Дрова подожгли — затрещали сучья, задымили, огонь вспыхнул.

— Не осромись, Солнцеяровна! — кинул кто-то из своих.

Листавр в круг встал, перепрыгнув кострище.

`А здоров', - хмыкнула Халена и следом прыгнула.

Душно внутри круга, пламя высоко поднимается и не только жар дает сильный, но и дымом душит. Долго, ясно, не продержаться, но Халена в принципе и не собиралась. Ее ум больше предстоящая сеча с лютичами занимала.

Листавр кружить начал, примериваясь к противнице, а та стояла, выпада ждала, уже сообразив, как бой не начав, закончить. Князя она, как своих, приемам не обучала, потому тупая сила ей не страшна была.

Шагнул мужчина к ней, решив ладонью в огонь скинуть, словно мошку. Халена отстранилась, ступней в ребра ударила, присела и толкнула ладонью под дых. У Листавра дыхание сперло, глаза огромными стали от удивления. И упал князь в костер, взмахнув руками. Завшипело, дым пошел. Его давай свои поднимать, резво тушить кострища. Халена помогла — с волос мужчины опалину стряхнула. Тот уже на траве сидел, хлопал опаленными ресницами, силясь понять — что было-то? Сердиться ему или каяться, что горазду воительницу вызывал? Вот не вабил сраму и на те…

— Брагу дайте, — приказала его людям Халена. Те перечить не стали, мигом кувшин принесли. Листавр руки протянул, желая в рот хмельное влить, да не получилось — воительница на его обожженные плечи все вылила.

— Ешкин кот! Почто добро переводишь?! — осерчал муж.

— Тебя от ожогов спасаю. Часа не пройдет, нормально себя чувствовать будешь.

Листавр смолчал, только хмуро на девушку посмотрел. Покосился на ее руки, что брагу по плечам растирали.

— Хм, — смутился. — А ты и впрямь, горазда в деле воинском…Ну, шалая. Ладно, считай, квиты мы, — прогудел со вздохом.

Халена согласно кивнула, ладонь подала. Мужчина глянул на махонькую ручку, дивясь, как же девка его этими веточками в огонь ринула? И пожал, осторожничая, чуть касаясь.

Девушка кивнула, выпрямилась:

— Еще пару кувшинов князю на плечи вылейте, — предупредила его дружников, к своим повернулась. А те гуртом стояли за ее спиной, гордости и задиристых взглядов не скрывая, поглядывали на остальных.

— Эка ты воительница, дока! — гоготнул Гневомир, перевязь посестре подавая. Горузд, хитро улыбаясь, по плечу ее потрепал:

— Наша!

Миролюб на корточки присел, ботинки подавая. Плюхнулась на траву девушка, надела обувь и улыбнулась парню ласково:

— Больше переживал.

Тот ответить хотел, но рядом Чур встал, руку Халене протянул, предлагая помощь. Но она сама встала. Тот усмехнулся, руку убрал и вдруг поклон положил:

— Слово свое не забудь. При всех обещалась после сечи сватов моих ждать.

— Угу.

`Сватов-то ждать обещала, да так же, что замуж выходить не собираюсь, говорила. Напомню', - подумала.

— Вечерять милости просим, да ратью вставать, — провозгласил Любодар.

— Разбор полетов закончен, — хмыкнула Халена, умиляясь здешним жителям. Ничего всерьез не воспринимается. Знать, сильно стукнуть надо, чтоб дошло. Плохо, что князя учить одного не приходится — людей его прежде всего уроки жизни коснутся.

— Пошли вечерять, Халена! — чрезвычайно довольный хохотнул побратим. На руки девушку поднял.

— А ну, поставь, откуда росла! — взбрыкнула. И Миролюб добавил кулаком в ребра:

— Аще раз, в зубы дам! — заверил.

— Ну, чё вы баруздите? — обиделся Гневомир, но Халену из рук выпустил.

— Чай, не девка проста, лапать-то! Совсем, знать, разум потерял, буслай!

— Ты полайся! Ишь, кулаками тыкать удумал! Ща, как тыкну, до коновязи низом пойдешь, — пригрозил, кулачищем перед носом Миролюба покрутив.

Тот надулся, но связываться не стал: больно надо! Дурень он и есть дурень, ему слово — он два! Да еще грозит, наян!

Взглядом высказал все, что думает, и пошел, Халену чуток подталкивая вперед себя.

— Вот лисья душа! — вздохнул побратим, следом потопал.

