II
А Павел Осипович в это время уже мчался на поезде, с которым прежде каждую весну уезжал к себе домой. Всё было отлично, прекрасно, великолепно! Правда, попасть на поезд оказалось не так-то легко. Пришлось немало потрудиться, чтобы обмануть встревоженных манифестом врагов. Запутывая следы, он два дня колесил по Петербургу, пешком прошёл 15 вёрст, и на маленьком полустанке купил билет и незаметно сел.
Зато дальше всё пошло хорошо. Его ждали, машинист оказался своим и сейчас же тронулся в путь. Хитро усмехаясь, Павел Осипович улёгся на верхнем месте, лицом к стене, и поезд, чем дальше, тем мчался сильней. А ночью он нёсся со страшной быстротой, то с гулом раскатываясь по рельсам, то взвиваясь на воздух и вытягиваясь там длинной змеёй.
Под вечер следующего дня Павел Осипович вышел на маленькой станции, крадучись, прошёл по перрону туда, где через палисадник был выход на большую дорогу и, едва сдерживая нетерпение, пустился шагать.
Через полчаса он был уже далеко в степи. Всё было великолепно. Здесь его тоже ждали. Зеленеющая степь широко расстилалась по всем сторонам. Там и сям вспухали холмы. Небывало громадное солнце опускалось за одним из них, и на пылающем веере чётко рисовался воткнутый в вершину шест.
Это был знак. С торжествующим криком Павел Осипович пустился бежать. Выросшие за спиной крылья стрелой взнесли его на вершину холма. Он вырвал шест и запел песнь свободы голосом, слышным на весь мир. Степь была в крови. Это так! Скинув с себя рубашку, он топнул ногой, и белое превратилось в яркий кумач. Красное знамя развевалось над холмом. Стреляли пушки, гремели клики, громадные птицы радостно летели во все концы, солнце, склоняясь, опускалось за горизонт…
Взмахнув своими крыльями, Павел Осипович полетел. Накинувшись сзади, чёрные духи оторвали их, и он кувырком покатился вниз. Первая борьба! Он быстро отбился, подмял самого большого под себя и с песней победы помчался вперёд.
В овражке, поросшем бурьяном, он кинулся на колени. Затихла степь, тёмное небо бороздили огни. Вспыхнуло сиянье, огненная змейка, изогнувшись, прорезала воздух и слетела вниз. Пропилив голову, она зажгла его мозг, и с криком восторга Павел Осипович упал на землю лицом. Эфирное сознание снова снизошло на него!..
Было совсем темно, когда Павел Осипович спешил по пустынным улицам родного городка. Низко висели тучи, накрапывал тёплый дождь, лениво лаяли собаки. Вот и дом отца. Комнаты ярко освещены. Тоже ждали, ждали давно!..
Подтянувшись руками за ставни, он заглянул в окно. Вся семья: мать, отец, брат Дмитрий, четырнадцатилетняя Соня — все сидели за большим столом, радостно говорили о нём и нетерпеливо смотрели на дверь.
Павел Осипович соскочил. Пора! Обежав кругом дома, он по лестнице взобрался к слуховому окну на чердак. Ему нельзя было войти, как обыкновенному человеку, через дверь. Он должен был явиться сверху. Спотыкаясь о балки, он прошёл по чердаку, спустился по внутренней лестнице в коридор и распахнул дверь.
— Да будет этот дом твердыней, откуда начнётся освобождение духа!
Среди восторженных восклицаний, решительными шагами он подступил к отцу, посадил его на стул и, нагнув ему голову, три раза дунул на темя. Коснувшись до него пальцами, вдохновенно произнёс формулу Итак и обратился к матери. Брат Дмитрий начал бороться. Павел Осипович со страшной силой вывернул ему руки и, восклицая: «Не сопротивляйся, безумец!» — совершил и над ним обряд. Соня с визгом пустилась бежать, но Павел Осипович догнал её и ворвался в кухню.
Там он мгновенно помазал помертвевших от страха горничную и кухарку и кинулся к кучеру Матвею, который служил в доме уже двадцать лет и был приятелем всех детей. Опрокидывая лавки и ведра, Матвей кубарем выкатился на двор, но с победным кличем Павел Осипович догнал его, повалился с ним вместе на землю, сел на него верхом и тоже помазал, произнося заклинания.
