В иных отношениях к Великому Новгороду были корелы, многочисленное финское племя, жившее вокруг Ладожского и Онежского озер. Когда Чудь и Емь оказывали сопротивление новгородской власти, корелы были деятельными союзниками Новгорода, и отбивали нападение шведов. Первый раз упоминается о Кореле в половине XII века по случаю ополчения за Изяслава Мстиславича. Нельзя из этого выводить, — как делает ученый Шегрен, — что новгородцы до того времени не имели с Корелой сношений. Скудость наших летописных известий не дает повода делать заключений о том, что не было на самом деле того, о чем они умалчивают. Из этих известий видно, что тогда уже Корела входила в состав новгородской волости. Новгородцы очень часто воевали Емь вместе с Корелой. Кажется, между этими двумя ветвями северо-финского племени господствовала давняя неприязнь и вражда и этим-то воспользовались новгородцы; корелы, ради взаимных врагов, пристали к Новгороду. В 1228 году, также по случаю нашествия Еми, корелы содействовали истреблению нападавших на новгородские пределы. В 1241 году корелы вместе с ижорянами в новгородском ополчении воевали против немцев. В 1253 году, по поводу войны с немцами, Корела творила зло немецким волостям. В 1268 году князь Ярослав хотел было идти с оружием на Корелу неизвестно по какой причине, но новгородцы не допустили его. В 1270 году Корела вместе с Ижорой и вожанами участвовала во всеобщем ополчении новгородской волости против князя Ярослава. В 1292 году Корела вместе с Ижорой отбила шведский отряд. В 1314 году шведы, против которых до тех пор держались корелы, успели составить в этом народе для себя партию. Несколько предателей перебили русских, находившихся в корельском городке (нынешний Кексгольм), обладавшем Корельской страной и сдали город шведам. Но партия, противная Новгороду, была не велика; как только новгородцы подошли к Корельску — все корелы покорились им; изменники не успели убежать: корелы выдали новгородцам и шведов, которые засели в их городке в качестве правителей.

В первой половине XIV века часть Корелы покорена была шведами и, в отличие от остававшейся под владением новгородским, называлась Корелой Немецкой. Это раздвоение зависимости было пагубно для народа, потому что новгородцы смотрели на Корелу, подчиненную шведам, как на своих врагов; точно так же относились шведы к той Кореле, которая осталась за Новгородом. Орудием же взаимной вражды была и с той и с другой стороны сама Корела. Так в 1338 г. корелы, по наущению шведов, побили русских, живших в Кореле и убежали к шведам в шведский корельский город; потом шведы со своей Корелой воевали Корелу Обонежскую, находившуюся под властью Новгорода; а новгородцы со своей Корелой воевали Корелу Городецкую, принадлежавшую шведам и жившую около Выборга. Итак, народ корельский, разъединенный между шведами и новгородцами, подавал повод ко вражде тех и других между собой, и сам не знал, куда ему пристать, — вел междоусобную войну в угодность сильным чужеземцам, которые разорвали его и спорили за него, как за добычу.

В 1339 году новгородцы помирились со шведами, и новгородские послы докончили мир по старым грамотам и положили, чтоб шведы рубили и вешали у себя Корелу, перебегавшую к ним из новгородских пределов, а новгородцы то же будут делать с беглецами из Шведской Корелы, не исключая тех, которые крещены в русскую веру. По мере того, как угасала между Новгородом и Швецией вражда, возбужденная вопросом о владении северными финскими народами, известия о Кореле делаются реже и реже. Мало-помалу край, называемый Обонежье, стал заселяться русским элементом, но он долго был незначителен: масса народа всего Обопежья была корельская.

