— Это не совсем история, — заметила я.

— Возможно, мифы и не являются историческими фактами, но то, что греки верили в них — неоспоримо, — терпеливо пояснил Уилсон. — Греческие боги — одна из составляющих частей истории Древней Греции. И наше знакомство с ними поможет лучше понять произведения Гомера об Илиаде и Одиссее. Многие ученые относят мифы к Микенской культуре, существовавшей с 1700 по 1100 годы до нашей эры. Также бытует мнение о том, что древнегреческая мифология берет свое начало в ближневосточной культуре Месопотамии и Анатолии из-за своего сходства с этой мифологией.

Мы дружно уставились на него всем классом. Его слова не на шутку запутали нас. Уилсон же спокойно посмотрел на наши озадаченные лица.

— Греки связывали все, что видели, с богами, — продолжал он приводить все новые аргументы. — Рассветы, закаты, победы и поражения — все это, по их мнению, зависело от богов. Вера помогала древним грекам наделять смыслом даже те вещи, которые, казалось бы, не имели его. Например, камень странной формы или очень высокое дерево они принимали за замаскированных богов. Поэтому поклонялись им из страха разгневать небожителей. Боги виделись грекам во всем, и все могло послужить доказательством их существования. Войны также вершились во имя богов, а оракулы воздавали им молитвы и вершили их волю вне зависимости от того, насколько странной, жестокой или нелепой она была. Даже штормовые ветры что-то символизировали. Греки связывали их с гарпиями — крылатыми женщинами, подобно ветрам, выхватывающими вещи из рук. Поэтому в штормах и изменениях погоды всегда обвиняли этих крылатых созданий.

— А я думал, что гарпии относятся к миру ведьм, — подал голос прыщавый парень по имени Барт. Я разделяла его мнение, но предпочла дать другим возможность высказаться.

— Согласно греческим мифам, гарпии представляли собой прекрасных женщин с длинными волосами и крыльями. А потом времена изменились, и в Романской мифологии их описывают уже как уродливых монстров с когтями и даже клювами. Ужасные, отвратительные, крылатые женщины. Со временем этот образ прижился. В «Божественной комедии» Данте описывает седьмой круг ада как место, где обитают гарпии. — И мистер Уилсон продекламировал:

Там гнезда гарпий, их поганый след,

Тех, что троян, закинутых кочевьем,

Прогнали со Строфад предвестьем бед.

С широкими крылами, с ликом девьим,

Когтистые, с пернатым животом,

Они тоскливо кличут по деревьям.

— Да, да, Уилсон, мы уже поняли, что у вас прекрасная память на стихи, — с издевкой в голосе сказала я, хотя, по правде сказать, я была ошеломлена. Уилсон рассмеялся, тут же потеряв всю серьезность. Я тоже выдавила из себя улыбку. По крайней мере этот парень умеет посмеяться над собой. Вот тебе раз! Кажется, кто-то был ботаником. Разве нормальный человек станет цитировать Данте наизусть? А его британский акцент только прибавлял мне уверенности в том, что на любой мой вопрос он скоро станет отвечать: "Элементарно, мисс Ичхоук!" Тем временем он продолжал, все еще улыбаясь:

— Отвечая на ваш вопрос, мисс Ичхоук, отмечу, что то, во что мы верим, напрямую влияет на нашу жизнь. На наш выбор, на наши действия и подсознание. Древние греки верили в своих богов, и эта вера наполняла все вокруг. История же написана людьми, которые также во что-то верили, вне зависимости от того, правда это или нет. Соответственно ваша вера поможет вам выбрать нужный путь при создании вашей собственной истории. Может быть, то, во что вы верите, тоже миф? И я сейчас не говорю о религии. Я говорю о тех установках, которые вы себе задаете или задавали так долго, что поверили, будто это правда.

Мистер Уилсон взял со стола стопку бумаг. Раздавая листы, он продолжал:

— Я хочу, чтобы вы поразмыслили над этим. Что если то, что вы думаете о себе или о своей жизни, всего лишь миф, в который вас заставили когда-то поверить?

Уилсон положил передо мной смятый лист бумаги и отошел от парты без каких-либо комментариев. Это была моя история. Та самая, которую я отправила в мусорное ведро в свой первый день в школе. Лист разгладили настолько, насколько это было возможно, но то, что накануне его скомкали, все еще было видно. И этого уже нельзя было исправить. Никакая прессовка и разглаживание не скроют того факта, что этот лист побывал в мусорном ведре.

