— Потому что продукты, в конце концов, кончатся, — сердито ответил ее любовник, больше из желания поспорить, чем из преданности своему вожаку.

Равнина была совершенно плоской: бесконечные снега, покрывающее местность, которая когда-то была холмистой. И небо, и снег серебрились белизной, и поверхность сугробов струилась под ветром. Оценивать расстояния было трудно — встречавшиеся изредка ориентиры казались плавающими в воздухе. Горилла определял курс с помощью ветра, который всегда, сколько Горилла мог помнить, дул в одном направлении.

Людей он встретил неожиданно, примерно через час после того, как покинул колокольню. Это была группа лыжников с парусами за плечами, двигающихся под углом к ветру и по диагонали к его собственному курсу. Горилла насторожился при их приближении и потянулся за винтовкой, отпустив шкот. Он хотел проскочить ярдах в пятидесяти впереди. Снежная лодка продолжала идти вперед, и снег мягко шуршал под плоским днищем.

— Эй, ты!

Горилла не отозвался на выкрик, удивленный, что не последовало обычного аккомпанемента выстрелов. Ловцы, как правило, не изменяли своему пристрастию к мясу.

— Не ходи туда! — слабо прозвучало в его ушах, когда лыжники уже проносились мимо.

Они предостерегали его. Удивленный Горилла позволил парусу развеваться свободно, его лодка замедлила ход и остановилась. Он повернулся и осмотрелся вокруг, подозревая ловушку, но увидел только удаляющиеся спины с туго натянутыми встречным ветром парусами.

Лодка слегка качнулась.

Горилла опять повернулся лицом к носу. По спине пробежал холодок страха. Хлопающий парус выдернул шкот из пальцев.

Перед лодкой стоял Лапа.

Возвышаясь более чем на девять футов, огромное животное стояло на широко расставленных задних лапах, наклонясь вперед. Когтистыми передними лапами он оперся о нос лодки. Серебристый мех слипся от набившегося снега; челюсти приоткрылись в карикатурной заигрывающей улыбке, показывая острые зубы.

Неизбежная смерть может выглядеть забавно.

В «Винном Приюте», там, позади, в засыпанной снегом деревне, висел яркий рекламный плакат. Благодушный краснолицый бармен улыбался, наклонясь вперед и упираясь руками в стойку. У его локтя пенилась кружка янтарного пива. Надпись гласила: «Встречайтесь с друзьями в нашей пивной».

Горилла истерически рассмеялся, когда зверь начал бить передними лапами по лодке, сначала потихоньку, потом изо всех сил, как слабоумный ребенок.

Затем огромные когти подцепили снизу киль и жестом, каким отбрасывают наскучившую игрушку, швырнули лодку вверх и назад.

Вокруг Гориллы сомкнулась холодная тьма. Сверху его закрывала перевернутая лодка. Справа виднелась полоска серого дневного света. И еще были видны огромные косолапые ступни, терпеливо ожидающие, когда Горилла выберется из укрытия.

Морг, топая, бежал по туннелю, беспорядочно размахивая лампой, потеряв ориентировку, с единственной мыслью — оказаться как можно дальше от безукоризненно одетого живого трупа. Морг всхлипывал на бегу, и все увеличивающийся страх, гнездящийся в мозгу, заставлял его видеть человеческую фигуру в каждой неровности ледяных стен, в каждом отблеске света, — в водовороте причудливых отражений, множащихся в грубо обтесанном льду — всюду.

Пол был скользким, стремительно летящие ноги спотыкались, и страшный человек оказался прямо перед ним, ярко освещенный, с искаженным, жутким лицом несущийся навстречу Моргу. Морг опять закричал, пытаясь повернуть, остановиться, и, не сумев ни того, ни другого, врезался в жесткие объятия своего собственного отражения.

Лежа на холодном полу, Морг дрожал и чувствовал удары своего сердца. Лампа погасла, единственным звуком в тишине туннеля было его собственное дыхание.

Немного погодя он пошевелился, пошарил вокруг руками. Он очутился в заброшенном тупике.

Ищущие пальцы нащупали гладкий цилиндрический предмет. Морг стал обследовать пространство дальше и нашел еще.

Несколько месяцев назад из опасений за душевное здоровье Морга Горилла спрятал здесь все, что оставалось в «Винном Приюте».