III
Недели через три после этого Катя Незванкова получила, наконец, письмо от своей подруги, Анюты Ключаревой, служившей фельдшерицей в том городе, откуда был родом Павел Осипович. Анюта Ключарева писала ей:
«Милая Катечка! Прости, дорогая, что так замедлила ответом на письмо, в котором ты спрашивала относительно Павла. Слишком уже тяжело было писать, да и дела случились разные — сильно заболела мама — так что захлопоталась и откладывала со дня на день.
Павел был, действительно, здесь, но теперь нет его уже и я сейчас расскажу тебе всё. Господи, как тяжело видеть гибель человека, подобного ему! Я так потрясена, что кажется мне, что нам, маленьким людям, совсем незачем жить. Доктора думают, впрочем, что это не безнадёжно, хотя верного предсказания сделать нельзя. Благоприятен тот признак, что сумасшествие приняло сразу такую острую форму.
А теперь вот, что произошло. Павел явился вечером к своим, страшно всех перепугал, потому что вышло это так неожиданно, точно он свалился с неба. Начал говорить дикие слова, пел, плясал, хватал всех и дул на головы, утверждая, что этим помазывает на новую жизнь. Потом вспомнил про меня и прибежал к нам.
У мамы слабое здоровье, она страдает болезнью сердца. Бедняжка чуть не умерла от потрясения. Вообрази себе: лицо красное, глаза сверкают, весь в грязи — я подумала сперва, что он пьян. Но — увы! — это было не так. Меня он тоже сейчас же помазал и дал мне важный чин в своём ордене духа, по левую сторону от себя, на пять ступеней ниже, чем он — так, кажется! — и это бы, конечно, ничего, хотя от неожиданности я и начала отчаянно кричать, но он помазал и бедную маму, и она от страшного перепуга не может оправиться до сих пор.
Не было никакой возможности успокоить его, он говорил, как граммофон, воевал с врагами, командовал армией, пел так, что у меня чуть не лопнула барабанная перепонка и был необыкновенно счастлив. А я в конце концов начала рыдать от отчаяния и ужаса. К счастью, прибежали его отец, брат и другие и с огромным трудом удалось его уговорить и увести, а то он непременно хотел лечь спать на мою постель.
Ему представлялось, что он получил откуда-то свыше дар перерождать людей и он вербовал себе армию, чтобы сделать какой-то переворот! Как это ужасно и больно! Не сомкнув глаз, я проплакала целую ночь, а на следующий день оказалось, что, пробушевав до утра, он побежал потом на базар, и там разъярённые мужики страшно избили его. Его арестовали и счастье ещё, что Осип Васильич, его отец, пользуется таким уважением в городе! Павла поместили прямо в больницу, и он целую неделю сидел у нас, но я не могла решиться его повидать, в такое буйство он впал. Прямо невероятно кричал и бесновался три дня, так что пришлось надеть смирительную рубашку — потом сразу утих, точно пришёл в себя. Тогда его отвезли в психиатрическую лечебницу в Харьков.
Мы были все очень рады и думали, что это выздоровление, но оказалось не так. Он притворился. Нарочно сдержался, вёл себя очень хорошо, обманул докторов и каким-то образом убежал.
Можешь представить себе отчаяние семьи! Совершенно неизвестно, где он теперь. Пропал, точно в воду канул. Его ищут уже целую неделю. И когда я подумаю, что он, сумасшедший, ничего не понимающий, бегает теперь где-нибудь по голой степи, что его, может быть, бьют, а может быть и убили уже, я сама почти схожу с ума. Ведь какой это был ум! И как мы верили ему! Дорогая Катечка, жизнь страшно тяжела. И здесь, в глуши, она ещё ужаснее, чем у вас. Загорелась тогда перед нами коротенькая заря, и точно в отместку стало ещё безысходнее и темней. И все гибнут, гибнут!.. Бедный Павел!..
Но слишком тяжело, да и записалась я, — надо кончать. Прощай, родная, целую тебя. Кланяйся Николаю. Как только будут новости, напишу. Твоя А. Ключарева».
IV
Когда на Павла Осиповича снова набросились враги, он защищался отчаянно, но его одолели, избили и связанного повезли. Он думал сначала, что его везут на казнь, и в ужасе бился, рыдал и звал на помощь своих. Оказалось, что это не так. Его привезли в сумасшедший дом, но не в тот, откуда он убежал, а совсем в другой, называвшийся «Центр». Этот сумасшедший дом лежал в подземелье, был ярко освещён искусственным солнцем, имел шестьдесят этажей и был населён больными, которым делали прививки отупения. В самом низу, в глубоком мраке находилась лаборатория угашения духа. По телеграфному распоряжению здесь была назначена для Павла Осиповича окончательная борьба.