Через некоторое время, она вынуждена была обратить на него внимание.

– Оставь меня в покое, – взмолилась она. – Наши судьбы больше не связаны, ты же знаешь.

– Почему ты так в этом уверена? – спросил Айвен, понимая, что в каком-то смысле он спорит и сам с собой.

– Льена объяснила мне, – сказала она, и Айвен видел, что она чуть не плачет. – Тебе здесь не место. Твоя судьба где-то совсем в другом месте. Однажды серебряная рыба с небес придет за тобой, и мы тебя больше не увидим.

Она озвучила его тайные надежды. Но не это заставило его отойти и уступить место другим претендентам. Ее слезы немного смягчили боль в его сердце, но заставили чувствовать себя еще несчастнее. Он ощущал себя виноватым, будто, притязая на нее, он предлагал ей всего лишь свое одиночество и неуверенность в завтрашнем дне.

Остаток дня он старался держаться как можно дальше от Агри, чтобы не видеть терпеливых ухаживаний Анчарна и Талу. И ночью он устроил себе лежанку в противоположном от нее конце, у дверей. Ворочаясь от бессонницы, он услышал первые отдаленные раскаты грома.

Потихоньку он выбрался наружу. Небо было затянуто тяжелыми тучами, и звезд совсем не было. Несколько минут он ничего не мог разглядеть. Лагерь и долина тонули во тьме. Потом вспышка молнии осветила далекие горы, за ней еще и еще одна, а вслед за ними прогремел гром. Когда все стихло в коротком промежутке до следующей вспышки, Айвен почувствовал первые порывы ветра, принесшего с собой запах влажной земли.

В дверях послышался какой-то шорох, и рядом с ним появилась Льена. Вспышки молний осветили ее стареющее лицо.

– Вот и конец сбора урожая, – пробормотала она. – Небесные демоны велят нам остановиться. Остальное зерно для земли, а не для нас.

И она оказалась права. Последующие три дня лил дождь, валя колосья и смешивая зерно с грязью, в которой оно пролежит всю долгую зиму в ожидании весны.

Пока шел дождь, люди не могли ничего делать, вынужденные ютиться по своим хижинам. И стар и млад тяготились бездельем. Из всех только Айвен втайне радовался окончанию жатвы, потому что ему больше не приходилось наблюдать за тем, как ухаживают за Агри. В течение целых трех дней она была только среди своих, но отворачивалась каждый раз, когда Айвен проходил ближе.

Он только раз пытался заговорить с ней. Но, видя, что у нее вновь полились слезы, оставил ее в покое, если можно найти покой в тесном заточении хижины, по соломенной крыше которой непрерывно шелестит дождь, а под карнизом уныло завывает ветер. Утро четвертого дня было ясным и прозрачным, а в воздухе снова появился острый холодный запах, возвестивший о смене времени года.

– Пришло время рисунков, – сказал Харно Айвену и принюхался. – Но в этом году мы должны спешить. Ветер говорит мне, что небесные демоны нетерпеливы.

Того же мнения придерживались и большинство шаманов, которые поспешно провели церемонию для группы юношей – обмазали их лица грязью и отправили вперед как разведчиков.

– Это их первый шаг к тому, чтобы стать мужчинами, – пояснил Харно. – Их задача – обнаружить логово мамонта и приготовить ямы, закрыв их потом ветками и свежей травой.

– Ямы? – переспросил Айвен. – Я не очень понимаю.

– Даже если сложить силу всех кланов, нам не тягаться с мамонтом на открытом пространстве, – сказал Леппо. – Чтобы одолеть этого величайшего из зверей, нам надо сначала заманить его в ловушку. Но сила мамонта такова, что даже тогда исход охоты не ясен.

Харно широким взмахом руки обвел окружающие склоны.

– Веками наши предки копали глубокие ямы поблизости от тех мест, где кормятся мамонты. Без их трудов сейчас бы не было Большой Охоты.

– А без ритуала рисования не было бы избранного зверя, который должен принять ваши копья, – тихо добавила Льена.

Это было очень своевременным напоминанием, и вместе с остальными кланами они направились к самой старой хижине.

Как и у большинства других домов, ее стены когда-то были покрыты рисунками прошлых охот. Но с годами дожди и морозы вымыли краски, и глиняные стены снова стали голыми.