«Однажды давным-давно… жил-был маленький дрозд, невольно выпавший из гнезда…»

Посмотрев на лист, я добавила еще одно слово: выброшенный.

«Однажды давным-давно… жил-был маленький дрозд, невольно выпавший из гнезда… выброшенный».

Точно мусор. И никакие попытки убедить себя в обратном не помогали. Девчонки вроде меня сами зарабатывают себе репутацию. Я сама себя сделала. Я могла бы свалить все на воспитание, но это никак меня не оправдывало перед самой собой. Мне нравились парни, а я нравилась парням. Или им нравилась моя внешность. Думаю, что они имели в виду именно это, когда говорили, что я им нравлюсь, ведь никто, кроме меня, не знает, какая я на самом деле. Да, они меня не знают. Но именно это часть моего очарования. Я сама создала себя. У меня длинные волосы, я ношу одежду в обтяжку и крашусь. И когда кто-то прикасается ко мне или целует меня, я чувствую свою власть, я чувствую себя желанной. Я знала, что некоторые люди обсуждают меня. Я знала, что они шепчутся у меня за спиной. Я знала о том, что парни говорят обо мне. Они называют меня шлюхой. И сказать, что это не так, означало бы солгать. И уподобиться древним грекам с их глупыми богами.

Джимми называл меня синей птицей. Ему нравилось это милое прозвище. Но я не имела ничего общего с синей птицей, я не сияла и не приносила счастье. Скорее уж, я была похожа на гарпию. Крылатую женщину. Ужасный монстр с кривыми и острыми когтями. Только тронь меня, и я утащу тебя в преисподнею, где подвергну самым страшным пыткам. Но это не моя вина, я такая, какая есть. Шерил забрала меня, когда мне было одиннадцать, и она не особенно разбиралась в детях. В ее жизни не было места для материнства. Большую часть времени её не было рядом, но меня это, в общем-то, устраивало. Правда, когда я была помладше, она следила за тем, чтобы я вовремя ела и шла в постель.

Мы жили в двухкомнатной квартирке на окраине Боулдера, в двадцати минутах езды от Лас-Вегаса. Шерил работала дилером в казино, поэтому днем она отсыпалась, а по ночам проводила время в прокуренных клубах среди игроков, чувствуя себя при этом просто прекрасно. Она всегда с кем-нибудь встречалась. И чем старше она становилась, тем более потрепанных мужчин выбирала. А чем старше становилась я, тем сильнее приковывала к себе их взгляды. Поэтому в какой-то момент наши отношения с Шерил стали довольно напряженными. Я знала, что после окончания школы буду предоставлена сама себе, так как деньги на мое содержание перестанут поступать, когда мне исполнится восемнадцать, а в августе мне будет уже девятнадцать. Так что это был лишь вопрос времени.

Когда урок закончился, я вновь смяла листок и выбросила его в корзину, где ему было самое место. Мистер Уилсон заметил это, но ничего не сказал. Когда я пришла на парковку, обнаружила там Мэнни и Грасьелу, удобно устроившихся на откидном борту моего грузовичка и ведущих оживленную беседу с подружками Мэнни. Я только вздохнула. Сначала Мэнни, теперь Грасьела. Похоже, я стала их персональным водителем. Они так громко хохотали и разговаривали, что у меня тут же разболелась голова. Одна из девушек окликнула группу парней, сгрудившихся вокруг желтой Камеро:

— Брендон! Кого ты пригласил на выпускной? Я пока еще не выбрала партнера, между прочим!

Остальные девчонки активно зашушукались, а Брендон оглянулся в поисках той, что его окликнула. Брендон был младшим братом одного парня, с которым я тусовалась время от времени. Правда, Мэйсон был накачанным и темноволосым, а Брендон — коренастым и светловолосым, оба выглядели чертовски привлекательно. Мэйсон окончил школу тремя годами ранее, а Брендон был в выпускном классе, так же, как и я. Я была самой старшей среди парней моего возраста, и, хотя большинство из них были достаточно симпатичными, я частенько скучала в их обществе. Вот почему я никогда не стану королевой выпускного бала, несмотря на светлые мечты Мэнни.