В такую необыкновенную форму отлился религиозно-нравственный облик действительных, а не воображаемых (о которых у нас часто говорят) иудеев. По своим вероисповедным воззрениям, они относятся к нам, как положение к отрицанию, как плюс к минусу, и смотрят на нас, как высшие на низших, – как «семя святое» – «на отвратительные народы»[116].

Не забудьте того, что, с иудейской точки зрения, их религиозные и политические идеалы представляют собой только две стороны одной и той же медали. Поэтому, с переменой своей веры, иудей тем самым является изменником национальным вожделениям родного народа, равно как и признание истинности за национальным «самоопределением», например, русского народа, в смысле коренного носителя своего государственного идеала, звучит из уст иудея, как погребальная песнь праотеческому «закону». «Злодей Исав» – вот символическое название римского правительства и, стало быть, всякого, подчинившего себе иудеев; название, по меткому замечанию Херфорда, являющееся в своем роде талмудической «a stock phrase»[117], огненными буквами вписанное в иудейскую душу. А каким представляется Исав в глазах ревнивого к своим прерогативам иудейства, об этом довольно библейских свидетельств [118]. Следовательно, в какой бы стране ни жил иудей, местное правительство для него – «злодей Исав», одним уже данным определением о нем лишенное всяких шансов на достодолжное отношение к нему со стороны нерасположенного к «злодею» подданного.

«Привыкнув считать за ничто законы священные римлян,

Права иудейские учат они, которые чтут и содержат

В точности, как повелел Моисей в тех таинственных свитках, —

Не показывать путь никому, лишь присным по вере,

Обрезанным только одним открывать желанный источник»[119].

Пусть же теперь, кем бы ни был он, мой предполагаемый собеседник, хотя бы самым убежденным юдофилом, каким является, например, «Белый ворон», автор недавнего письма «По еврейскому вопросу»[120], – пусть он, положа руку на сердце, по чистой совести ответит на два следующих вопроса: 1) Истинно или ложно представлена в приведенных строках религюзно-политическая психология современного иудейства? и 2) Можно ли и должно ли, с точки зрения русской государственности, дать равноправие иудеям? Так как автор настоящей статьи сам не может предрешать ответа на первый вопрос (осмеливаясь только считать вышеизложенное объективно-правильным), то ему остается теперь заняться вторым и представить еще некоторый данные для решения его в отрицательном смысле. Во избежание всякого недоразумения, считаю долгом указать на то, что предметом настоящей статьи служит не бесправие, не антисемитический фанатизм, не какое-либо «провокаторство» в отношении иудеев, а ясный и точный вопрос о том: следует ли дать полноправие русским гражданам иудейского закона?

