Уже не первый секретарь сбегал отсюда под покровом ночи, словно граф представлялся им драконом. Все до единого секретари были больше мышами, чем мужчинами. Стоит чуть показать характер, повысить голос, и они убегают прочь. Если бы хоть один из этих секретарей имел мужество женщины, которую он чуть не сбил вчера… Его губы искривились. Он не упустил ее саркастического замечания в ответ на его вопрос, что она делала на дороге. Нет, эта дама проявила твердость, когда он изрыгал на нее пламя. Жаль, что его секретари не могли поступать так же.
Он бросил сердитый взгляд в темноту окна. Кроме того, было кое-что еще, вызывающее ноющее беспокойство. Его отроческий дом оказался не таким, каким он его помнил.
Конечно, теперь он был мужчиной. Он покинул Рейвенхилл-Эбби юным отроком, скорбящим о потере семьи, и последующие два десятилетия провел скитаясь между своими северными поместьями и лондонским городским особняком. Но ни одно из этих мест так и не стало для него домом. Он не возвращался сюда именно потому, что Эбби уже не могло быть прежним, таким, как во времена его детства. Он ожидал увидеть кое-какие изменения, но не был готов к этой тусклости. И к ужасному чувству одиночества. Сама пустота комнат разрушала его надежды, насмехаясь над счастьем и светом, которые он помнил. Семьей, которую он помнил.
Он настоял на том, чтобы открыли особняк, надеясь привести сюда невесту, свою будущую новобрачную, в ожидании успешных переговоров по поводу брачного контракта. Он не собирался повторять ошибок своего первого короткого брака и не стремился обосноваться где-либо еще. Когда-то он пытался сделать свою молодую жену счастливой, оставшись в ее родном Йоркшире. Это не сработало. Через много лет после ее безвременной кончины он пришел к выводу, что, где бы они ни решили создать свой очаг, она нигде не была бы счастлива.
Эдвард отвернулся от окна и пошел большими шагами по направлению к дверям библиотеки. Он не отступит: он будет жить в Эбби и снова сделает его своим домом. Это был центр его владений и место, где он собирался снова посадить дерево своей семьи. И когда брак принесет плоды, когда в коридорах зазвенит детский смех, тогда Рейвенхилл-Эбби вновь оживет.
Глава 2
Итак, все три дочери герцога были красавицами.
У старшей были черные как смоль,
переливающиеся волосы поразительной длины;
у второй – огненно-рыжие кудри,
обрамляющие молочно-белое лицо;
а у третьей и волосы, и тело были золотыми,
так что казалось, будто она купается в солнечном свете.
Но из всех трех только младшая унаследовала доброту своего отца. Ее звали Аурея…
Кто бы мог подумать, что в Литтл-Бэттлфорде не найдется работы для благородной леди? Анна знала, что будет нелегко получить место, но все же вышла из дому в это утро с некоторой надеждой. Все, что ей требовалось, – это семья с неграмотными детьми, нуждающимися в гувернантке, или пожилая дама, ищущая компаньонку. Разве она ожидала слишком многого?
Уже была середина второй половины дня. Ее ноги болели от утомительной ходьбы взад-вперед по грязным улицам, но везде ее ждало разочарование. Старая миссис Лестер не питала любви к литературе, а ее зять оказался слишком жадным – во всяком случае, для того, чтобы оплачивать компаньонку. Анна зашла к нескольким другим леди, намекая о наличии у нее свободного времени для работы, но лишь обнаружила, что они либо не могли позволить себе компаньонку, либо просто не нуждались в ней.
Затем она зашла в дом Фелисити Клиавотер.
Фелисити была примерно на тридцать лет моложе своего мужа, сквайра Клиавотера, женатого третьим браком. Будучи женой крупнейшего – за исключением графа Свартингэма – землевладельца в графстве, Фелисити, естественно, считалась важной персоной в Литтл-Бэттлфорде и, уж конечно, ставила себя выше имеющих жалкое хозяйство Ренов. Но у Фелисити подрастали две девочки, поэтому Анна зашла к ней в поисках места гувернантки. Она провела мучительные полчаса, нащупывая путь подобно кошке, пробирающейся по острой гальке. Когда Фелисити поняла причину визита Анны, она пригладила изнеженной рукой свою и без того безукоризненную прическу, а затем снисходительно поинтересовалась ее музыкальными познаниями.
