано или поздно, на этой машине будет наша последняя поездка. Что наступит момент, когда отец больше никогда не сядет за руль нашего старого «вольво». И я отогнала от себя эти мысли тут же, потому что они заставили меня сильно испугаться.

Испугаться остаться без отца.

Я думала, что к тому времени стану очень взрослой, в тысячу раз красивее, умнее и добьюсь огромных высот. Но не могла даже и предположить, что у меня останется всего лишь два дня.

Нет, папа! Это не правда, ты не умрешь!

— А помнишь, как мы ездили с тобой ночью в круглосуточный?

Я дернулась, вспоминая то, как меня подняли посреди ночи и заставили надеть первую попавшуюся одежду. Тогда меня сильно волновала моя внешность. А еще я переписывалась с одним парнем и, кажется, была влюблена в него. Мне не хотелось вставать и ехать куда-то. Но мама приболела и ей нужны были еда и лекарства. Я тогда не понимала всю серьезность ситуации, поэтому психовала, что мало того, что не высплюсь, так еще из-за произошедшего у меня отменится свидание с парнем.

Какой же я была дурой, когда думала, что один поцелуй и общие интересы — это и есть любовь. Что малознакомый мальчик — это мой мир и даже семья.

Как поздно приходит осознание того, кто действительно нам дорог.

— С тобой все хорошо? — отец коснулся моего плеча. Я дернулась и поняла, что мы приехали.

Поездка в центр нашего города означала то, что мы обязательно приезжали к большому рынку, нескольким маленьким магазинчикам, автовокзалу и, конечно, большому торговому центру, который тут был одним единственным и очень славился среди местных жителей.

— Давай, поспеши, — отец вышел из машины. Я проследовала за ним. Он закрыл все двери, подошел к каждой, подергал за ручки, чтобы проверить, все ли в порядке.

— Ты не ставишь ее на сигнализацию? — спросил маленький Йон.

Отец улыбнулся, беря за руки нас с Йоном.

— А зачем это делать? Кто-то ее украдет?

Йон хмыкнул, пожимая плечами. Мы пошли по узкой тропинке, встречая на своем пути множество людей. Сегодня было утро воскресенья, а, значит, покупателей должно быть предостаточно в этот день.

Мальчик не понимал, почему женщины продают на прилавках то, что можно продавать в магазине. Зачем им в этот холодный март стоять на улице, когда можно надеть красивую форму и пойти работать в магазин. В прочем, Йон видел только магазины своего города. Он часто бывал в магазине своего отца, поэтому знал, как выглядят продавцы одежды, как ведут себя и как говорят. Именно поэтому полная женщина, укутанная в три слоя одежды, предлагая ему пеструю футболку, показалась довольно странной.

— Какой красивый мальчик, — сказала она.

Отец улыбнулся:

— Мой внук.

Когда мы отошли, то он грустно произнес:

— Это дочь нашей бывшей соседки. Наверняка завтра весь город будет знать о том, что ты приехала с мальчиком. Могут пойти неприятные слухи.

— А зачем им говорить обо мне? — вмешался Йон. — У них что, нет своих детей?

— Есть, — ответил Арне, — только подобная штука — болезнь маленьких поселений. Все почему-то хотят друг о друге все знать.

— Я не замечал такое у нас, — Йон замер. Отец сразу понял, что он хочет, поэтому мы тут же подошли к прилавку с конфетами.

​

— Просто ты живешь в большом городе, где даже соседи друг с другом не общаются. У всех слишком много забот, чтобы думать о тебе, — пояснил отец, выбирая сладости. — А тут все очень маленькое. Каждый друг с другом знаком. Проблемы как бы общие. Поэтому, переплетаясь этими проблемами, люди начинают лезть не в свое дело. Люди, мой милый, вообще очень любопытны и не умеют себя контролировать.

Я видела по лицу мальчика, что тот не совсем его понял, но принял эту информацию как что-то важное.

Мы выбрали сладости и еще долго бродили по рынку. Когда у отца закончились деньги, он спросил, есть ли у меня. Я достала карточку, а он лишь громко расхохотался, сказав, что я совсем изменилась под ритм большого города не только внешне, но и внутренне.

— Всем нам свойственно немного меняться, — словно сам себе пояснил это отец. — Это надо просто принять, — он поставил наземь пакеты с покупками и дотронулся до моих волос. — Я помню, когда ты просила мать не подстригать тебя и желала отрастить волосы до поясницы. А теперь ты отрезала их до плеч.

— Это всего лишь волосы, такая мелочь, — я хотела взять некоторые сумки, чтобы ему проще было нести. Но он перехватил их.

— Все начинается с мелочей.

Мы показали Йону другие магазины. Рассказали о правилах и законах этого крохотного мирка. Мирка, который не был похож на его большой город. В детстве я желала вырваться в мегаполис, но сейчас отчего-то хотела остаться тут. Воспоминания хватали меня за руки и тянули к себе, пытаясь поглотить целиком и полностью. Нам всегда хочется вернуться туда, где было хорошо. Поэтому люди, которые живут в маленьких городах хотят в большие, а потом жаждут вернуться обратно. Лишь за одним. За глупыми, но такими большими, как сам мир, воспоминаниями.

— Ты видишь их? — последний магазин, в который мы зашли, был наш любимый. Строительный. Тут с отцом мы проводили огромную часть нашего времени. И мы не покупали, а лишь планировали и думали, что «сделаем вот это и это следующим летом».

Так наши планы уменьшались с каждым годом. Ближе к выпуску я ушла в себя и в экзамены. А когда поступила в институт, то приезжала все реже и реже, поэтому все, что у нас было с отцом — маленькое лето.

Последний раз, на Новый год, я поняла, что не хочу уезжать из этого места. Я словно что-то чувствовала. Отец отговаривал меня, твердил, что я окажусь в этом месте с ним тысячу раз. Но вот прямо сейчас эти тысячи раз превратились в два дня!

— Так ты видишь их? — повторил он.

— Вижу.

Он взял этот рулон обоев, развернул и внимательно рассмотрел:

— Я бы хотел поклеить их в гостиной. Но боюсь, что не успею за такой короткий срок.

— Так давай купим и сделаем ремонт летом. Пап, ремонт всегда объединяет. Думаю, ты должен сделать его со мной, Каем и Йоном.

Отец улыбнулся и посмотрел на меня своими теплыми старческими глазами:

— Вы его сделаете без меня и сами объединитесь.

О чем ты? Отец, о чем ты, черт дери, говоришь?! Я тебя не отпущу, клянусь. Папа, папочка, послушай, ты бредишь. Ты умрешь, но не сейчас. Не тогда, когда я только начала понимать жизнь.

Папа, папочка, давай купим эти обои и сделаем все, что мы хотели с тобой сделать. Только ты и я. А можно все вместе. Тебе всего лишь чуть за шестьдесят, ты так молод.