- А что, там потолки уже рушатся?

- Эх, Олег, какой ты… занятой.

- Всё, я закончил, - сказал Олег, поднимаясь из-за стола.

Рома тоже встал, пошатнувшись.

- Эй, с тобой всё в порядке?

- Всё нормально, надышался, наверно. Ну ничего, сейчас проветримся. Ты никогда по канату не ходил?

- Нет, а зачем?

- Теперь бы навык пригодился.

Они заперли за собой дверь и бегом направились к приёмной. Степаныч ждал только их.

- Ну где вы потерялись, вашу мать! Кто-нибудь еще остался?

- Да нет, вроде, мы последние.

- Ну давай, майнуй по малой.

Олег оторопело смотрел на распахнутое окно и приставленную к нему лестницу.

- Чего встал, вперёд!

Рома подтолкнул приятеля к окну и смотрел, как тот неуклюже, на корточках, начал свой путь вниз.

Затем настала и его очередь.

11

Глеб, откатив назад водительское сидение, сидел, неторопливо потягивая джин-тоник. Его не смущало употребление алкоголя за рулем, все проблемы решаемы, и он начал к этому постепенно привыкать. Только что ему сообщили, что вопрос с трубкой Сидорова благополучно разрешен, и он спокойно смаковал состояние своего баланса, не переживая более об отпечатках пальцев, оставленных им когда-то и где-то, наблюдая лениво за грязным бродягой, копающемся в мусорных баках. На него внезапно нахлынуло ощущение, что всё это уже с ним было: этот двор, мусорные баки, беспризорная собака с поджатым хвостом, бомж. Вот сейчас этот бородатый что-то откопает и должен подойти к нему… Но, как всегда бывает в такие минуты, ощущение так же стремительно отступило, как и перед этим нахлынуло, и Глеб с удивлением увидел, как бомж, что-то выудив из мусорки, воровато огляделся по сторонам, остановив на секунду взгляд на черном автомобиле с тонированными стёклами, никак не принадлежащем местной диаспоре, которая, вероятно, мало чем отличалась от него самого. Что-то рассудив про себя, он медленно двинулся по направлению к Глебу, озираясь и шевеля губами, неся в руке какой-то предмет, пока не приблизился настолько, что Глеб смог различить пистолет Макарова, который тот держал за дуло. Глеб не видел в лице человека агрессии, он опустил стекло и ждал, когда бомж приблизится.

- Вот, брат, нашёл тут… настоящий вроде, тяжёлый, - прошамкал тот, поравнявшись с капотом. – Надо тебе?

Глебу приятно было ощущать себя могучей глыбой по сравнению с этим жалким отрепьем. Мужик приподнял пистолет и держал его на уровне груди, протягивая Глебу.

- Дай глянуть. Да за дуло держи, пень!

Он осмотрел оружие. Макаров был действительно настоящий, кое-где окраска уже потерлась, но в целом в отличном состоянии, даже видна была смазка. Пистолет был снят с предохранителя.

- Это ты там нашел, что ли? – кивнул Глеб в сторону мусорных баков. Он вынул из рукоятки магазин – в нем не хватало трёх патронов. Один, вероятно, был загнан в ствол.

- Ну да, всякого барахла полным полно, иногда и не знаешь, что найдешь, что потеряешь.

- Да ты поэт-философ? – Глеб взял пистолет в руку. Опять ощущение повторяемости момента нахлынуло и отступило.

- Так поживёшь на свете белом, и философом станешь.

- И давно ты живешь на белом свете?

Бродяге не понравился вопрос, или, скорее, тон, которым он был задан. Он взглянул на молодого человека в черных очках, на губах которого играла кривая ухмылка, и ответил, медленно пятясь от машины:

- Да уж сорок почти.

- А выглядишь на все семьдесят. Зачем тебе тогда землю топтать, дядька? Да не бойся ты, чего пятишься! – Глеб навёл на него пистолет. – Стой, говорю.

- Брат, не надо, чего ты, - забормотал бомж. В глазах его, однако, не было испуга, только спокойное равнодушие.

Глеб смотрел на него через прорезь мушки. Ощущение власти непередаваемой усладой щекотало его нервы, заставляя адреналин бродить в крови. Он опустил пистолет.

- Не бойся. Садись в машину.

- Да куда же я… у меня тут барахлишко.

- Я тебе другое куплю. Ты где живёшь?