Глава 11

Стемнело, когда на позиции выступать начали. По-мнению Халены — глупость чрезвычайная. Нет, чтоб засветло место будущей стоянки разведать, позиции занять и знать, кто впереди, что ждет. Нет, ночью, во тьме лесом идти, неизвестно куда, неизвестно, навстречу к кому!

Лютичи стоят тьмой. А тьмой ли? А лютичи ли? А только ли впереди? А позади не окажутся ли еще одной тьмой?

Но оказалось, зря волнуется. Князья малые отряды еще днем отправили, и те своих ждали на краю поляны, где бой поутру предстоит принять. И разведка уже донесла — напротив лютичи не тьмой, а двумя расположились. А росков нет. И в тыл никто не ударит, потому как, пару ратей по украинам поставили — росничи да улеги.

И все равно, не нравилось происходящее Халене, а больше всего то не по душе было, что предатель так и остался фигурой неизвестной. И думай на кого хочешь, и жди выпада — то ли в спину, то ли напрямки. И как того скверника выявить?

Рати расположились по опушке. Кто в траве залег, дремать до свету, кто с лошади не слез, глаз не сомкнул.

Халена на поле перед собой смотрела — любовалась. Серебрился ковыль, волнами ложился, шумел под дланью ветра. Красиво, дух захватывает, и не верится даже, что через несколько часов не ветер его гнуть будет, а лошадиные копыта мять, тела мертвые устилать.

И почему жизнь в мире невозможна, почему только так, а не иначе решаются вопросы? Почему вместо хлебов приходится убирать мертвых, а жатву не людям, а смерти устраивать?

Печаль от того Халену одолевала, тихая и глубокая, как небо над головой.

`Бог ли ты, Гром, человек, возможно, скоро увидимся', - посмотрела на звезды: `Гневомир сказал, что только когда умру, с тобой увижусь. Может, и суеверие это, но если иначе с тобой не свидиться, то я согласна хоть и так. Как ты там, Гром? Весел ли, печален? Обо мне думаешь или вовсе не знаешь? Чем живешь ты? В таком ли мире, в ином? Может у тебя есть иная правда, кроме смерти? Может ты знаешь, как жить по справедливости, без битв, не зная предательства, подлости и страха? Смерти не ведая, зла не множа?

Кто б ответил ей?

Звезды немы, а люди сами правды не знают.

Как светать стало, войско поднялось, позиции заняло.

Халена, Ярую поглаживая, внимательно предстоящее поле боя оглядела. На том краю чужаков видно — черно все по краю — пешие, конные. Ни разу она лютичей не видела. Казались они ей похожими на степняков, отчего-то именно такими ее воображение их рисовало. Но ошиблось — обычные мужчины — волосы русые, усы, бороды. Одежда только, как униформа, у всех одна — черная. И не тьма их, тем более не две. Значит остальные в лесу засели. Эти основные силы примут, а те под конец в сечу бросятся. А у племен в резерве часть любавичей, да улеги с росничами.

— Да, не Светозар с Мирославом здесь командуют, — протянула задумчиво.

— Чего кручинишься? Смурная ты, гляжу, кой дён ходишь. Аль на сердце что? — полез к ней Велимир выспрашивать. Конем своим Ярую сдвинул, потеснил.

— Куды прешь? — тут же возмутился Гневомир.

— А ну, осади! — погнал в сторону мужчину Миролюб.

— О, молодь! Резвы вы зрю шибко. Кабы по уху не вкусили.

— Ну, ну, погрози, — хохотнул Гневомир.

— Что ж вам все спокойной жизни-то нет? — укоризненно спросила Халена. — Сейчас вон враги пойдут, с ними задирайтесь, со своими-то зачем?

— А затем, Солнцеяровна, чтоб шибче жару ворогам задать. Эк, ты не скумекала?! — засмеялся Велимир.

— Ох, и манеры у вас, други.

— Чего это сказанула опять? — качнулся к ней Гневомир, требуя перевода.

— Не воспитаны вы, господин мирянин. Зело задиристы и легкомысленны! — рявкнула тому в ухо.

— Чё городишь, поди разбери, — пожал тот плечами. Приосанился, глядя на проскакавшего мимо строя Любодара. — Сейчас двинемся. Готова что ль, Халена?

— Я как холера, всегда готова… и нежданна, — высказала себе под нос, хмуро на двинувшийся к ним строй лютичей поглядывая. И наддала коня, стремясь за остальными, что по крику князя вперед двинулись.