Конечно, до него у Наташи был кто-то, все ж таки уже двадцать четыре. Кто это был? Да так, сокурсник. Но он оказался

неспособным, лентяй, Наташа в нем быстро разочаровалась… Эта немудрящая легенда давно стала полноценной частью жизни и все реже обсуждалась, поросла мхом, укоренившись, и теперь была окончательно забыта. Нынче вот у старшей уже романы, Наташа даже ревновала – молодые люди старшей дочери занимали теперь полковника много больше и живее, чем былая Наташина дамская жизнь…

А началось все с Витьки Шипицина.

Отец у того был генералом и начальником Наташиного отца. Служили по железнодорожному ведомству, важному в Свердловске, центральном узле советских стратегических перевозок. И жили обе семьи в одном дворе,

офицерском, как его называли в округе, но генеральская квартира была попросторнее, конечно. И ходили Наташа с Витькой в одну и ту же школу, правда, тот учился классом старше.

Витька Шипицын был золотым мальчиком, как его звали в школе. Не в том смысле, что был отличником и претендовал на золотую медаль, а в том, что был невероятным шалопаем, единственным отпрыском генерала, маменькиным любимцем, которая спасала его от отцовского ремня, пижоном и гулякой с младых ногтей. К тому ж Витька был хорош собой, спортивно сложен, с обаятельной улыбкой актера Урбанского – и брюнет, как тот. Все девочки школы и окрестностей были в него влюблены. И Наташа, конечно, тоже.

Подвиги Витьки были упоительны.

С пятнадцати лет он гулял с развеселыми подружками, много старше его. С девочками из кордебалета Свердловского театра музыкальной комедии. С цыганками из Цыганского поселка, что за Шарташом. Умел даже сказать на цыганском языке нежное мэ тут камам и совсем неприличное ха мэри минча… Оттого попадал в переделки. Однажды, когда провожал цыганскую подружку до дома, был едва не убит ее братом, который метнул в Витьку отточенный топор, пронесшийся у того прямо над головой и глубоко вонзившийся в столб электропередачи.

В другой раз он гулял с одной из своих пассий, известной оторвой, в единственном по тем временам в городе ночном ресторане в аэропорту

Кольцово. Пили фирменный коктейль заведения – полстакана портвейна на полстакана водки, внутри плавали две дольки яблока. Девка, конечно, наклюкалась и по выходе на аэропортовской площади облюбовала милицейский газон, взобралась на крышу и пыталась изобразить форменный стриптиз. Витька с дружками громко хлопали и пели хором для аккомпанемента популярную тогда песню Опять от меня сбежала последняя электричка. Компания была задержана патрулем,

Витька вступил в нелицеприятную разборку с милиционерами, был арестован, в околотке его отметелили. Забирал его папин денщик.

Милиционеры были уволены, сам Витька выдран ремнем.

Был и такой эпизод: в один прекрасный вечер нетрезвый Витька на спор повис на декоративном корне в вестибюле ресторана Кедр – это был спортивный восхитительный подвиг, поскольку корень висел под самым потолком… На сей раз его нашли в отделении лишь на вторые сутки, причем сам начальник поехал к Витькиному папаше с повинной.

Начальник был прощен, Витька выдран…

На Наташу, конечно же, Витька не обращал никакого внимания: дурнушка, малолетка, к тому ж вместе росли. Но однажды завалился-таки к ней, когда родители были на работе, часа два беспрерывно ее щупал, много позже Наташа узнала, что в сексологии это называется петтинг. Таков был первый Наташин сексуальный опыт.

Чтобы не потерять сына, как он выражался, сразу после окончания

Витькой десятого класса и получения аттестата – тоже не без приключений, конечно, следил за ходом экзаменов все тот же денщик – генерал Шипицын сдал сына в военное училище в Рязань – учиться уму-разуму и воспитываться на политрука. И в училище Витьку воспитали-таки.

Наташа после Свердловска видела его лишь однажды, мельком, заходил к ней в Москве по старой памяти в общежитие: окончив свое заведение, он следовал на побывку в родительский дом перед отправлением на постоянное место службы, куда-то под Ашхабад… Витька разительно изменился. Он ссутулился, стал каким-то серым, с неухоженной огрубевшей кожей, мозолистые руки прятал от неловкости.

