– Ты корову подоил? Если нет, то иди доить.

Я ему говорю: “Потом всё сделаю. Сейчас у меня нет времени переодеваться, я уже в спортивной форме!” Но он ни в какую: “Иди, давай, дои!”

Я так опаздывал на матч, что не переобулся. После дойки дерьмо так и осталось на спортивных ботинках. От меня жутко разило в автобусе и на стадионе…

Наш двор был грязный, загаженный, но за ним расстилался гречишный лужок. Там мой пёс, мелкий чёрный голландец, гонялся за кроликами. Чтобы выследить зверька, он всякий раз выпрыгивал из травы. Он так ни одного и не поймал, но этот его лай и прыжки – единственное светлое пятно в воспоминаниях детских лет. – Поль перемежал свой рассказ грустными звуками, извлекаемыми из губной гармошки.

Жанна тоже поделилась с Полем секретами своего детства. Жениху с его кинокамерой–шпионкой она ни за что не стала бы их выкладывать! Правда, интересы любовника были странно прихотливыми: он запрещал произносить какие-либо имена, зато жаждал от Жанны рассказов о её развратных детских похождениях. Эти его ожидания были напрасными: она твёрдо настаивала на своей непорочности и в детстве, и в отрочестве.

Их диалог высветил своеобразный парадокс. Поль заявил Жанне, возмутившейся по поводу того, что он якобы принимает её за шлюху:

– Да нет же, успокойся, ты – обычная девушка со старомодными взглядами на секс!

И в то же время он приписывал своей подруге очень ранний и, по возможности, грязный сексуальный опыт:

– А как ты впервые отдалась мужчине? Наверняка, за конфетку!

– Нет, в детстве я была не такой. Я писала стихи, мечтала о романтических приключениях, рисовала рыцарские замки.

– И никогда не фантазировала о сексе?

– Никогда! – сухо отрезала Жанна.

– Но ведь была же ты влюблена в учителя!

– У нас была учительница.

– Ага! Значит, она была лесбиянкой. Это – классика.

– Ничего подобного. Впервые я влюбилась в своего двоюродного брата Поля.

– Стоп! Мы же договорились: никаких имён! Продолжай!

– Извини. Мне было тринадцать, а ему лет шестнадцать или семнадцать. Я влюбилась, когда он играл на пианино. Его руки так и порхали над клавишами, извлекая чудную музыку. Нос у него был громадный, длинный-предлинный. Мы оба умирали от любви друг к другу, но боялись в этом признаться.

– И вот однажды кузен сунул свой стоячий горячий член тебе в руку!

– Ты с ума сошёл! Мы никогда не трогали друг друга! Всё происходило совсем иначе, чем ты думаешь. Мы уходили в рощу; там росли два наших любимца – платан и каштан. Мы садились каждый под своё дерево и – раз-два-три! – начинали, как по команде, по-детски быстро-быстро яростно мастурбировать!

Поскольку сексуальное развитие Жанны в её благополучном детстве было, на взгляд Поля, до неприличия приличным, любовник делал всё, чтобы восполнить пробелы в половом воспитании девушки. Поль послал её на кухню за пачкой сливочного масла, не объясняя, зачем ему вдруг понадобился этот пищевой продукт.

Когда джинсики подружки были приспущены, он, смазал свой член маслом и, несмотря на её сопротивление, резко ввёл его в прямую кишку. В ритме совершаемых фрикций Поль жёстко твердил яростные фразы, заставляя хнычущую Жанну повторять их:

– Повторяй: к чертям собачьим Святое семейство и Богоматерь! Семья – это место, где эгоизм убивает любовь и свободу!

– Нет, нет и нет! – всхлипывала девушка, но Поль был неумолим. Он хулил церковь, мнимую добропорядочность буржуазных семей и, наконец, добрался до детей:

– Повторяй: дети – бунтари и охламоны, они делают, что хотят. Они сокрушили все препоны и выбрались на свободу. Но свобода оказалась им не по зубам!

Половой акт закончился возгласом Жанны: “Аминь!”, вынужденно сделанным ею под нажимом Поля.

Девушка, не откладывая дела в долгий ящик, изобретательно отомстила любовнику.

– Эй ты! Старый извращенец! Я тебе сюрприз приготовила!