Заволочьем называлась северная страна, прилегавшая к морю, по реке Двине и ее притокам. Шегрен толковал, что это слово надобно принимать не в значении пространства между двумя водяными путями, а в значении пустого пространства земли вообще, то же, что наволок. Но кажется, что слово "заво-лочье естественно образовалось в смысле страны не за одним волоком, а за несколькими волоками разом, напр., между Онегой и Белым озером и Вожем озером, между Белым озером и Ку-бенским, между Сизмой, впадающей в Шексну, и Вологдой. Первоначально Заволочье имело неопределенное значение края, простирающегося на северо-восток. Впоследствии название это получило более точности, так что от Заволочья стали отличать дальние земли: Печору, Терский берег, Пермь и Югру, а Заволочьем называли собственно берега Онеги и Двины. Край этот, богатый пушными зверями, был населен финским племенем, носившим у новгородцев наззание Заволочская Чудь, и ма-ло-по-малу был заселен новгородскими выходцами, устроившими па берегах рек, служивших путями сообщения, свои колонии. К сожалению, недостаточность известий не дает нам возможности знать, как совершалось это заселение и, вместе с тем, изменения между туземцами, которые отчасти переродились в русских, отчасти были истреблены или вытеснены. Уже при Ярославе новгородцы проникли в эти страны, как показывает известие о походе Глеба к Железным Вратам в 1032 году. По изысканиям ученого финнолога Шегреиа, Железные-Врата находились в 80-ти верстах от Усть-Сысольска, в селении Водса, где можно видеть большой холм, называемый по-зырянски Ка-риль (т.е. Холм города). Предание придает этой местности название Железных-Врат, так что по этим соображениям выходит, что под именем Железных-Врат, упоминаемых в летописи, следует разуметь главный город этой земли. Народ, населявший Заволочский край, сопротивлялся покушениям новгородцев утвердить свою власть в их земле. Сперва власть эта ограничивалась только случайными сборами даней с туземцев. Подобные сборы были не безопасны, — как это показывает трагическая судьба князя Глеба, который в 1079 году, отправившись и Заволочье с новгородцами, был убит Заволочской Чудью. В половине ХП века власть новгородская в этой земле состояла все еще только в сборе даней; но уже богатства, получаемые там новгородцами, возбуждали у их соседей покушения проникнуть туда же, в ущерб новгородцам. Так в 1169 году на посланную для собирания в Заволочье дани новгородскую дружину напали суздальцы, но были разбиты.

В XIV-m веке уже существовали на Двине новгородские колонии и край был разделен на погосты. Под 1342 годом мы встречаем известие, что Лука Варфоломеев, собравши холопов-сбоев, поставил на Двине городок Орлец, собрал емчан, жителей уже прежде существовавшего на Двине новгородского городка Емца и начал брать на щит погосты в Заволочской Земле. За-волочане убили его. По всем вероятиям, погосты, о которых здесь идет речь, были населены туземцами, а не славянскими колонистами. Хотя поход Луки был предпринят без благословения владыки и без воли новгородского веча, но чернь в Новгороде сочувствовала ему. Едва ли можно допустить, чтоб Лука нашел себе сочувствие в новгородцах, если б он начал разорять новгородские погосты; напротив, очень естественно, что толпа черни почла позволительным ограбить и разорить чужеродцев, особенно нехристей; а с другой стороны, люди, более знакомые с государственными понятиями, считали этот поступок таким же преступлением, как если б разорение постигло и православных русских. В конце XIV века Заволочье было уже значительно заселено новгородцами и имело своих бояр, которые, быв удалены от Новгорода, до того усвоили своебытные независимые интересы местности, что пытались отложиться от метрополии. Остается совершенно темным вопрос: участвовал ли и как участвовал туземный народ — Заволочская Чудь — в этой попытке к отложению, возбужденной проделками московской политики. Но этот народ противодействовал внедрению русского элемента и погиб, вероятно, от борьбы с ним. До сих пор в местных преданиях северного края сохранились темные воспоминания о том, что жил какой-то народ Чудь, воевал с русскими и был истреблен. В разных местах показывают высокие могилы, где лежа грудами тела павших в этой борьбе. В настоящее время, по свидетельству финнологов, остатки этого многочисленного племени уцелели в небольшом количестве, отрывками, в Белозерском уезде и в погранице Лодейнопольского, в Тихвинском на берегу р. Ойяти, в Петрозаводском вдоль западного берега Онежского озера и по реке Квине, встречаются они при переходе в Олонецкую Корелию, а в Олонецком уезде в волости Лоянской. Количество их так невелико, что обоего пола можно насчитать с небольшим две тысячи. Они называются Людин-Кели (т.е. Язык-Людей). Язык их, — по исследованию Шегрена, — есть переход от южно-финляндского или Ямалайсет к корельскому; это народ однородный с Емыо; из этого однородства выходит, что Емь, прежде чем пришла в южную Финляндию, обитала некогда на северо-востоке. Заволочская Чудь есть древний остаток того же народа, не перешедший в Финляндию и оставшийся на прежнем жительстве. Язык теперешних потомков Заволочской Чуди представляет близкое сходство с Емью, но удерживает первородные старейшие признаки.