Крупной промышленности с её лихорадочной быстротой производства необходимо быстро получать свои сырые материалы, быстро и в больших количествах выбрасывать на рынки свои продукты. Она должна быть в состоянии привлекать и выбрасывать, сообразно своим потребностям, большие массы рабочих. Отсюда — переворот в судостроении, замена парусного судна пароходом, просёлочной дороги — железной дорогой, курьера — телеграфом.

«Но огромные массы железа, которые приходилось теперь ковать, сваривать, резать, сверлить и формовать, в свою очередь требовали таких циклопических машин, создать которые мануфактурное машиностроение было не в силах» («Капитал», т. I, стр. 396).

Таким образом, крупная промышленность должна была создать себе свою собственную, соответствующую её существу основу. Овладев машиной, она начала производить машины посредством машин же.

«Существеннейшим производственным условием для производства машин с помощью машин была машина-двигатель, способная развивать силу в любой степени и в то же время всецело подчиняющаяся контролю. Она уже существовала в виде паровой машины. Но вместе с тем задача заключалась и в том, чтобы машинным способом придавать необходимые для отдельных частей машин строго геометрические формы: линии, плоскости, круги, цилиндры, конусы и шары. В первом десятилетии XIX столетия Генри Модсли разрешил эту проблему изобретением поворотного суппорта, который скоро был превращён в автоматический механизм и в модифицированной форме перенесён с токарного станка, для которого он первоначально предназначался, на другие машиностроительные машины. Это механическое приспособление заменяет не какое-либо особенное орудие, а самую человеческую руку, которая создаёт определённую форму, направляя, подводя резец и т. д. к материалу труда или направляя его на материал труда, например к железу. Таким образом, стало возможным придавать геометрические формы отдельным частям машин «с такой степенью лёгкости, точности и быстроты, которую не смогла бы обеспечить и самая опытная рука искуснейшего рабочего»»[22] («Капитал», т. I, стр. 396).

Нет надобности распространяться о великолепных машинах, употребляемых при машиностроении. Кто не слыхал о наших исполинских машиностроительных заводах, о тех гигантских паровых молотах, свыше 100 центнеров весом, которые играючи превращают в порошок гранитную глыбу, но в то же время способны давать самые лёгкие удары, заранее размеренные с величайшей точностью? Каждый день приносит новые успехи в машинном деле, новое расширение области их применения.

В мануфактуре разделение труда было ещё главным образом субъективным. Частичные процессы были приспособлены к личности рабочего. В системе же машин крупная промышленность обладает уже вполне объективным производственным организмом, с которым рабочий сталкивается, как с уже готовым, и в которому поэтому ему самому приходится приспособляться. Кооперация, вытеснение одиночного рабочего обобществлённым, становится уже не случайностью, а «технической необходимостью, диктуемой природой самого средства труда» («Капитал», т. I, стр. 397).

Подобно всякому орудию, машина входит в состав постоянного капитала. Она не создаёт стоимости, но лишь передаёт свою собственную стоимость продукту. В каждом данном случае она передаёт продукту ту стоимость, какую сама теряет вследствие износа.

Машина всегда входит в процесс труда целиком, а в процесс образования стоимости — только частью. Точно так же обстоит дело и с инструментом. Но разница между первоначальной общей стоимостью орудия и частью стоимости, переданной продукту, у машины гораздо больше, чем у орудия. Прежде всего она служит дольше, чем орудия, потому что построена из более прочного материала. Затем употребление её, регулируемое строго научными законами, делает возможной бо́льшую экономию в износе её составных частей и в потреблении вспомогательных материалов — масла, угля и пр. Наконец, поле производства у неё несравненно шире, чем у простого инструмента.

При данном соотношении между стоимостью машин и той частью стоимости, которую они ежедневно переносят на продукт, степень, в которой эта часть стоимости ежедневно увеличивает стоимость продукта, зависит от размера продукта. «В одной лекции, опубликованной в 1857 г., Бейнс из Блэкберна сообщает, что «каждая реальная механическая лошадиная сила[23] приводит в движение 450 автоматических мюльных веретён с соответствующим приготовительным оборудованием, или 200 ватерных веретён, или 15 ткацких станков для 40-дюймовой ткани вместе со сновальным, шлихтовальным и т. д. оборудованием»» («Капитал», т. I, стр. 400).

Вместе с тем дневные издержки на одну паровую лошадиную силу и износ машин, приводимых ею в движение, распределяются в первом случае на дневной продукт 450 веретён, во втором — на продукт 200 тростильных веретён, в третьем — на продукт 15 механических ткацких станков, так что на один фунт пряжи или на аршин ткани переносится очень незначительная часть стоимости.

При данном поле действия рабочей машины, т. е. при данном количестве её инструментов, или, если дело идёт о её силе (как, например, в случае парового молота), при данном объёме её силы, количество продуктов зависит от скорости, с которой машина работает.

Раз дана та пропорция, в которой машина переносит свою стоимость на продукт, величина этой части стоимости зависит от величины стоимости самой машины. Чем меньшей затраты труда она сама стоит, тем меньше стоимости она переносит на продукт. Если производство машины стоит столько же труда, сколько потом сберегает её применение, то на деле происходит простое перемещение труда, а не увеличение его производительности. Производительность машины измеряется той степенью, в которой она сберегает человеческую рабочую силу. Поэтому нисколько не противоречит принципу машинного производства то обстоятельство, что, вообще говоря, по сравнению с товарами, производимыми ремесленным или мануфактурным способом, у машинного продукта та часть стоимости, передаваемая орудием труда, относительно, т. е. по отношению к общей стоимости всего продукта, повышается, но абсолютно — падает.

С точки зрения удешевления продукта предел применения машины даётся тем, что её собственное производство должно стоить меньше труда, чем сберегается её применением. Но, как мы видели раньше, капитал оплачивает не употребляемый им труд, а лишь стоимость употребляемой им рабочей силы. Поэтому для него пределы применения машин определяются разницей между стоимостью машин и общей стоимостью, сберегаемой ею во весь период деятельности рабочей силы.

Но действительная заработная плата рабочего то падает ниже стоимости рабочей силы, то поднимается выше её. Кроме того, она неодинакова в различных странах, в различные эпохи и в различных отраслях промышленности. Поэтому границы применения машин при капитализме определяются разницей между ценой машины и ценой вытесняемой ею рабочей силы. Только эта разница имеет значение для капиталиста, только она давит на него принудительными законами конкуренции. Поэтому иногда случается, что машины, которые оказываются выгодными в одной стране, не получают применения в другой. В Америке изобрели машины для разбивания камня, но в Старом Свете они не применяются, так как пролетарии, исполняющие эту работу, получают оплату столь ничтожной части своего труда, что применение машин только удорожило бы производство для капиталиста.

Низкая заработная плата — прямое препятствие для введения машин, так что и с этой точки зрения она невыгодна для общественного развития.

Только в обществе, в котором будет уничтожена противоположность между капиталом и трудом, машины найдут простор для своего полного развития.