– Да, очень, особенно после смерти матери.

– Я понял, что вы вместе работали.

– Если хочешь, можешь это так назвать. Я не получила диплома тренера, но я помогала ему на тренировках. Ребенком я всегда хотела иметь собственного рысака. Совсем как Энди. Все время приставала к отцу.

– Но так ничего и не добилась?

– Нет. Мы не могли себе позволить настоящую чистокровную лошадь, а, повзрослев, я привыкла ездить на лошадях, которых тренировал отец. Мне казалось, что они мои собственные. В какой-то степени они все были моими.

– Почему же ты стала учительницей?

– Я люблю детей. – Она снова улыбнулась. – Смешно, но, оставив в покое мысль о собственной лошади, я вбила себе в голову, что буду только жокеем. Я даже участвовала в одной скачке. После этого поступила в колледж.

– Ты проиграла скачку?

– С позором. Это было во Флориде, в Дауне. Я пришла семнадцатой, хотя перед этим мне казалось, что завоюю весь мир. Мы задержались у стартовых ворот, я ужасно нервничала и забыла пришпорить. Кажется, лошадь тоже так и не смогла оправиться от шока. По крайней мере, она больше не побеждала. Шелли Роббинс – помнишь ее? – не оставляла меня в покое после этого. Постоянно насмехалась надо мной. – Ринна замолчала, смущенно поглядывая на свои руки и стараясь подобрать подходящие слова, чтобы выразить Трэвису благодарность. Почему ей так трудно просто сказать спасибо? Наконец она решилась: – Трэвис, не знаю, как мне это сказать, но я просто хотела поблагодарить тебя за все, что ты сделал в последние дни для меня и моего отца.

Трэвис почувствовал себя виноватым. Пусть не преднамеренно, но именно он стал причиной ее разрыва с отцом. Его легкомыслие той ночью пять лет назад дорого обошлось ей.

– Ты не должна благодарить меня, Ринна, – угрюмо произнес Трэвис, по-прежнему испытывая раскаяние. Ему вдруг захотелось убрать ее растрепавшиеся волосы и поцеловать ее.

– Нет, должна. Я должна также поблагодарить тебя за то, что ты пригласил моего отца сюда. – Она положила свою руку на его и заглянула ему в глаза. Она всерьез теперь ему стольким обязана – у нее ни гроша, а лечение стоит недешево, и ее отцу потребуется длительный уход. Она хотела, чтобы Трэвис знал, как она признательна ему. – Я не знаю, как обстоят у отца дела с медицинской страховкой, но счетов за лечение будет немало…

К Трэвису вдруг вернулись прежние сомнения, его былая подозрительность. Ему надо быть настороже. Непонятно, на что она намекала.

– Больничные счета уже оплачены, Ринна.

– О! – От удивления она перешла на шепот. Она не знала об этом. Как же ей теперь рассчитываться с ним? – Знаешь, мои сбережения малы, а ему столько всего потребуется. Ты был так добр, и мне неприятно просить тебя, но… мне нужно немного…

– По-моему, ты оставила себе жемчужины.

Ринна не удосужилась возразить ему.

– Какое отношение они имеют к нашему разговору? – смущенно спросила она.

– Сколько тебе нужно? – Его слова прозвучали обвинением.

– Сколько мне нужно чего?

– Опять за старое взялась? Неужели ты всерьез полагаешь, что, разыграв передо мной воплощение благодарности, ты добьешься от меня денег? Я оплатил счета твоего отца, что тебе еще надо? Немного наличных на карманные расходы?

– На что ты намекаешь? – резко спросила она, боясь услышать его ответ. Итак, этому не будет конца. Неприязнь, подозрительность и невозможность найти общий язык останутся навсегда.

– Ты прекрасно знаешь, на что я намекаю. Сознаюсь, я удивлен твоей смелостью. Я, конечно, ни на секунду не доверял тебе, и при этом я и предположить не мог, что ты опустишься до того, чтобы использовать болезнь отца в корыстных целях.

– Ты действительно так считаешь? – Ей казалось, что он ударил ее по лицу. А она-то благодарила его! Хотела попросить его об отсрочке, прежде чем вернет ему деньги! Почему он всегда думает о ней только гадкое? – Ты действительно в это веришь?