– Пора, – провозгласила начало церемонии шаманка из клана выдры, и Леппо как ведущий охоты этого года вышел вперед и сделал первый мазок кистью: длинный черный след, очерчивавший огромные плечи и крутую спину взрослого мамонта.

Один за другим охотники подходили к стене и добавляли кто ногу, кто брюхо, а кто хобот или бивень. Это был медленный и довольно трудный процесс, постоянно прерывавшийся комментариями и обсуждениями. Доходило даже до спора. Иногда, когда большинство сходились на том, что рисунок неверный, целые куски стирались.

– Вот как должно быть, – говорил какой-нибудь старый охотник и перерисовывал хобот или чуть изменял наклон головы.

– Нет, я видел своими глазами, – настаивал другой, вырывая кисть у того из рук. – Это должно быть… вот так.

Вот так, медленно, под сопровождение оживленных споров, продвигалось дело. К полудню были сделаны штрихи наброска, а к вечеру рисунок был готов: у зверя была густая коричневая шерсть, блестящие бивни и яростно сверкающие глаза.

Когда начало темнеть и охотники наконец отошли от своего творения, всех охватил ужас. Стало ясно, что рисунок не жил, он не отражал живой души зверя. Он так и остался нарисованной фигуркой, не более. Что-то застывшее и неубедительное, чему не хватало искорки жизни.

– Здесь нет силы, – мрачно сказал Леппо. – Зверь откажется от такого подобия.

– Он не уступит нам, это уж точно, – взволнованно подтвердил Арик. – И я боюсь, что некоторые из нас погибнут.

Другие не согласились, и больше всех Джози.

– Бог мой, во что они играют? – шепнула она Айвену по-английски. – Их проклятые рисунки уже стоили нам одного дня. Какая, к черту, разница, как выглядит рисунок? Уж зверю-то точно все равно. Я считаю, надо приступать к охоте.

Айвен нехотя согласился с ней.

– Да, мамонты на это смотрят совсем не так, как люди, – сказал он, нежась в последних лучах уходящего солнца. – Для зверя это прекрасный рисунок.

– Я жажду слоновой кости, – заявил Талу и показал на костяную шпильку в носу, чем вызвал смех. – Я считаю, что мы должны положиться на дело наших рук.

– Если тебе нужна слоновая кость, то у меня есть кое-что для тебя, – выкрикнула старуха, и все просто покатились со смеху, когда она открыла рот, чтобы показать свой единственный зуб. – Этот добыть будет гораздо легче, чем те бивни.

– Те бивни соберут обильный урожай, если мы доверим свои жизни такому рисунку, – сказал старый седой охотник и сплюнул к подножию рисунка.

Но, в конце концов, дело решил не спор. Когда солнце скрылось за горизонтом, с гор дунул ледяной ветер, мгновенно установивший тишину. Все, кроме Айвена и Джози, знали, что он означал, потому что после этого уже никто не спорил. Льена сказала:

– Земля чувствует приближение морозов.

– Небесные демоны уже устали держать свою ношу со снегом, – подхватила другая шаманка.

А третья заметила:

– Никогда не видела, чтобы времена года сменялись так резко. Зима настигнет нас, если мы промедлим.

– Да, у нас нет толстых шкур, защищающих от холода, таких как у медвежьего клана, – проворчал старик. – Если зима застигнет нас здесь, то морозы убьют больше людей, чем любой мамонт.

– Тогда решено, – подвел итог Харно и повернулся к Леппо. – Рисунок должен сослужить нам в том виде, в каком есть. У нас нет времени на то, чтобы заставить его жить и дышать.

Все устремили взгляд на Леппо, который в нерешительности потер свою татуированную бровь, а потом нехотя кивнул.

– Завтра охотимся, – сказал он. – И пусть наши духи идут с нами и хранят нас.

Все одобрительно зашумели и стали собирать сухие куски торфа для костра. Пока пламя лизало их края, шаманы раскрашивали лица и надевали накидки.

К тому времени, как началась церемония, уже совсем стемнело. По сути, обряд ничем не отличался от того, что Айвен уже видел в священной, пещере несколькими неделями раньше. В свете языков костра под ритмичное притопывание и звон бубна рисунок был освящен.