книг: из семейных историй появились легенды, которые включил

в свою книгу "Знамя Эфраима" равви Моше Хаййим Эфраим,

внук Баал Шема, которого учил сам дед, а легенды, ходившие

в среде учеников, были примерно в то же время опубликованы

в виде первого собрания изречений Баал Шема под названием

"Венец Благого Имени". Однако прошло еще двадцать лет, преж-

де чем появилась на свет первая легендарная биография Баал

Шема, имевшая заголовок "Во славу Баал Шем Това". Каждый

сюжет в ней восходит к кому-либо из ближайшего окружения

Баал Шема, к его друзьям и ученикам. Но наряду с этими

существовали и другие традиции, например устные традиции

семей Великого Маггида или равви Мейра Маргалиота или

письменная традиция, бытовавшая в школе Кореца. Эти тради-

ции отличались от опубликованных сборников и имели свою

сферу распространения. Во второй половине XIX века отмечают-

ся серьезные изменения в сюжетах, передаваемых устно. Они

упрощаются, становятся короче, в них привносится много со

стороны, и в итоге легенды превращаются в разновидность на-

родной литературы. И только в нашу эпоху, около 1900 года,

началась работа по критическому отбору и собиранию преданий

о Баал Шеме. Сходные процессы характеризуют развитие всей

хасидской легендарной традиции.

После исключения всего сомнительного. Где невозможно бы-

ло обнаружить и следа подлинных сюжетов, у нас в руках все

равно осталась огромная масса по преимуществу совершенно

неоформленного материала. Это были - в лучшем случае - или

краткие заметки, относившиеся непонятно к каким событиям,

или - к сожалению, чаще всего - совершенно необработанный

и сырой материал, которому было почти невозможно придать

форму легенды. В этой второй группе заметок, неважно, говорит-

ся в них слишком много или слишком мало, трудно обнаружить

даже малейший намек на какую бы то ни было ясную линию

повествования. По большей части они не представляют собой ни

настоящих художественных произведений, ни подлинных народ-

ных легенд, но являются чем-то вроде оправы, оправы выда-

ющихся событий, и поэтому по-своему восхитительной.

Я же, поставив себе цель дать точные портреты цадиким

и описать их жизнь на основании достоверного письменного

и устного материала, должен был прежде всего принимать во

внимание одновременно и легенды, и историческую правду и от-

ражать их вместе в едином повествовании. В ходе этой длитель-

ной и трудоемкой работы я обнаружил, что целесообразнее всего

было начать с поиска необходимой формы (или, точнее, с отказа

от всяких форм) для описанных заметок при их скудости или,

наоборот, чрезмерном изобилии деталей, при их темных местах

и частых отступлениях, начать с как можно более тщательной

реконструкции упоминаемых в них событий, где это возможно,

на основании разных вариантов одной легенды и связанных с ней

материалов, а также со связного, насколько это осуществимо,

соединения разных легенд. Затем я снова возвращался к замет-

кам, чтобы включить в окончательную версию какие-нибудь

содержащиеся в них удачные обороты или фразы. С другой

стороны, я посчитал непозволительным и нежелательным чрез-

мерно расширять эти легенды или придавать им нарочитую

красочность и разнообразие, как это делали братья Гримм, когда

записывали свои сказки со слов простых людей'. Только в тех

немногих случаях, когда записки были слишком отрывочны,

я позволял себе соединять вместе несколько фрагментов и запол-

нять бреши, если они возникали, близким по теме материалом.

Существуют два рода легенд, различия между которыми мож-

но провести, опираясь на два типа повествования, лежащих в ос-

нове образующейся легенды: это легендарный рассказ и леген-

дарный анекдот. В качестве иллюстрации можно сопоставить

"Золотую легенду" с "Цветочками Св. Франциска" или клас-

сические буддийские легенды с преданиями монахов секты дзэн.

Тем не менее бесформенный материал хасидских легенд может

быть отнесен сразу к обеим категориям. Впрочем, большая их

часть - это в основе своей все же легендарные анекдоты. Рас-

сказы встречаются редко, да и представляют они собой скорее

нечто среднее между притчей и анекдотом. Преобладание анек-

дота - это общая тенденция, присущая духу еврейской диаспо-

ры, стремящемуся выразить события истории и современности

каким-то особым, запоминающимся способом: события не прос-

то замечаются и сообщаются, чтобы выделить нечто в проис-

ходящем, но они столь тщательно очищаются от шелухи ничего

не значащих фактов и подаются в такой форме, что рассказ как

бы сам собой достигает кульминации на самой значимой в нем

фразе. Согласно учению хасидов, сама жизнь соответствует та-

кому способу интерпретации. Цадик, вольно или невольно, выра-

жает свои поучения в действиях, имеющих символический харак-

тер и часто сконцентрированных в каком-либо изречении, либо

дополняющем события, либо помогающем их интерпретировать.

Под "рассказом" я понимаю повествование о чьей-либо судь-

бе, раскрываемой в единичном происшествии; под "анекдотом"

- повествование о единичном происшествии, в котором рас-

крывается целая судьба. Легендарный анекдот идет даже дальше:

*См.: Leffz. Maerchen der Brueder Grimm. Эта книга была опубликована на

основании материалов, оставшихся после смерти Клеменса Брентано.

в единичном событии раскрывается смысл жизни. Во всей миро-

вой литературе я не знаю другой подобной группы легендарных

анекдотов, в которой указанное их свойство присутствовало бы

в такой большой степени и было бы столь самобытным и одно-

временно столь разнообразным, как это можно видеть в хасид-

ских анекдотах.

Анекдот, как и рассказ, - это разновидность сжатого повест-

вования, повествования, сконцентрированного в рамках одной,

специально подчеркиваемой формы. От чрезмерного психологиз-

ма и украшательства здесь следует воздерживаться. Чем чище,

"обнаженнее" такая форма, тем более адекватно она выполняет

свою функцию.

Такими соображениями я руководствовался, работая с имев-

шимся в моем распоряжении материалом.

Между тем цадика нельзя изображать исключительно посред-

ством совершаемых им действий, которые концентрируются за-

тем в его изречениях об этих действиях; цадик немыслим без акта

учительства, наставничества устным словом, ибо для него речь

- это неотъемлемая часть его деяний. Поэтому в данной книге

присутствует еще одна разновидность легенды, которую я оп-

ределяю как "поучение в ответах на вопросы". Наставника, цади-

ка, просят прокомментировать какой-нибудь стих из Писания

или объяснить смысл какого-нибудь ритуала. Он отвечает и,

отвечая, дает вопрошавшему гораздо больше, нежели тот спосо-

бен усвоить. В текстах, с которыми я работал, эта особенность не

всегда была представлена в форме беседы: зачастую вопрос

прочитывался из ответа. В большинстве таких случаев я реконст-

руировал вопросы и, таким образом, восстанавливал форму диа-

лога. Кроме того, поскольку строгие дефиниции здесь невозмож-

ны, я отнес к этому типу легенды ряд фрагментов, где говорящий

задает вопросы самому себе. Также есть несколько поучений

и проповедей, которые я не рискнул отбросить вследствие их