Он ударил большим пальцем по ее соску, снова вызвав у нее невольное желание. До чего слабо и грешно ее тело! Она все еще желала Костаса, все еще отвечала ему, даже, несмотря на то, что он ясно дал ей понять, что она не нужна ему. Что сейчас его удовлетворит любое теплое, страстное женское тело.

Боже, как стыдно! Она так легкомысленно вела себя! Софи буквально накрыла волна негодования и возмущения из-за собственного поведения.

—Итак, Софи. Ты дашь мне то, чего я страстно желал с тех самых пор, как тебя увидел? Ты дашь мне сладкое забытье?

Софи открыла рот. Попыталась найти слова. Любые слова, которые это прекратят. Но у нее ничего не получалось.

По крайней мере, Костас был честен. Ей следовало быть благодарной за то, что он точно объяснил ей это все сейчас, раньше, чем ее увлекли бы его страсть и ее сильное желание. Сильное желание любви, как она теперь поняла. Софи отвернулась, не в силах взглянуть в его проницательные глаза.

Костас сжал ее в объятиях.

—Это отказ? — протяжно спросил он.

Но в его тоне чувствовалось не только презрение, но и настойчивость.

Софи оттолкнула его изо всех сил. Она должна была убежать. Сию же минуту!

Несколько секунд он не шевелился. Потом резко шагнул назад. Его глаза потемнели, она не могла понять их выражения.

Софи не помнила, как добежала по коридору до своей комнаты, как заперла дверь, разделась и встала под душ, такой горячий, что он, наверняка, должен был очистить ее от всякой скверны.

Все, что она знала, — это то, что она забыла о чувстве собственного достоинства с Костасом Паламидисом.

Костас ходил взад и вперед по гостиной. Он в очередной раз нетерпеливо посмотрел на часы. Где Софи? Солнце уже садилось, а она до сих пор не вернулась.

Софи ушла ранним утром. Наверняка уже должна вернуться?

После завтрака она вышла из дома, сказав домработнице, что собирается уйти на весь день. И она взяла с собой Йоргоса. Костас теперь уже и не знал, то ли ему радоваться, что девушка не в одиночестве, то ли приходить в ярость от ревности.

Она избегала его. Удивительно, что Софи не скрылась насовсем, а не просто ушла на день. После того, как он с ней поступил...

Он пересек огромную комнату, преодолел коридор и вышел из дома. Стоя на каменных ступеньках, Костас тяжело дышал, словно только что пробежал несколько километров. Со вчерашнего вечера его преследовало чувство вины. С тех пор, как он поцеловал Софи...

Он использовал в своих интересах ее тревогу и сочувствие, поддавшись своим эгоистичным желаниям!

Костас зашагал по дорожке, словно мог убежать от сознания собственной вины. Но, конечно, это было невозможно.

Черт возьми! Даже теперь он помнил горе во взгляде Софи. Как она в ужасе отшатнулась, когда он сказал, чего именно хочет от нее.

Увы, и теперь желание обладать Софи никуда не исчезло. Он зашагал через чащу, поднялся на вершину мыса и остановился на краю утеса, откуда открывался вид на бухту. Здесь ему всегда хорошо думалось. Здесь никого не было, лишь доносился шум волн да на губах ощущался вкус соли.

Он стремился думать спокойно и логично. Софи была его женщиной не больше, чем он был мужчиной ее грез. Он был привязан только к своей дочери. В его жизни не находилось времени для кого-нибудь еще. Тем более для девушки, у которой была своя жизнь где-то там, в Австралии. Для девушки, которая горевала по своей матери, которой причиняли боль воспоминания о семейном конфликте и о том, что ее отвергли. Для страстной и независимой девушки.

Они были незнакомцами, которых сблизили обстоятельства. Это было все.

Вот почему он был так жестоко искренен с ней вчера вечером. Он хотел, чтобы она его остерегалась. Ни один порядочный мужчина, тем более грек, не обольстил бы гостью в своем доме, молодую женщину, боровшуюся со своей болью с силой, которая должна была внушать уважение.

