По счастью, Элис знала, как следует отвечать.

– Добрый день, сэр, – почтительно произнесла она. Когда Элис вышла из комнаты, Реджинальд принялся хохотать.

– Что с тобой? – улыбнулась Сильвия, заражаясь его весельем.

– Я подумал, как бы мы удивились, если бы на мое “Привет, Элис”, она ответила бы “Привет”. Хотя ничего более естественного быть не может.

– Элис никогда бы так не сказала. – Такое предположение задело Сильвию.

– Конечно, нет, но это было бы смешно, – уверял Реджинальд.

Черт, думал он, как же ты не видишь, что это смешно?

Сильвия задумчиво разливала чай... Потом улыбнулась... Потом принялась хохотать...

Как я люблю твой смех, дорогая. Он так же прекрасен, как и вся ты. Как редко ты смеешься со мною вместе, Сильвия. Ты, щедро дарящая мне другие свои богатства. Дай мне свой чудесный смех, любимая, ничто в мире не может сравниться с ним...

Ну хорошо, подумал он, поскольку она продолжала смеяться, в конце концов не так уж это и смешно.

Обосновавшись в Лондоне, Реджинальд, естественно, начал задумываться, зачем он приехал сюда. Есть ли у него программа? Вечера как-нибудь устроятся; можно делать все то же, что за городом (то есть выбор невелик), и, кроме того, еще множество всяких вещей. Но что делать утром и днем и в прелестную пору между чаем и вечерней ванной? Насколько легче думать об этом “там”, чем воплощать это “здесь”. Быть сегодня в Англии – в этот день апреля![5] – так можно мечтать, находясь в Италии, не расписывая подробно свои занятия от завтрака до ленча, от ленча до чая, от чая до ужина. Совсем необязательно восклицать: “О, беседовать с мистером Теннисоном во Фрешуотере 7 апреля в 11.30 утра!” Англия, апрель – достаточно этих двух слов. Но, сойдя с корабля на берег, не стоит кричать: “Я в Англии, в апреле, ура!” Надо как-то воспользоваться этим обстоятельством.

Лондон в конце октября. Что делать в Лондоне в конце октября? Встречаться с людьми. Разве не за этим он приехал в Лондон? В Вестауэйзе у него были другие занятия, зато здесь – именно такие. Хорошо. Он станет встречаться с людьми. Каким образом?

Стояло сияющее октябрьское утро. (О небо, зачем они уехали из Вестауэйза!) Сильвия в этот момент “встречалась” с миссис Стоукер на кухне. Он мог представить себе, как она, присев на кухонный стол, покоряет в очередной раз старую кухарку. Миссис Стоукер предлагает сделать замечательное филе камбалы, но про себя рассуждает, что никогда в жизни ей не приходилось иметь дела с такой приятной и милой дамой, а что касается внешности, то сама царица Савская была бы посрамлена при виде миссис Уэллард. Однако они продолжают обсуждать, какие блюда предпочитала миссис Карстэрс и какие могли бы понравиться мистеру Уэлларду... Хейуардс-гроув... Вестауэйз... и, несомненно, довольно долго беседуют о покойном мистере Стоукере... пока наконец Сильвия не наденет шляпку (что тоже займет немало времени) и не отправится через дорогу и, свернув за угол, как хаживала миссис Карстэрс, не ослепит поставщика рыбы, пообещав ему при том, что он сможет и дальше приносить рыбу в дом номер шесть, тем самым способствуя питанию бесценного мозга автора “Вьюнка”. Да, время Сильвии было совершенно заполнено. Она уже освоилась. А как же мистер Уэллард?

– Придумал! – воскликнул Реджинальд. – Замечательно! – И он тоже надел шляпу (что вовсе не заняло у него времени) и отправился в “Бингли Мейсон”, по дороге раздумывая, не ошибся ли он, точно ли это “Бингли Мейсон”?