- Да тут вон, в коллекторе.

- Не надоело?

- А куда деться?

- Предстать перед создателем.

- Веселые у тебя… шутки.

- Давай садись назад, прокатимся. Скучно мне. Попробуем из тебя человека сделать. Мылся когда в последний раз?

- Да вот, потеплее было, так мы с Федькой на речку ходили.

- Вши есть? Ну и вонь от тебя…

- Не-е, вшей нету. Может, не надо, а? Я и правда вонючий, стыдно…

- Не лечи меня, дядька, сам знаю, что надо, что не надо. Человеком станешь, да расскажешь мне свою басню про жизнь обездоленную. Поехали.

Через двадцать минут они подкатили к бане в пригородной зоне. Глеб по дороге купил всяких дешевых шмоток, поесть да попить. Они с Василием, как звали его нового знакомого, были примерно одинаковой комплекции, и Глеб особо не церемонился, выбирая размеры.

В помещении было натоплено, пахло вениками. Перед парной стояли деревянные скамейки и такой же стол, исполненные в деревенском стиле. На стенах красовались фото-пейзажы сопок, полей и лесов, имелся даже один водопад, вставленные в рамки. Глеб отправил Василия первым делом мыться, приказав сложить все его старые манатки в большой пакет, который нашелся в общем арсенале. Сам он по-хозяйски расставил на столе приборы, достал водку, закуску, разложил всё аккуратно по тарелкам.

После третьей рюмки он уже спрашивал Василия заплетающимся языком:

- Ты мне скажи, тебя провайдер подослал?

Василий, пропаренный и выбритый, лихо уплетал за обе щёки колбасу, сыр, корейские салаты, запивая их водкой, как морсом. Сейчас он, пожалуй, выглядел и на сорок – худощавый, с длинным прямым волосом. На плечах и груди его неизвестные мастера оставили свои творения в виде наколок, по которым и не сведущим в искусстве тюремного тату была понятна судьба их обладателей.

- Какой еще Вайдер, воротила местный, что ль? – спросил Василий.

- А зачем он те маузер подсунул?

- Да вы нажрались уже, ваше благородие.

- Ничего подобного, я ваще не пью. Ты кто?

- Василий. Забыл уже?

- Не, помню сам, что Василий, а по жизни ты кто?

- Бомж.

- Родился таким, что ль?

- Нет, родился я в деревне, мечтал художником великим стать, картины свои продавать, вот и приехал сюда подзаработать, да на вокзале все документы украли. Ни денег, ни работы, куда еще податься? Даже позвонить не на что было.

- На, звони, - Глеб указал кивком на телефонный аппарат, стоявший в углу.

- Да теперь уже поздно, и некуда, - Василий неловко заерзал на деревянной скамье.

- Чушь всё это, Василь. Никакой ты в пень не художник. Ты вор-рецидивист, двадцать один год отсидки, да дружки твои тебя кинули, и никому ты нафиг теперь не нужен, даже воровать тебе западло стало, просто лень, и в тюрьму уже неохота, так ведь, Василь?

Тот перестал жевать на мгновение, затем опять взялся за бутылку, обернувшись к Глебу:

- А ты чего гуляешь-то? Праздник, что ль, какой?

- Может, и праздник.

- А где товарищи?

- Да в том-то и дело, Василь, что праздник такой, что… без товарищей.

- Ну давай хоть баб назовем.

- Да ты освоился уже, я погляжу.

- А чего теряться? Когда у меня еще будет такой праздник?

- Верно, Василь, момент надо ловить, иначе он тебя схватит. Только бабы твои мне ни к чему, поверь.

Глеб встал и нетвердой походкой пошел к туалету, прихватив с собой мобильник. Только за ним затворилась дверь, как Василий метнулся к его вещам, висевшим на стуле, быстро и методично обшаривая карманы. Он обнаружил в них деньги, большие деньги, которые даже не умещались в портмоне молодого человека, забитого в основном пластиковыми карточками. Здесь же были ключи от машины на брелке от сигнализации и Макаров, оттягивавший карман черного плаща. Василий снял пистолет с предохранителя, на который Глеб его предусмотрительно поставил, оттянул затвор, проверяя, есть ли патрон в патроннике и, удостоверившись, что всё готово, сунул оружие под полу пальто, положив его на пол. Затем он также молниеносно метнулся назад на своё место, взял рюмку и, смачно выдохнув, опрокинул её в себя.