И все же он овладел бы ею вчера вечером, даже ненавидя собственную слабость! Ему нет прощения.

Костас с тревогой посмотрел на часы. Ее отсутствие было еще хуже, чем мучение, которое он испытывал, когда она находилась рядом.

* * *

—Теперь недалеко, — с улыбкой сказал Йоргос.

Его слова подействовали на Софи как холодный душ. Вскоре они вернутся на виллу Паламидиса, и ей придется оказаться лицом к лицу с Костасом.

Она кусала губы, спрашивая себя, как ей выкрутиться. Как она сможет снова, увидеть его после того, что произошло вчера вечером? Теперь он знал, как она слаба. Он целовал ее, держал в объятиях, и она потеряла самообладание. Предложила ему себя, там, в коридоре, не подумав.

Только его слова, в конце концов, привели ее в чувство. Но даже тогда она едва заставила себя с ним расстаться. Несмотря на его слова, несмотря на боль, которую они ей причинили, она все еще его желала!

—Thespinis? У вас все в порядке?

Она повернулась к Йоргосу и заметила в его блестящих глазах неподдельное беспокойство. Он был приятным спутником, даже, несмотря на то, что Софи так и не смогла убедить его обращаться к ней по имени. Боссу это не понравится, сказал Йоргос. И это, конечно, решило вопрос. Очевидно, босс получал все, что хотел.

Кроме нее.

—У меня все хорошо, — сказала она, растягивая губы в улыбке. — Может быть, просто немного устала.

Тогда он широко улыбнулся и бросил на нее озорной взгляд.

—Я не понимаю, как вы могли устать. В конце концов, вы посетили только рынки. А потом археологический музей. И Кносский дворец. И...

—Это был замечательный день! Спасибо.

—Это доставило мне удовольствие. В любое время. Вы просто попросите, и я повезу вас, куда вы захотите поехать.

Йоргос действительно был удивительно красив. Даже великолепен, благодаря этим большим, смеющимся глазам. И он был практически ее ровесник, так что Софи могла расслабиться в его обществе, с охотой откликаясь на его шутки.

Тогда почему он совсем ее не привлекал?

Почему его красивое лицо оставляло ее равнодушной, а при одном воспоминании о суровой внешности Костаса и его темных внимательных глазах она приходила в волнение? И почему, когда ей предстояло снова увидеть сурового хозяина виллы, она стремилась к этой встрече и при этом тревожилась?

Йоргос принялся рассказывать очередную свою историю, отвлекая Софи от мыслей, которых она предпочитала избегать. И вскоре она так смеялась, что даже не заметила, как они въехали в ворота. Только когда Софи увидела дом, она поняла, что они вернулись.

И что их ждал Костас. Он стоял, подбоченясь, на верхней ступеньке.

Софи перестала смеяться.

Он спустился по ступенькам и открыл дверцу со стороны пассажирского сиденья.

—Где ты была?

Он взял ее за локоть и заставил встать, как только она расстегнула ремень безопасности.

—Осматривала достопримечательности, — сказала она, глядя ему в глаза.

Судя по его хмурому виду, он был в ярости.

Костас свирепо сдвинул брови и сдавил ее локоть. Она пожала плечами, но он по-прежнему держал ее за локоть. Нагнувшись к открытой дверце машины, Костас что-то резко сказал Йоргасу по-гречески. Слишком быстро, чтобы она могла понять, но, судя по тому, как Йоргос внезапно помрачнел, он услышал весьма неприятные слова.

В чем заключалась проблема Костаса?

—Извини, — перебила она, — я не знала, что сегодня тебе нужна машина.

Костас выпрямился и смутил ее пристальным взглядом.

—Она не была мне нужна. И, к твоему сведению, у меня есть еще автомобили, если мне понадобится куда-то ехать. Но я был бы тебе признателен, если бы ты сказала, где была. Я ожидал, что ты вернешься несколько часов назад.

Что? Он беспокоился о ней? Конечно, нет! Ведь он смотрел на нее так неодобрительно...

—Я не знала, что должна рассказывать о своих перемещениях.