Но при всем желании ни одна христианская церковь не может отказаться от проповеди превосходства любви к богу перед любовью к человеку, так как эта проповедь выражает дух религии, ее природу. Более того, религия неизбежно унижает в глазах верующего не только других людей, но и его самого. Как верно заметил Карл Маркс, «религия есть самосознание и самочувствование человека, который или еще не обрел себя, или уже снова себя потерял»[17], т. е. религиозно настроенный человек — это человек, который в силу каких-то обстоятельств — социальных или индивидуальных— не может реализовать в своей практической деятельности свою подлинную человеческую сущность, свои дарования и способности, свои жизненные планы. И эту неспособность, реальное бессилие он компенсирует, иллюзорно восполняет верой во всесилие божества, перед которым все человеческое мало и ничтожно. «Так как все люди произошли от Адама, — говорит баптистский проповедник, — то и они стали наследовать поврежденное естество, так что они во грехах зачинают и рождаются, и поэтому суть чада гнева и не расположены к доброму, но склонны к злому»[18]. На этой почве в сознании верующего развивается своеобразный синдром жертвенности, готовность перенести любое жизненное испытание, любой удар судьбы, воспринимаемые им как проявления божественной воли, направляющей его к спасению.

Проповедь такой жертвенности встречается во всех основных направлениях христианства. Один из ведущих православных богословов середины нашего века митрополит Николай (Ярушевич) с восторгом вспоминал как пример для подражания со стороны верующих ветхозаветную историю о принесении Авраамом в жертву богу сына своего Исаака. Суть этой легенды такова. В результате божьей милости у 100-летнего Авраама и 90-летней его жены Сарры родился сын, которого, согласно божественной воле, нарекли Исааком. И вот, искушая Авраама в верности и послушании, через несколько лет бог повелел принести единственного сына Исаака в жертву через сожжение. Тот, не колеблясь, стал исполнять волю всевышнего. Комментируя эту легенду, митрополит Николай говорил: «Даже тогда, когда Господь для испытания его веры повелел ему поднять руку с ножом на сына своего Исаака, чтобы принести его в жертву, Авраам, послушный голосу Божию, направился к горе, чтобы там принести эту жертву. Такова была не знавшая колебаний или сомнений вера у праведного Авраама»[19].

По логике религии так и должно быть. Ведь для последовательного верующего имеют значение лишь два существа: бог как «творец и вседержитель» всего «видимого и невидимого» и он сам, носитель «образа божьего», получивший временную, телесную оболочку «бессмертной души» с единственной целью — приготовить душу к вечности. Все же остальные люди для верующего не имеют самостоятельного значения. Они воспринимаются не как равноценные сотоварищи, соратники в решении общего дела, обладающие такой же значимостью, а лишь как средство, способное содействовать или препятствовать индивидууму на его пути к спасению. И ветхозаветный Авраам ни на минуту не задумался о судьбе сына Исаака, о возможной для него иной жизненной цели, чем быть просто принесенным в жертву богу собственным отцом. Авраам воспринимал сына не как личность, имеющую неповторимую ценность, а как собственность, как средство для разрешения своих взаимоотношений с богом. В Новом завете эта черта религиозного сознания выражена предельно прямо: «Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня» (Мат. 10, 37).

Любой нравственно не испорченный человек внутренне содрогнется от ужаса, представив себе мысленно картину, изложенную православным моралистом в проповеди об Аврааме. Ведь изначально, в силу врожденного инстинкта сохранения рода, человеку присуща обостренная забота о жизни своих детей. По мере развития общества шло социальное и духовное вызревание личности и инстинкт сохранения рода развился в нравственное чувство особой ответственности взрослого за жизнь, за здоровье, за благополучие ребенка. В цивилизованном обществе наибольший протест и возмущение всегда вызывали и вызывают те поступки людей, которые несут страдания детям.

Совесть человеческая не может примириться с допустимостью страдания, жестокости по отношению к людям во имя любви к богу. Религия же фактически оправдывает и воспевает их. «Все, что делается из любви к Христу, полно красоты, хотя бы люди и не видели этой красоты и даже считали безумием»[20], — утверждает баптистский проповедник.

Одной из причин живучести проповеди христианской «любви» является ее внешне гуманистический характер. Ведь формально она призывает любить и бога и людей. Верующие в своей массе искренне хотят одновременно угождать и сверхъестественному существу и делать добро для людей. Но истинная сущность христианской «любви» такова, что она имеет своей целью прежде всего не служение людям, а служение фантастическому существу.

В этом плане весьма характерна история, о которой рассказал бывший священник П. Дарманский. У верующей женщины в Ленинграде тяжело заболела 18-летняя дочь. Мать была в отчаянии и в своих молитвах дала обет богу, что отдаст дочь в монастырь, если бог пошлет ей выздоровление. Благодаря усилиям врачей девушка выздоровела, и верующая мать, увидев в этом чудо, действительно поместила дочь в Пюхтицкий женский монастырь. Прошло два года. Молодая девушка поняла бессмысленность пребывания в монастыре, однако сама уйти не решилась и со слезами умоляла мать забрать ее домой, позволить ей жить обычной человеческой жизнью. Но мать усердно молилась, чтобы бог удержал дочь в монашеской келье. Она даже просила отслужить молебен, чтобы бог не допустил исполнения желания дочери[21].

Трагизм этой истории в том, что мать действительно любит свою дочь, но, как верующая, искренне убеждена, что благо дочери неразрывно связано с богом. И она жертвует земным, единственно возможным счастьем дочери во имя верности сверхъестественному существу. С другой стороны, дочь обезоружена в борьбе за свое счастье. Если бы мать выказывала ей открытую вражду, нежелание считаться с ее мнением ради каких-то корыстных, эгоистических интересов, девушка чувствовала бы моральное право поступить по-своему, против воли матери. Но поскольку мать удерживала ее в монастыре именем любви к ней и верой в бога, девушка оказалась морально порабощенной мистической «волей божьей».

Христианство и теперь содержит в себе идею отказа от земных благ, от естественных человеческих привязанностей ради любви к богу. Так, православная и католическая церкви по-прежнему восхваляют многочисленных «святых», которые оставляли свои дома, семьи, отрекались от всего, чем живет человек на земле, и шли в леса, в пустыни, чтобы служить богу. Хотя баптистская церковь и не признает культа святых, но требование жертвенности выдвигает не менее, а может даже и более настойчиво. В проповедях, в печатных изданиях верующим внушается мысль, что самое главное для них — это родство по духу с братьями и сестрами во Христе, а не родство по крови, так как с первыми их роднит кровь Христова, кровь божья, пролитая за спасение грешников, а со вторыми лишь кровь человеческая. Как о вполне нормальном явлении говорит об отказе от родных ради служения богу один из ведущих богословов церкви евангельских христиан-баптистов А. Карев: «Нам пришлось отказаться от людей, которые нам были очень дороги, но которые не захотели пойти за Христом. Нам пришлось делать очень трудный выбор: или они, или Христос! И мы выбрали Христа, а от дорогих нашему сердцу людей мы должны были отказаться»[22].

В итоге мы видим, что христианство воспитывает у своих последователей прежде всего боголюбие, а не человеколюбие, проповедует угождение существу сверхъестественному, а не заботу о земном благе людей.