«Я должна попытаться полюбить ее ради папы!» – выговаривала себе Сефайна. Но каждый час, проведенный в обществе Изабель, внушал ей все большую антипатию к мачехе.

И когда ее отослали во Флоренцию, она почувствовала даже облегчение. В довершение всего Изабель убедила графа, что было бы неразумно брать Сефайну на каникулы домой.

«Дорога такая длинная, Альберт, любимый, – сказала она. – И такие поездки для девочки очень вредны. В пансионе у нее будут подруги, и они пригласят ее погостить. Вот и меня так приглашали, когда я училась в школе».

Граф согласился, как соглашался со всем, чего хотела его молодая жена.

Вот так Сефайна, по ее собственным словам, отправилась в изгнание. Увидеть Англию снова она могла не раньше, чем через три-четыре года.

«Если тебе нельзя будет приезжать ко мне, моя милая девочка, – сказал ее отец, – обещаю, я сам приеду навестить тебя».

Но каким-то образом Изабель удалось ему помешать. Она хотела побывать в Европе, но Меккой всех красивых женщин был Париж.

О том, куда поехали граф и графиня, Сефайна узнала не от своего отца. Некоторые из ее подруг слышали от родителей, что Изабель покорила столицу Франции своей красотой. Она дала великолепный бал в особняке на Елисейских Полях, который убедила графа снять на месяц.

«Туалеты у нее, конечно, от самых модных портних, а ее драгоценностям позавидует любая женщина», – сообщили девочки Сефайне.

В письмах ее отца, а он писал ей аккуратно каждую неделю, о посещении Парижа почти не говорилось. Он только упомянул, что обсудил важные дела с премьер-министром и что император удостоил его интересной беседой.

Граф не отличался бойкостью пера, но его письма доставляли Сефайне огромную радость. Они были единственной ее связью с Англией и с прошлым.

Умная и любознательная, она училась с увлечением и не ограничивалась уроками монахинь, но занималась отдельно с преподавателями предметами, не входившими в школьную программу. Поэтому она отлично владела не только французским и итальянским, но также немецким и испанским.

Занималась она и многим другим, особенно последний год, когда оказалась старше остальных учениц и не должна была сидеть с ними в классе – ведь, все это она прошла раньше.

Путешествие через Францию было утомительным, но интересным.

В Кале сопровождавший их от Флоренции курьер сказал:

– Миледи, я заказал каюту для вас и преподобной сестры на пароходе, который отплывает через час.

– Благодарю вас, – ответила Сефайна. – Надеюсь, однако, что Мне удастся избежать морской болезни. После стольких часов в душном поезде, я мечтаю подышать морским воздухом.

Сестра Бенедикта плохо переносила качку и тут же спустилась прилечь в каюту. Сефайна прогуливалась по палубе в сопровождении курьера, пожилого итальянца, много поездившего по свету. Ей было интересно слушать его, но ее полностью захватила мысль о том, что она возвращается на родину.

«Пусть мне будет трудно с маменькой, – говорила себе Сефайна, – но я же все время буду чувствовать рядом маму. Гуляя в саду или катаясь верхом по лесу, я стану думать только о ней!»

В Дувре их встретил английский курьер и, к удивлению Сефайны, сообщил, что она поедет не в Лондон. Сефайна ожидала, что ее встретит отец, что вечер и ночь они проведут в Седждик-Хаусе на Парк-Лейн, а утром уедут в Уик-Холл.

Была пятница, а граф, она знала, любил проводить конец недели в Уике.

– Но куда же я поеду? – спросила она у курьера.

– Мне поручено, леди Сефайна, – ответил он, – сказать вам только то, что ее сиятельство встретит вас там, куда я вас провожу, а до тех пор ни на какие вопросы не отвечать.

Он как будто чувствовал себя неловко, и Сефайна глядела на него с удивлением. Зачем ее мачехе понадобилась такая таинственность?

– А где мой отец? – спросила она. Курьер замялся, и Сефайна со страхом подумала, что ее отец болен… А вдруг он умер?

Однако с видимой неохотой курьер ответил:

– Его сиятельство отбыл в Эдинбург.

– В Эдинбург? – воскликнула Сефайна. – Но зачем?

Как странно, что папа уехал именно тогда, когда она вернулась из Италии! И ведь в своем последнем письме он обещал ее встретить!