Вскоре Морг уже пил.

Это успокаивало. И было привычным. Через какое-то время Морг понял, что плачет, думая о своей матери. Ему казалось непростительным, что он не в состоянии вспомнить ее лица.

Рука Гориллы наткнулась на приклад винтовки, наполовину засыпанный снегом. Схватив ее, он, извиваясь, пополз под перевернутой лодкой, с трудом пробираясь между снастями, мешками, парусиной, подальше от ног поджидающего зверя. Рано или поздно Лапа додумается оттащить лодку в сторону. Горилле не хотелось быть там, когда это случится.

Короткая мачта вертикально вошла в снег; нельзя было определить, сломана она или нет. Высвободив ноги из опутавших их веревок, Горилла прополз под планширом рядом с носом лодки, стараясь не высовываться. Его частично скрывала несущаяся по ветру снежная пыль, которая обволакивала равнины слоем до одного фута. Одежда насквозь пропиталась холодом.

Горилла неуклюже поднялся на ноги — они сразу погрузились в податливое месиво — и поднял ружье.

Лапа повернул голову. Зверь стоял примерно в пятнадцати футах, рядом с кормой снежной лодки.

Он смотрел на Гориллу. Взгляд скользнул вниз, на винтовку, затем опять на его лицо.

Дрожа, Горилла зацепил онемевшими пальцам спусковой крючок.

Во взгляде Лапы было нечто необычное. Он смотрел в глаза Гориллы, внушая ему: не стреляй. Маленькие горящие глаза на огромной морде, покрытой серебристым мехом, и выражение их было совсем не похоже на выражение глаз животного.

Горилле пришло в голову, что за этим скрывается злокозненный разум.

Винтовка рявкнула, отбросив Гориллу из его неустойчивой позиции на спину. Снова поднимаясь на ноги, он наблюдал, как Лапа медленно, тяжеловесно опускается на снег и на его шее, пульсируя, расплывается темное пятно.

Животное все время смотрело на него, пока огромная голова не поникла и тело окончательно замерло — серебряный остров посреди серого волнующегося моря.

Горилла пополз обратно к лодке, вытащил из-под корпуса доски и встал на них. Затем запустил пальцы под планшир и, кряхтя, потянул вверх. Борт приподнялся на фут или около того и остановился — мешала воткнувшаяся в снег мачта.

В отдалении неспешно приближались белые силуэты.

Страх нагнал в кровь Гориллы адреналина. Он с отчаянием попытался снова поднять лодку, в спине вспыхнула боль. Судно помедлило, затем перекатилось в нормальное положение, рассыпая вокруг снег. Горилла прыгнул в него, схватил шкот, туго натянул парус, скача на месте и раскачивая лодку, чтобы освободить ее от налипшего снега. Медленно, очень медленно лодка заскользила вперед. Горилла вспомнил о винтовке и попытался подхватить ее, по промахнулся.

Гигантские мохнатые фигуры окружали его, упорно двигаясь вперед, сосредоточенные, объединенные ненавистью. Горилла закрепил шкот и поднялся на ноги. Размахивая палкой, он бил по острым, как бритвы, когтям, целившимся в него. Рывками румпеля он заставил лодку идти сквозь стаю зигзагом, враскачку. Удар чудовищной лапы бросил его на дно лодки. Горилла сжался в комок, обхватив голову руками, и ждал.

Через некоторое время он приподнялся и взглянул за корму. Штук тридцать зверей, не двигаясь, смотрели, как ветер относит снежную лодку на безопасное расстояние. Сотрясаемый дрожью запоздалой реакции на перенесенное испытание. Горилла, поворачивая по полой дуге, взял курс домой.

В борьбе за существование появился новый фактор. Лапы начали охотиться стаями. Прежде становившиеся поодиночке добычей для винтовки Гориллы, они теперь перешли в наступление.

Кокарда и Прутик тащились по ледяному туннелю, волоча за собой сани, предназначенные для продуктов. Дойдя до супермаркета, они остановились и, оставив сани перед разбитой стеклянной дверью, пролезли через эту дверь внутрь. Похожее на пещеру помещение в свете ламп выглядело мрачно и неприветливо; полки по большей части были пусты, пол завален рваными картонными коробками. Шурша мусором, они прошли на склад, помещавшийся позади.