ДМИТРИЙ ЧАРКОВ

Ничто так не подвергнуто искушениям стремительно развивающегося мира, как молодое неокрепшее сознание. Молодости присущ наивный максимализм, желание достичь пределов совершенства сразу и сполна, вкусить все прелести человеческого бытия, не дожидаясь пришествия «горбатого» жизненного опыта, ибо парадокс аксиомы юности – «в пятьдесят мне ничего этого уже будет не надо» - отчасти и заключается в своей искренней правоте, поскольку в пятьдесят, имея всё то же, что и наш 16-летний аналог, мы утрачиваем прелесть ощущения новизны, и наше восприятие окружающего обволакивается сакраментальным сожалением: если бы юность знала, а старость могла! В шестнадцать мы еще верим в чудеса, но уже утрачиваем иллюзии; мы полны надежд и ожиданий, но уже познаём истинный смысл заповедей Господних. И где эта грань, отделяющая искушение от грехопадения? И как устоять перед дьявольским соблазном обрести ВСЁ в обмен на свою совесть, честь и счастье своих близких; познать власть и силу, пройдя по людским душам, не поскользнувшись и не обернувшись назад – насколько должно быть сильным такое искушение и куда может столкнуть соблазн неокрепшую психику, вдруг очутившуюся перед сложным выбором и словно попавшую на

БЕНЕФИС ДЬЯВОЛА

Не рекомендуется читателям до 14 лет

Я разбил об асфальт расписные стеклянные детские замки,

Стала тверже pука, и изысканней слог, и уверенней шаг;

Только что-то не так, если страшно молчит, pастеpявшись, толпа у Таганки,

Если столько цветов, бесполезных цветов в бесполезных pуках.

А.Макаревич

Малыш сидел в песочнице, скрупулёзно выводя на воздвигнутой им пирамиде крохотные отверстия. Это будут окна. Домик получился почти такой же, как и тот, в котором он жил с мамой и папой – ба-альшой-прибольшой. Мелкие песчинки постоянно скатывались с крыши его дома – ну ладно, пусть это будет как будто дождик, не всегда же бывает солнышко на небе. Песчинки скатывались и образовывали возле его строения небольшие кучки, которые показались ему похожими на эти большие железные коробки возле их дома, куда его родители выбрасывали всякую каку, завернутую в пакеты. Ему постоянно хотелось заглянуть в эти коробки и посмотреть, а какая же кака бывает у других людей, которые тоже её туда складывали, но мама очень сердилась, когда он подходил поближе к железным коробкам, думая, что она не видит. Она почему-то всегда и всё видела – где он и что делает, это потому что она такая большая, выросла уже, и ей всё видно со своей головы. Но вот зато она никогда не видела этого дяденьку со смешной бородой как у козы-дерезы, а он однажды видел, и дяденька сказал, что еще придёт и принесёт ему печенюшки – такие интересные, как бублики, только круглишок заходит в серединку и там делает еще один маленький круглишок, а за другой кончик печенюшки её можно держать, и она не падает. Похожа на «6», что висит на углу их дома.

Это дяденька ему рассказал, что в коробках кака бывает разная, и что если он залезет в неё посмотреть, то получит печенюшку. И еще дяденька обещал печенюшку за то, что он будет таскать их кота Ваську за хвост и включать краники на кухне, где мама кушать готовит. Дяденька смешной: не знает совсем, что это плохо и так делать нельзя. Один раз, когда он всё же потаскал Ваську за хвост, дяденька дал ему печенюшку, и она была очень вкусная, но мама сильно рассердилась и сказала, чтобы он больше не сосал палец. А это ведь была печенюшка, но мама не слушала его, и дядю она не увидела, хотя тот стоял прямо за её левым плечом и строил ему смешные рожицы.

Дядя иногда говорит незнакомое слово про кушанье, только совсем по-другому, не как его родители. Еще он говорит, что они обязательно встретятся, когда малыш вырастит, и у него будут уже совсем другие печенюшки.

И это будет его самое веселое ИС-КУ-ШЕ-НИ-Е.

1

Майское солнце весело заглядывало в окна, обещая теплый погожий день: ещё не было изнуряющей жары, сквозь растворенные окна офиса веяло весенней свежестью и расцветающими частицами новой зеленой жизни.

Как бы в противовес природе, манящей к себе простором и вдохновением, клиент оказался не просто въедливым, но прямо-таки дотошным. Его интересовало всё: сколько метров от отеля до пляжа, двуспальная кровать – это по стандартам российским или европейским; если солнечные дни гарантированы, то возможно ли предъявление претензии в случае дождей; где прочитать международное определение трёх-, четырех-, пяти-зведночных уровней гостиниц – и в таком же духе в течение полутора часов, которые Глеб провёл с ним, терпеливо разъясняя все тонкости предстоящего вояжа в Лимассоль этой явно небогатой семьи, неизбалованной поездками ни то чтобы на мировые курорты, но и, судя по всему, в близлежащие лощины за грибами – уж больно неискушенными в вопросах передвижения и ориентации в пространстве показался ему глава семейства, одутловатый мужчина средних лет с обозначившимися залысинами, аккуратно прикрытыми жиденькими прядями светлых волос. Егор Николаевич держал в руках небольшой блокнот в серой виниловой обложке и постоянно делал пометки, занося информацию, которой Глеб щедро его снабжал без запинки и строго по буклету.

Сам Глеб в свои двадцать четыре особо не обременял себя вниканием в тонкости человеческого бытия, текущего или прогнозируемого, но в силу профессиональной необходимости понимал, что клиент, оплачивающий свой отпуск не шальными деньгами, а кровно заработанными или даже выстраданными регулярным недоеданием зимой фруктов, хочет получить полный расклад за каждый вкладываемый рубль. Поэтому после того как основные вопросы были улажены, и клиент с видимым удовлетворением попрощался у дверей офиса, для Глеба было чрезвычайно расслабляющим почувствовать в руках сигарету, помять её по дороге на лестничную клетку этажа, где располагались офисы туристической фирмы «Парадайз», в которой он работал менеджером по туризму уже третий год.

- Я на пять минут, - улыбнулся он при выходе Веронике, девушке-администратору, в обязанности которой входило встречать клиентов и распределять их среди менеджеров фирмы.

Вероника тоже улыбнулась в ответ, но улыбка показалась ему больше четким отработанным мимическим жестом, нежели ответной симпатией. Он вдохнул аромат её свежих духов, проходя мимо, и подумал, что она явно не испытывает к нему страсти, улыбаясь вот так механически. Девушка была, что называется, высокого полета: стройная, со светлым прямым волосом, мягко ниспадающим на хрупкие плечики, карие глаза иногда буквально обжигали взглядом его душу, пронизывая желанием утонуть в их завораживающем блеске. Лицо фирмы – это её имидж и её стабильность, и многие клиенты, в основном застенчивые мужчины, как правило, возвращались к ним вновь и вновь, бронируя билеты, гостиницы, туры для себя или для своих партнеров, во многом благодаря именно этой обезоруживающей улыбке, этим глазам и этим неторопливым, но уверенным жестам, полным достоинства и юной непосредственности и очарования.

Глеб всегда чувствовал некоторое оцепенение, встречаясь ненароком с ней взглядом. Вероника смотрела всегда прямо и слегка, как ему казалось, насмешливо, будто зная, какую реакцию её внешность вызывала у мужчин. Глеб пока не мог позволить себе претендовать в отношении её на что-то большее, нежели просто пялиться на её ноги и попку, пока никто не видит, включая его девушку, работающую здесь же в «Парадайзе».