«Я точно пока не знаю, когда именно твоя мачеха устроит твое возвращение, но поверь, милая девочка, я с нетерпением жду тебя. И нам надо о стольком поговорить!»

– Если не ошибаюсь, – говорил тем временем курьер, – его сиятельство выполняет важное поручение Ее Величества.

Помолчав, он добавил:

– Я знаю, что в Эдинбурге он будет гостем герцога Гамильтона.

– И папа не оставил для меня письма? – спросила Сефайна.

– Думаю, оно у ее сиятельства, – ответил курьер.

Сефайна вспомнила, что этот, сейчас уже немолодой человек, и прежде не раз сопровождал ее родителей в поездках. И у нее возникло чувство, что он чем-то расстроен и говорит ей не все, что знает.

Но она бы не могла объяснить, почему у нее сложилось такое впечатление. Просто ей так казалось, но интуиция редко ее обманывала.

– Ее сиятельство прислала для вас горничную. Она ждет в гостинице, – продолжал курьер. – И я подумал, миледи, что вам следует подкрепиться перед дорогой туда, где вы будете ночевать.

Сефайна недоумевала все больше и больше, но решила пока других вопросов не задавать, ведь рядом стояли и слушали сестра Бенедикта с итальянским курьером. Они должны были немедленно вернуться во Флоренцию, и Сефайна простилась с ними, поблагодарив за все их заботы о ней.

Она не поскупилась на чаевые курьеру, деликатно положив деньги в концерт.

Для сестры Бенедикты она приготовила подарок, не сомневаясь, что та обрадуется, когда развернет его.

Она поцеловала монахиню со словами:

– Спасибо… спасибо… за всю вашу… доброту. Прошу вас, не забывайте меня.

– Ты ведь знаешь, что я буду всегда поминать тебя в молитвах, – ответила сестра Бенедикта. – Да защитят тебя Господь и его ангелы.

Сефайна почувствовала, что на глаза ей наворачиваются слезы. Она отвернулась и села в экипаж, который ждал ее по распоряжению мистера Картера, английского курьера.

Они направились в гостиницу. Оказалось, что мистер Картер уже заказал ей легкий завтрак на случай, если у нее случится приступ морской болезни. Сефайна не была голодна, но все-таки поела, и была готова отправиться в путь. Горничную, которую прислала графиня, Сефайна никогда прежде не видела, но ей показалось, что та почему-то держится с ней враждебно.

Сефайна думала, что они поедут на вокзал, и очень удивилась, когда в последнюю минуту курьер объяснил, что место, куда они направляются, находится в стороне от железной дороги и добраться туда можно только на лошадях.

– Не понимаю, – сказала Сефайна, садясь в экипаж, – почему мы едем не в Уик-Холл!

– Ее сиятельство все объяснит, – поспешно сказал мистер Картер и сел на козлы рядом с кучером.

Когда они выехали из Дувра, Сефайна спросила горничную, фамилия которой, как она узнала, была Смит, не известно ли ей, куда их везут.

– Ее сиятельство, – ответила горничная, – послала меня в Дувр с мистером Картером, а больше мне ничего не сказала.

Казалось, этот вопрос разозлил ее, и Сефайна переменила тему.

– Столько таинственности! – вздохнула она. – А я так надеялась увидеть завтра Уик.

– Я там была неделю назад, – сообщила горничная. – С его сиятельством.

– Там очень красиво? – осведомилась Сефайна.

– Ну, цветы уже пораспускались.

– Моя мама считала, что нет ничего красивее Уика весной, – заметила Сефайна. – Она часто цитировала Роберта Брауинга: «Быть в Англии сейчас, когда цветет апрель!»

Смит ничего не ответила, и Сефайна оставила попытки завязать с ней разговор. Мысленно она перенеслась в Уик. Миндальные деревья стоят в цвету, в парке под дубами золотым ковром раскинулись желтые нарциссы.

«Я обязательно поеду туда и очень скоро!» – сказала она себе.

Поездка оказалась долгой и утомительной. Узкая дорога местами становилась такой извилистой, что четыре лошади, запряженные в карету, плелись шагом. Уже темнело, когда они свернули во двор почтовой станции. Сефайна была поражена: ее отец всегда избегал почтовых станций и придорожных гостиниц. Если они куда-нибудь отправлялись, то по дороге останавливались у кого-либо из его многочисленных друзей. И, конечно, в этом графстве у него должны быть хотя бы хорошие знакомые.