Лейтенантская форма на нем сидела, как на пугале, рукава, казалось, коротки по мослам. Витька очень заматерел и стал обычным некрасивым грубым мужиком, каких на улицах тысячи, – генерал Шипицын был отнюдь не голубых кровей. К тому же с собой он вез еще и толстую неопрятную жену, почему-то хохлушку – откуда хохлушки в Рязани? – и совсем деревенскую.

Но привел Витька к Наташе не только ее.

Был с ними и Валера Адамский, молодой врач-гинеколог, еврей, конечно, гинекология – еврейская специальность. Если можно было составить Витьке в тогдашнем его обличье полную противоположность – так это был Валерка. Холеный, нагловатый, сыпавший модными сленговыми словечками, франтоватый и привыкший не церемониться с женщинами. Что ж, он видел их десятками каждый день в своем кресле – изнутри.

Каким образом Витька и Валерий были знакомы, Наташа так и не уяснила

– ни тогда, ни после: кажется, оказались как-то, в одну из Витькиных побывок, случайными соседями по столу в ресторане – что ж, оба тогда были студентами… Витька Шипицын после того визита исчез из ее жизни – скорее всего навсегда.

Случилось это на последнем курсе университета, Наташа не была уже такой наивной, но и прожженной никак не назвать, была скорее осторожна. Происходило же всё так: Валера стал захаживать к ней в студенческое общежитие – своей квартиры, как оказалось, у него не было, оставил кооператив в Чертанове бывшей жене, в компании которой продолжал пьянствовать. Богема, что поделать, бывшая жена Валерки перед ним была замужем за скульптором, съехавшим к тому времени в государство Израиль.

Наташе эти визиты поначалу казались странными. Во-первых, Валера был старше ее на целых шесть лет. Но даже не в том дело: ее отец был старше матери на целых восемь, и ничего – счастливо жили. Во-вторых, поскольку Валера уже был взрослый, водил хоровод, если не все в его словах хвастовство, с известными людьми, что ж такого интересного мог он услышать здесь, в комнате студенческого общежития, в компании с писюшками – так он называл малолеток, которые залетали иногда к нему на прием.

Нет, конечно, Наташа не была столь наивна, чтобы не понимать, что три молодых свободных девчонки, которые к тому же смотрят ему в рот, ловят каждое слово и с готовностью смеются каждой его шутке, – находка для молодого одинокого мужчины, возможность покрасоваться и расслабиться. Но все-таки у него, при его-то профессии, никак не могло быть нехватки по этой части… Все было тем более загадочно, что держался Валерка хоть и непринужденно, но очень сдержанно.

Он приходил всегда с коробкой конфет и парой бутылок полусладкого советского шампанского – Наташа тогда еще не знала, что такого напитка не бывает на свете, – развлекал Наташу и ее соседок рассказами из практики – в меру скабрезными, но подчас действительно уморительными. Скажем, он в красках и в лицах описывал ежегодный плановый повальный осмотр работниц фабрики Дукат… Соседки таяли в присутствии Валерки, отчаянно завидовали Наташе, утверждая, что ходит он в общежитие исключительно ради нее. Да хватит вам, пристали, говорила Наташа, краснея, причем совершенно искренне: она совсем не так представляла себе механизм ухаживания. Ведь Валерка никуда ее не приглашал, ничего не дарил – даже букетика цветов, никаких намеков на то, что предпочитал ее остальным, не допускал.

Одна из Наташиных соседок была удивительно красивая еврейка из

Бобруйска по имени Полина: с дивными волосами, белокожая, с черными огромными глазами, очень чувственная, но свято хранившая свою девственность: говорила – для мужа. Самое удивительное, что потом она вышла-таки замуж девушкой, правда через месяц подала на развод, поступила в аспирантуру и вернулась в общежитие, но стала отнюдь не такой строгой, какой была в девичестве. А позже вышла за Бог ведает где ею добытого американца, отечественного, впрочем, происхождения,