Ничего не подозревающий Поль сунул в розетку неисправный шнур музыкального проигрывателя, принесенного Жанной из дому, и коварная подружка с удовольствием констатировала, что её любовника крепко тряхнуло током.

Следующее “занятие по анальному сексу” было уже совсем в ином роде. Поль велел подружке обстричь ногти, после чего заставил её ввести два пальца ему в зад. Сам он стоял, держась за решётку в комнате с туалетом и ванной, сопровождая фрикционные движения Жанны словами:

– Я буду трахать тебя грубо и жёстко. Я буду иметь тебя сзади, а потом спереди. Я извергну в твою глотку сперму из измазанного члена. Ты проглотишь её?

– Да! Я готова для тебя на всё!

– Тебя будет тошнить и меня тоже! Ты сделаешь это для меня?

– Да! Конечно же, сделаю! – Жанна была в восторге.

Моменты их эмоциональной близости перемежались периодами отчуждения. Время от времени Жанна замечала, что её любовник полностью замыкается в себе, и тогда она горько жаловалась:

– Ведь ты же не слушаешь меня! Мне кажется, что я говорю со стеной. Твоя отчуждённость убивает меня. В конце концов, я могу обойтись и без тебя!

Она попробовала, было, онанировать, но из этой затеи у неё ничего не получилось. Девушка подошла к стене, в отчаянье упёрлась в неё ладонями и вонзила в неё ногти. По ассоциации Поль мог бы вспомнить свою жену, царапающую обои в комнате Мориса. Но чем занималась его юная любовница, его уже не интересовало. Сидя на полу в укромном уголке квартиры, он тихо плакал.

В другой раз Жанна обрадовалась неожиданной нежности Поля. Он брился, стоя у зеркала в ванной комнате, а голая подружка сидела рядом на краю раковины, болтая ногами и упрекая его в холодности и эгоизме. Дело кончилось тем, что Поль поднял её как ребёнка, уложил себе на плечо и стал кружить с ней по квартире.

– Ну что ты загрустила? – Он поцеловал её, усаживая на прежнее место. – Мне кажется, я счастлив с тобой.

Сияющая Жанна кричала Полю, ушедшему в другую комнату:

– Я хочу так ещё! Иди ко мне!

Но в этот момент хлопнула дверь квартиры.

– Вот дурак! Даже не сказал мне: “До свидания!” – смертельно оскорбилась девушка.

Как уже не раз бывало в подобных случаях, она выместила свою злость на Томе. Вызвав его телефонным звонком на станцию метро, Жанна заявила:

– Ищи себе другую девчонку для фильма. Мне всё это донельзя опротивело. Ты заставляешь меня делать то, чего бы я сама не стала делать никогда. Ты насилуешь мои мозги! Довольно. Фильму конец!

В ответ она получила от Тома крепкую затрещину. Затем они по-девчоночьи, словно подружки, подрались, но потом, обнявшись, оба заплакали. Съёмки фильма продолжились.

Том сделал невесте предложение. Эта якобы неподдельно интимная сцена была, разумеется, снята на киноленту. Жанна, втянувшись в киношную игру, уже не протестовала, когда её личные отношения с женихом становились товаром, предлагаемым, как в нынешних реалити-шоу, всем потребителям телезрелищ. Впрочем, девушка обернулась к будущим зрителям не столько романтической, сколько прагматической стороной своего характера.

– Свадьба должна быть чуть старомодной с обязательным венчанием в церкви. Ретро – признак суперсовременности. Молодая новобрачная ведёт себя чуть сковано, но именно это нынче модно. Брак должен быть модным, свадьба – популярной. Всё в соответствии с современной рекламой: семья должна быть максимально удобной и полноценной со всех сторон – стены, крыша, дети, престиж. Как рекламируют машины, напитки и сигареты, так надо рекламировать и современный брак! – вдохновенно импровизировала в кинокамеру Жанна.

– Вот она, долгожданная искомая формула: молодость популярна, брак популярен! – восхитился Том. – А что если с устройством популярного брака не получится?

– Значит, – продолжала свои социологические выкладки невеста, – его надо наладить. Супружеская пара – два рабочих в комбинезонах, которые чинят двигатель семьи.

– А в случае измены?

– Ну, значит, в комбинезонах будут не двое, а трое или четверо! – не замешкала с ответом Жанна.

– А любовь?