Потому что, хотя Бингли Мейсон, Э. X. Пратт, Миллер и Пибоди, Стантоны, а также Уитерби Белл занимались продажей самых очаровательных дамских вещиц, дамы бывают разные. Великосветские дамы, настоящие дамы, красивые дамы, несомненные дамы, а также женщины, вздрагивающие при слове “дама”, и все они становятся еще более великосветскими, еще более настоящими, более красивыми и несомненными при содействии того или другого из этих джентльменов. И хотя витрины притягивали всех этих дам к дверям магазинов и не оставляли равнодушными и мужчин, его жене только один из магазинов казался райскими вратами. Около остальных она, очаровательно пожав плечами, говорила: “Ну конечно, Стантоны” или снисходительно замечала: “Совсем неплохо для Уитерби Белла”, инстинктивно чувствуя, что только у Бингли Мейсона вещи отмечены маркой высокого класса. Во всяком случае – Реджинальд был не совсем уверен, – мне кажется, это именно “Бингли Мейсон”.

В далекое предвоенное время, в эпоху финансовой невинности человека, уважаемый гражданин мог без колебаний предложить уважаемому торговцу чек, не ощущая при этом никакой неловкости. У торговца не возникало ни малейших сомнений, а клиент даже представить себе не мог, что здесь есть повод для сомнений. Возможно, настанут времена, когда те из нас, у кого в порядке банковский счет, вновь смогут высоко держать голову и представать перед своими временными кредиторами без тени стыда, но сейчас отсутствие наличных заставляет нас извиняться за свой промах и нервически выхватывать чековую книжку, причем такое поведение только усугубляет сомнения торговцев. Мы вдруг чувствуем себя отпетыми мошенниками, хотя те, скорее всего, держатся значительно увереннее. Перестаем быть собой и становимся воплощением подозрений человека, имеющего с нами дело.

Подобным же образом, в эпоху сексуальной невинности человека, когда бы она ни существовала, муж мог безо всякою смущения купить пару трусиков своей жене, которая также безо всякого смущения прекрасно могла обойтись и так. Ну и сейчас, конечно, нет ничего дурного в том, чтобы купить белье своей жене... и, однако, говорил себе Реджинальд перед входом в “Бингли Мейсон”, поверит ли продавщица, что я покупаю белье для жены? Нет? Похоже ли, что я сам в это верю? Нет. И даже если мы оба верим в это, ситуация все равно несколько сомнительная... Я хочу сказать, у этих вещиц могут оказаться всякие особенности... я имею в виду... ну ничего, наверное, я не первый мужчина, который покупает женское белье. Продавщицы знают, как вести подобные разговоры. Или, может быть, ограничиться чулками?

Во всяком случае, он начнет с чулок. Он купил на первом этаже дюжину, опасаясь, что дальнейшие покупки ему будут не под силу. Молодая женщина (молодая дама? девушка? как к ней обращаться?) дружески улыбнулась ему и заметила, что сегодня удивительно теплый день для октября, что, впрочем, говорила каждому покупателю. Шелковые чулки? Пожалуйста. Какого размера?

– Не знаю... – сказал Реджинальд. – Я совсем забыл... то есть никогда не знал... это для моей жены, – пояснил он, как будто это могло помочь.

Но молодая женщина все еще нуждалась в данных.

– Какой размер обуви у вашей супруги?

– Этого я тоже не знаю. – Он попытался представить себе изящную ножку Сильвии. – Может быть, пятый? Понятия не имею.

– Ваша супруга примерно моего роста?

Реджинальд задумчиво взглянул на нее.

– Да, я бы сказал, как раз такого.

– Тогда девять с половиной.

– Звучит замечательно, – улыбнулся Реджинальд, чувствуя огромное облегчение. Мысль о том, чтобы упомянуть жену, оказалась кстати.

– Какой цвет предпочитает супруга?

Только все наладилось, и снова неудача.

Это гораздо труднее, чем мне представлялось, подумал Реджинальд. Вот, кстати, “пасть дракона” – название цвета или коктейля? Кроме того, есть оттенки, которые вслух и назвать страшно.

– Покажите мне разные. Все, что у вас есть, – распорядился он. – Самые модные и самые красивые. И самые дорогие. Я возьму дюжину.

К тому времени, как они выбрали самые красивые и Реджинальд доверился опыту своей собеседницы относительно модности и стоимости, у них сложились настолько добрые отношения, что даже духовное лицо не побоялось бы завести разговор о ночных рубашках. Но когда молодая женщина ответила: “Это этажом выше, сэр”, вся его недавно появившаяся смелость исчезла. Этажом выше означало, что вместо непринужденного разговора с близким другом, который знает все о его жене, придется начинать разговор о ночном дамском белье с совершенно чужим человеком. А куда после ночных рубашек? Еще выше этажом и еще глубже в недоступное взорам?