— Там же написано. Им были нужны деньги.

— Но жестокое насилие?.. Как он?

— Лундберг?

— Кто же еще?

— По-прежнему без сознания. Обещали позвонить, если что. Либо он очнется. Либо умрет.

— Тебе это понятно?

Мартинссон сел в посетительское кресло:

— Нет. Непонятно. И я не уверен, что хочу понять.

— А надо бы. Если ты намерен и дальше работать в полиции.

Мартинссон взглянул на Валландера:

— Ты знаешь, я не единожды подумывал уйти. Последний раз ты убедил меня остаться. Но что будет дальше, я понятия не имею. Однако уговорить меня наверняка окажется не так-то легко.

Вполне возможно, Мартинссон прав. Это встревожило Валландера. Ему не хотелось терять такого сотрудника. Как не хотелось услышать и от Анн-Бритт, что она тоже уходит из полиции.

— Пожалуй, надо пойти потолковать с задержанной, — сказал Валландер. — С Соней Хёкберг.

— Погоди. Есть еще одно дело.

Валландер успел встать и теперь снова сел. Мартинссон держал в руке какие-то бумаги.

— Будь добр, прочти. Это случилось сегодня ночью. Я сам выезжал на место. Не стал тебя будить.

— Что же произошло?

— Около часу ночи охранник сообщил, что возле банкомата рядом с универмагами лежит труп.

— Какими универмагами?

— Ну, где контора налогового ведомства.

Валландер кивнул.

— Мы сразу выехали. Действительно, на асфальте ничком лежал мужчина. По словам врача, скончался он недавно. Максимум пару часов назад. Через день-другой, разумеется, будем знать точно.

— Так что же произошло?

— В том-то и вопрос. На затылке у него была большая рана. Но получил ли он удар по голове или травма — результат падения, с ходу установить не удалось.

— Его ограбили?

— Бумажник был при нем. С деньгами.

Валландер задумался:

— Свидетелей нашли?

— Нет.

— Кто он?

Мартинссон полистал бумаги:

— Тиннес Фальк, сорок семь лет. Жил неподалеку. На Апельбергсгатан, десять. Съемная квартира на верхнем этаже.

Валландер жестом остановил его, переспросил:

— Апельбергсгатан, десять?

— Да.

Комиссар медленно кивнул. Вспомнил, как несколько лет назад, после развода с Моной, на танцевальном вечере в гостинице «Сальтшёбаден» познакомился с женщиной. Он тогда здорово напился, поехал домой к новой знакомой, а утром проснулся рядом со спящей женщиной, которую на трезвую голову едва узнал. Как ее звали, он тоже понятия не имел. Поспешно одевшись, сбежал оттуда и с тех пор никогда ту женщину не встречал. Но почему-то не сомневался, что живет она на Апельбергсгатан, 10.

— С адресом что-то не так? — в свою очередь спросил Мартинссон.

— Я просто не расслышал.

Мартинссон посмотрел на него с удивлением:

— Я что, неразборчиво говорю?

— Продолжай, пожалуйста.

— Судя по всему, одинокий. В разводе. Бывшая жена живет здесь, в Истаде. Дети проживают в других местах. Девятнадцатилетний сын учится в Стокгольме. Дочь — ей семнадцать — работает няней в Париже, в одном из посольств. Мы, конечно, известили жену о смерти Фалька.

— Чем он занимался?

— По-видимому, держал индивидуальную консалтинговую фирму, в области информационных технологий.

— И его не ограбили?

— Нет. Но буквально перед смертью он получил из банкомата выписку о состоянии своего счета. Когда мы его нашли, листок был у него в руке.

— То есть деньги он не снимал?

— Судя по выписке, нет.

— В противном случае можно было бы предположить, что кто-то караулил возле банкомата и, когда он снял деньги, нанес ему удар по голове.

— Я думал о такой возможности. Но деньги он последний раз снимал в минувшую субботу. Небольшую сумму.

Мартинссон протянул Валландеру пластиковый пакет, в котором лежал испачканный кровью листок бумаги. Автомат выдал выписку в 0 часов 2 минуты, отметил про себя Валландер и вернул пакет Мартинссону.

— Что говорит Нюберг?

— Кроме раны на голове, на преступление ничто не указывает. Вероятно, он умер от инфаркта.

— Может, рассчитывал, что на счету окажется больше денег, — задумчиво сказал Валландер.