– А ты меня хочешь переубедить? Неужели ты будешь отрицать, что хотела воспользоваться болезнью отца и добиться от меня денег? – Его губы скривились в презрительной усмешке. – Или ты думала, что после нашего временного сближения в больнице тебе удастся одурачить меня?

– Я не собираюсь тебя переубеждать, Трэвис, – тихо сказала Ринна, – и не намерена оправдываться перед тобой. Но, да будет тебе известно, я не собиралась просить у тебя денег. Сомневаюсь, что ты мне поверишь, да мне это и не важно. Я устала защищаться от твоих нападок, устала убеждать тебя в своей невиновности. Говорю тебе в первый и последний раз. Можешь убираться со своими деньгами ко всем чертям.

Сказав это, она отвернулась и гордо удалилась.

Сидя в спальне и накручивая волосы на бигуди, Ринна кипела от негодования. Она пыталась выразить Трэвису свою благодарность, а он вновь оскорбил ее. Ринна яростно воткнула шпильку в бигуди. Как всегда он истолковывал ее мотивы так, как хотелось ему. Но ее гнев явно удивил его. Вспомнив выражение его лица в тот момент, когда она все высказала ему, Ринна улыбнулась. Вот и отлично! Он еще получит!

Ринна воткнула очередную шпильку в волосы. От этой пытки завтра у нее будет болеть голова. Неужели ее месть стоит таких страданий? Да, твердо сказала она себе. По крайней мере, у нее больше не будет ныть шея, как это случилось после их первой проведенной вместе ночи. Она точно знала, где будет спать на этот раз. Последнее время они проводили ночи в одной постели – ей не составит труда сделать это и сейчас. Она намерена устроиться в спальне со всеми удобствами. Однажды Трэвис заметил, что это ее комната, и она будет в ней вести себя как хозяйка. Повсюду на стульях разбросана ее одежда, среди вещей Трэвиса на туалетном столике лежит ее косметика, даже в ванной полно ее туалетных принадлежностей. По-прежнему раздосадованная, Ринна положила на дно ящика прозрачную ночную рубашку, которую надевала в последние дни, и снова вытащила свой безобразный фланелевый халат.

После этого она застегнула на шее жемчужное ожерелье. Подумать только – она обнаружила его в своей сумочке! Должно быть, Тельма положила его туда, когда укладывала ее вещи, или она сама по рассеянности сделала это. Да это и не важно. Надевая его, она просто хотела поддеть Трэвиса.

Ринна посмотрела на себя в зеркало, и в этот момент тревожная мысль осенила ее. Она готова поклясться, что Трэвис Мартин ей не безразличен. Иначе, с какой стати ей идти на все эти ухищрения, если не ради него? Отрицать бесполезно, она старается привлечь к себе его внимание. Но зачем? Почему она ведет себя так? Она должна признать, что иногда он бывает добрым, заботливым и весьма привлекательным. И потом, он ведь красивый мужчина: высокий, прекрасно сложенный, крепкий и сильный, благодаря выполняемой им нелегкой работе. Несмотря на его подчас кажущуюся грубоватость, в нем узнавался человек, привыкший к роскоши и знакомый со светскими манерами. Да это и не удивительно. Мартины были семьей, глубоко уходящей корнями в традиции аристократии южных штатов.

Погруженная в раздумья, Ринна начала накладывать крем на лицо. И все же Трэвис не такой, как остальные члены семьи. Он какой-то анахронизм, ему достались черты характера одного из его буйных предков – возможно, пирата или благородного разбойника. Наверное, поэтому он так сильно и отличается своим поведением от отца и братьев. Он постоянно раздражен, высокомерен и груб. Ринне не хватало эпитетов: список его недостатков можно было продолжать до бесконечности.

С удивлением она отметила, что испытывает легкое чувство вины за свою брюзгливость. Она вздрогнула, услышав скрип двери, и обернулась. Один короткий взгляд – и Трэвис заметил все: бигуди, фланелевый халат, крем, толстым слоем покрывавший ее лицо. Его брови поползли вверх.

– Смотрю, ты вновь достала свой сногсшибательный наряд. Перед ним бледнеют модели от Диора.

– Красивый, правда? – Ринна провела рукой по халату, стараясь не обращать внимания на его язвительный тон.