В доме священника, где росла Анна, никогда не имели склонности к клавесину, и Фелисити прекрасно об этом знала, так как бывала у них в детстве.
Анна сделала глубокий вдох.
– Боюсь, что у меня нет никаких музыкальных умений, но я немного владею латынью и греческим.
Фелисити щелчком открыла веер и хихикала, спрятавшись за ним.
– О, я прошу прощения, – сказала она, сделав серьезное лицо. – Но мои девочки не будут изучать ничего такого неженственного, как латынь или греческий. Это довольно неподходяще для леди, как вы думаете?
Анна стиснула зубы, но заставила себя улыбаться – пока Фелисити не предложила ей сходить на кухню и узнать, не нужна ли повару новая посудомойка. С этого момента дела покатились по наклонной плоскости.
Анна вздохнула. Она вполне могла закончить посудомойкой или хуже того, но не в доме Фелисити. Пора было отправляться домой.
Поворачивая за угол у скобяной лавки, она едва сумела избежать столкновения с мистером Феликсом Хопплом, спешащим в противоположном направлении. Она остановилась как раз в нескольких дюймах от груди управляющего Рейвенхиллом. Пакет иголок, желтые нитки для вышивания и маленький пакетик чая для матушки Рен выскользнули из ее корзинки и упали на землю.
– О, пожалуйста, простите меня, миссис Рен, – выдохнул невысокий мужчина, наклоняясь за выпавшими предметами. – Боюсь, второпях я не следил за тем, куда несут меня ноги.
Анна заметила на нем камзол в фиолетовую и темно-красную полоску, и прищурилась. Господи.
– Я слышала, граф наконец-то вернулся в резиденцию, в Рейвенхилл. У вас, должно быть, полно хлопот.
Окрестности гудели от слухов о мистическом возвращении графа по соседству после стольких лет, и Анна была не менее любопытна, чем остальные. Кроме того, она начала задаваться вопросом по поводу личности уродливого джентльмена, который чуть не сбил ее днем ранее.
Мистер Хоппл тяжело вздохнул.
– Боюсь, что так. – Он вынул носовой платок и вытер лоб. – Я ищу секретаря для его милости. Это дело не легкое. Последний человек, с которым я беседовал, постоянно заслонял свою бумагу, и я не вполне уверен в его способности грамотно писать.
– Это было бы проблемой для секретаря, – пробормотала Анна и рассудительно добавила: – Если вы не найдете никого сегодня, имейте в виду, что в воскресенье утром в церкви соберется много джентльменов. Возможно, вам повезет там.
– Боюсь, ваш совет бесполезен. Его милость заявил, что у него должен быть новый секретарь к завтрашнему утру.
– Так скоро, – пристально посмотрела Анна. – Осталось совсем мало времени.
У нее мелькнула мысль.
Управляющий безуспешно пытался очистить от грязи пакет с иголками.
– Мистер Хоппл, – сказала она медленно, – говорил ли граф, что ему нужен секретарь-мужчина?
– Да нет, – рассеянно ответил мистер Хоппл, все еще занятый пакетом. – Граф просто велел мне нанять другого секретаря, но какого другого… – Он неожиданно остановился.
Анна распрямила свою плоскую соломенную шляпку и улыбнулась со значением:
– Собственно говоря, в последнее время у меня остается слишком много свободного времени. Возможно, вы не знаете, но у меня очень разборчивый почерк. И я действительно знаю, как пишутся слова.
– Вы предлагаете… – Потрясенный мистер Хоппл стал весьма похож на пойманного острогой палтуса в лавандовом парике.
– Да, предлагаю, – кивнула Анна. – И полагаю, это будет то, что ему нужно. Мне прийти завтра в Рейвенхилл в девять или десять часов?
– Э… в девять часов. Граф встает рано. Н-но, в самом деле, миссис Рен… – Мистер Хоппл внезапно запнулся.