— С чего ты взял?

Валландер сам недоумевал, почему так сказал. И снова поднялся из-за стола.

— Ладно, подождем результатов вскрытия. Но пока будем считать, что преступления здесь не было. И отложим это дело в сторонку.

Мартинссон собрал свои бумаги.

— Я созвонюсь с адвокатом, которого назначили Соне Хёкберг. И сообщу, когда он подъедет. Тогда ты сможешь с ней поговорить.

— Сказать по правде, я не рвусь. Но придется.

Мартинссон ушел. А Валландер двинул в туалет, думая о том, что теперь, во всяком случае, нет необходимости поминутно шастать в уборную, не то что раньше, когда уровень сахара в крови был чересчур высок.

Следующий час он посвятил безнадежному делу о контрабанде сигарет, и все это время где-то в затылке кружилась мысль об обещании, которое он дал Анн-Бритт Хёглунд.

В две минуты пятого позвонил Мартинссон, сообщил, что Соня Хёкберг и адвокат ждут его.

— Кто у нее адвокат?

— Герман Лётберг.

Валландер знал этого пожилого юриста: работать с ним было легко.

— Через пять минут буду, — сказал он и положил трубку.

Снова подошел к окну. Галки улетели. Ветер усилился. Валландер думал об Анетте Фредман. О мальчике, что играл на полу. О его испуганных глазах. Потом тряхнул головой и попробовал обдумать вопросы, какие надо для начала задать Соне Хёкберг. В мартинссоновской папке значилось, что именно она сидела на заднем сиденье и ударила Лундберга молотком по голове. Причем не один раз. Словно ее обуяла совершенно необузданная ярость.

Он поискал блокнот и ручку. Вышел в коридор, но тотчас вернулся: забыл очки. Всё, можно идти.

Вопрос, в сущности, только один, думал он, направляясь в комнату для допросов. Единственный вопрос, на который важно получить ответ.

Почему они это сделали?

То, что им были нужны деньги, скорее отговорка, а не ответ.

Ответ надо искать гораздо глубже.

Соня Хёкберг выглядела совсем не так, как Валландер себе представлял. Он, правда, не смог бы описать, какой она ему виделась, но безусловно не похожей на ту, что сидела в комнате для допросов. Перед ним была девушка небольшого роста, худенькая, чуть ли не прозрачная. Светлые волосы до плеч, голубые глаза. На вид родная сестра мальчишки с икорного тюбика. Аккурат под стать этому Калле, думал он. Ребячливая, жизнерадостная. И уж никак не дуреха с молотком, спрятанным под курткой или в сумке.

Адвоката ее Валландер встретил в коридоре.

— Держится она очень собранно. Но я не уверен, что она отдает себе отчет, в чем ее подозревают, — сказал Лётберг.

— Она не подозреваемая. Она созналась в содеянном, — веско вставил Мартинссон.

— Молоток. Вы нашли его? — спросил Валландер.

— Она засунула его под кровать. Даже кровь не стерла. А вот вторая девчонка выбросила нож. Ищем до сих пор.

Мартинссон отправился по своим делам. Валландер и адвокат вместе вошли в комнату для допросов. Девушка с любопытством смотрела на них. Без малейшей нервозности; Валландер кивнул, сел на стул напротив. На столе стоял диктофон. Адвокат тоже сел, так, чтобы Соня Хёкберг видела его. Валландер долго смотрел на нее. Она глаз не отвела. И вдруг спросила:

— Жвачки не найдется?

Валландер покачал головой. Взглянул на Лётберга, тот тоже покачал головой.

— Посмотрим, возможно, немного погодя организуем тебе жвачку, — сказал комиссар, включив диктофон. — Сперва мы побеседуем.

— Я уже все рассказала. Почему мне нельзя жвачку? Я могу заплатить. Ни слова не скажу, если не дадите жвачку.

Валландер подвинул к себе телефон, позвонил на вахту. Эбба наверняка все устроит, подумал он. Но, услышав в трубке незнакомый женский голос, вспомнил, что Эббы там нет. Она уже полгода на пенсии, а Валландер до сих пор не привык. Вместо нее работала молодая женщина лет тридцати, Ирена, которая раньше служила секретарем у врача и за короткое время сумела снискать симпатию всего полицейского управления. Но Валландер скучал по Эббе.