- Увечий пока, слава богу, не было, а что касается всего остального... Вам надо было свидетельствовать месяцев восемь назад. Вы вчерашний день ищете, доктор.
- Успокойся, поэт, и не огорчайся. Все, кто бил тебя, сами давно сидят!
- А мне какая от этого радость? Они сидят, и я сижу.
- Дурной какой! Это же хорошо, что долго сидишь... Хороший признак!.. Значит, не знают, что делать с тобой: выпускать - не выпускать. Глядишь, и на волю выскочишь!.. Чем черт не шутит. Сейчас все может быть. В крайнем случае, получишь лет пять, ты молодой, у тебя вся жизнь впереди. Поедешь на Колыму - там апельсины растут... Не унывай, поэт!
Королева снов моих, моя богиня сегодня благосклонна ко мне, она явно кокетничает, играет, как кошка беспомощным мышонком. Я прощаю ей все и не протестую. Мне приятно...
Мы уже знакомы. Больше того, по-моему, у нас "роман". К сожалению, платонический.
Знакомство наше случилось в канун ноябрьских торжеств. Перед каждым советским праздником в тюрьме учинялся тщательный "шмон", на предмет изъятия запрещенных предметов. Изымалась бумага во всех ее видах, вплоть до мундштуков от папирос. Отбирались все острые предметы и все красное (на время праздника).
Мне предложено было снять штаны. Красные лыжные штаны... Видно, опасались, как бы в юбилей Великой Октябрьской революции я не стал размахивать ими сквозь намордник зарешеченного окошка камеры. Наподобие известного плаката МОПРа.
Я отказался подчиниться. На меня прикрикнули, пригрозили карцером.
- Не имеете права! - возмущался я.- Это грабеж.
- Не положено,- отвечали мне.
- А сидеть в ноябре без штанов положено? Дайте мне какую-нибудь сменку, что ли...
- Посидишь без штанов, ничего с тобой не сделается. После праздника отдадим.
Штаны унесли.
Вслед за "шмоном" накатилась следующая предпраздничная волна тюремный обход. В камеру вошли начальник тюрьмы, корпусной начальник, тюремный врач, некто из прокурорского надзора и представитель от исполкома Ленсовета.
- Жалобы есть? - спросил начальник тюрьмы.
- Есть! - сказал я.- Прошу извинения перед дамой, но с меня только что сняли штаны... Можете убедиться!
Начальник тюрьмы вопросительно повернулся к корпусному.
- Товарищ начальник,- отрапортовал корпусной,- надзиратели действовали согласно инструкции. После праздника штаны заключенному будут возвращены.
- Я не привык ходить без штанов... Тем более в такой праздник. Мне холодно... Не хотите отдать мои штаны - дайте другие... Мой размер пятидесятый!
Инцидент все больше приобретал комическую окраску. В камере еле сдерживались от смеха. "Концерт" со штанами обещал развлечение.
Спасая серьезность момента, начальник тюрьмы отдал распоряжение заменить мне штаны.
Задал свой коронный вопрос и представитель исполкома, отрабатывая тем самым свое присутствие в составе обхода.
- Как кормят? - спросил он.
Как будто от нашего ответа что-то могло измениться...
Мои сокамерники повернули головы ко мне, как бы уполномачивая меня отвечать. Сегодня я вел "концерт".
- Как и во всякой тюрьме - плохо! - разозлился я.- Как-как?! Какая разница? В одной тюрьме чуть лучше, в другой - чуть хуже. А в общем-то... везде паршиво.
- Почему?.. На Шпалерке, например, кормят лучше. Хоть пайка там и меньше, зато приварок... Кашу дают,- сказал кто-то.
- Кому нравится Шпалерка, могу посодействовать,- улыбнулся начальник тюрьмы.
- Что вы, что вы,- замахал я руками.- Вы не так поняли товарища. Он этой кашей сыт по горло! До сих пор кровью харкает - там бьют!.. Мы этой кашей наелись досыта.
- Ко мне вопросы есть? - подал голос прокурор по надзору.
Камеру прорвало. Почему бьют? Когда выпустят? Долго ли еще сидеть здесь? Почему нет прогулок? Когда снимут позорные намордники с окон? кислороду не хватает, в камерах духота - спичка не загорается.
- Ваши "когда" и "почему" вне моей компетенции,- развел руками некто из прокуратуры.- Ответы получите по мере разрешения их соответствующими инстанциями.
- Премного благодарны! - поклонился я ему в пояс.- Более исчерпывающего ответа мы и не ожидали от вас, спасибо! Низкий поклон вашим коллегам!.. Скажите, доктор! - обратился я к врачихе.- Может быть, в вашей компетенции выписать порцию винегрета, зубы начали шататься?
Она подошла ко мне, оттянула пальцами нижние веки глаз... Потом осмотрела вспухшие десны зубов, спросила фамилию. Я назвал. Встретив непривычное сочетание "жж", записала в свою тетрадь и ласково пообещала: "Вызову". Обход закончился.
Никаких штанов в праздники мне не принесли. К врачу меня не вызывали. Обещанный винегрет жду до сих пор.
Полгода спустя мы свиделись снова.
На этот раз ее вызвали в связи с приступом эпилепсии, случившимся с одним из заключенных.
До прихода врача мы всей камерой, как могли, старались облегчить бедняге страдания: просунули ему между зубов черенок деревянной ложки, чтобы не поранился и не откусил себе язык в конвульсиях, как это часто случается, подложили под голову мягкое, оберегая от ударов о цементный пол... Словом, пытались всячески помочь ему.
Когда припадок наконец иссяк и больной пришел в себя, понемногу затих и успокоился, в камеру явилась и долгожданная медицина.
Благоухая как цветущий дендрарий, моя любовь одарила всех нас очаровательной улыбкой.
- Ну, что у вас тут произошло, мальчики? - бодрым, как на физзарядке, голосом спросила она.
Ей объяснили. Подойдя к больному, она заговорила с ним... Взяв его руку, послушала пульс... Решив, что следует проверить температуру, поставила под мышку градусник... Все проделывалось не спеша, с сознанием собственной неотразимости.
Способность этой красивой женщины нравиться самой себе и получать от этого удовольствие - восхищала!
Я сидел на топчане, тихонько шептал какие-то стихи и откровенно любовался ею.
Она услышала, повернулась ко мне:
- Стишки читаешь, поэт?.. Ну-ка, ну-ка, чего ты там бубнишь, повтори.
- Вам как, доктор, читать - с выражением?
- Читай с выражением,- разрешила она.
Со всей задушевностью, на какую только способен, я начал:
Когда, любовию и негой упоенный,
Безмолвно пред тобой коленопреклоненный,