Как общее положение, по которому «всякому нужно дать его естественные гражданские права», слова г. «Белого ворона» верны. Красива и звучна также и парламентская фраза о droits de l’homme. Логически правильно умозаключено о смертности «Кая», потому что «все люди смертны», а «Кай – человек». Но, при соприкосновении с реальной жизнью, общие положения, кудрявые фразы и логические построения сплошь и рядом оказываются никуда негодными, и если по ним устроить жизнь, то получится невообразимый xaoc. Обратимся к примеру. «Все русские подданные должны иметь принадлежащие им права». «Мусульманин Ибрагим – русский подданный». «Следовательно, мусульманин Ибрагим должен иметь принадлежащие ему права». Второй пример. «Все русские подданные должны иметь принадлежащие им права». «Иудей Шмуль – русский подданный». «Следовательно, иудей Шмуль должен иметь принадлежащие ему права». По суду формальной логики, сделанные заключения правильны, но жестоко заблуждаются те, которые хотят и целую жизнь втиснуть в ее ограниченные пределы. Жил на свете один философ, принесший понятие мировой цели в жертву математике, и – попал в мысленный тупик. Этот философ – знаменитый Спиноза, амстердамский иудей[121]. Легко перевариваемый логикой, один и тот же материал является отравой для живого организма. Дело в том, что тогда – как современное иудейство всеми фибрами своей души отрицает Христа и устами своего лучшего историка называет Его «die Neugeburt mit der Totenmaske», исламит благоговеет пред своим «небесным» кораном; в котором прямо сказано о Христе, как о «Рабе Божием, Которому „Сам Бог дал писание“, и которого Он же Сам „поставил Пророком и сделал благословенным везде, где бы ни был“ [122]. «В сохранившую девство свое», читается в другом месте корана о Пр. Деве, «вдохнули мы от Духа Нашего, и поставили Ее и Сына Ея знамением для миров» [123]. То верно, что от признания Христа Пророком далеко еще до учения о Нем, как о Богочеловеке (да этого и требовать от корана невозможно), но за то во сколько же крат дальше, – если только может, вообще, идти речь о соизмеримости талмуда с кораном, – от пророка до какого-то несчастного висельника – «Бен-Штада»?!! Что б ни говорили рационалистические писатели, вроде, например, Д. Ф. Штраусса по вопросу о том: «Sind wir noch Christen» [124]? – бесспорно лишь то, что европейская культура произросла на почве принесенного Спасителем христианства, как и мы сами, при всех своих немощах, составляем из себя, именно, христианский народ. Для большей точности прибавлю, что суть дела не в отрывочных фактах, как в таковых, но в одухотворяющем их верховном начале, – в принципе, как в заправляющей ими пружине. Вот тут-то и оказывается, что с мусульманином возможен более или менее ладный modus vivendi, что между верующими в евангелие и в коран пролегает некоторая нейтральная полоса, на которой умещаются взаимные интересы, что христиане (православные русские – хозяева в своей стране) могут рассчитывать на необходимое в общежитии уважение к себе со стороны мусульман, что мы для последних – не проклятые «минеи» и потому, в свою очередь, без особых колебаний можем признать их гражданское полноправие. Но согласитесь, что поступить так же и в отношении взятого в логическом примере «иудея-Шмуля» препятствует решительное отсутствие в последнем того минимума требований, которого не предъявить к иудею мы не можем: в противном случае хозяева земли русской не только распишутся в смешном донкихотстве, но, – что уже совсем несмешно, – сами же будут подрывать свою веру и государственность. Как ни «талантлив» и как ни «энергичен еврейский народ», по мнению г. «Б. Ворона», а только дать ему полноправие нельзя: придется из-за Шмуля обидеть Ибрагима. А поляки? А немцы? Армяне? Грузины? Финны? Латыши? и т. д., – да, ведь, они справедливо вознегодуют на такое правительство, которое, очертя голову, преподнесет иудеям равноправие! Все названные народы несравненно к нам ближе, чем иудеи, не своей только верой и на ней основанном укладе целой жизни, но и своим историческим прошлым. Хоть мы и не так образованны (особенно за последнее время ничего – неделанья), как западно-европейские народы, но и не совсем еще похожи на тех щедринских «глуповцев», у которых, по словам старожилов, «была какая-то история, но впоследствии не то крысами съедена, не то в пожаре сгорела» [125]. Наша история, слава Богу, цела и желающим у нее поучиться преподаст полезные уроки.

Неизвестно, в какое время пришли славяне в ту обширную страну, которую мы называем теперь Европейской Россией. Достоверно только одно, что они пришли с юго-запада, с берегов Дуная, вытесненные оттуда каким-то сильным врагом. Они поселились по рекам: Западному Бугу, Днестру, Днепру и его притокам, далее, на севере, поселились по Западной Двине и около озера Ильменя, на востоке – по Оке. Кроме славянских народов, по сказанию летописца, в тогдашней России жили и многие иноплеменники: меря вокруг Ростова и на Переяславском озере; мурома – на Оке; черемиса, мещера, мордва – на ю. – восток от мери; ливы – в Ливонии; чудь – в Эстонии; весь – на Белоозере и т. д. Об иудеях ничего не слышно кроме того лишь, что упоминается о составе хазар из людей разных вер, между прочими, и иудейской, которую приняли все хазары в восьмом веке, а в девятом уже отказались от нее в пользу христианской[126]. После упоминания о безуспешном предложении иудеями князю Владимиру своей веры летописец некоторое время молчит об иудеях; слух о них прошел не ранее 1096 года, когда, гонимые крестоносцами, они прибежали в Польшу и отсюда в Россию. В 1113 г. своей жадностью к деньгам они возбудили против себя народный бунт, при чем многие из них были побиты. В 1124 г., по словам летописца, «погорешa жидове» [127]. Немного ранее он же пишет о нападении половцев (в 1095 г.) на Kиeвo-печерский монастырь и об избиении иноков, за исключением взятых в плен. Среди этих последних находился преп. Евстратий. С 30 иноками он «был продан корсунскому жиду, а тот, принуждая их отречься от веры, товарищей Евстратия уморил голодом, а его самого распял в пасху на кресте, ругался над несчастным и, наконец, пронзил его копьем» [128].