Время отмечено вехами. Вехами жизни становятся памятные события. Похороны Льва Толстого — веха, отметившая конец отрочества Архангельского.

Гимназию он окончил с золотой медалью. Даже, точнее, с двумя. Вторую — золотой жетон с надписью: «Дорогому Сане от благодарных товарищей, выпуск 1911 г.» — поднесли друзья-гимназисты.

Итак, гимназия позади — в руках аттестат зрелости. Кем быть? Куда пойти учиться? Точного ответа на эти вопросы Шура не знал. Пожалуй, он мог бы сказать, кем он не хочет быть: врачом, филологом, историком. Следовательно, остается физмат университета. В пользу этого решения говорили два обстоятельства. Первое — что при поступлении в университет ему не надо держать вступительных экзаменов, второе — ему не придется платить за обучение, так как согласно действовавшему положению сыновья университетских профессоров учились в университетах бесплатно.

Подав прошение о зачислении его на физико-математический факультет Московского императорского университета, Архангельский на следующий день отправился к портному заказывать себе студенческую форму.

Жил портной в трехэтажном доме, который стоял на Тверской, как раз напротив теперешнего Центрального телеграфа.

Когда Архангельский пошел к портному на примерку, с ним приключилась забавная история. Едва Шура подошел к парадному, как ему на голову свалился изрядный кусок штукатурки. От удара у Архангельского перед глазами поплыли багровые круги, он еле удержался на ногах и в эту минуту почувствовал, что кто-то подхватил его. Это был городовой, который видел все происшедшее. Раздался резкий свисток, и Шура увидел, что городовой ведет его к извозчичьей пролетке.

В пролетке Шура начал приходить в себя.

— Куда мы едем? — спросил он городового. — В больницу?

— Зачем в больницу? — удивился городовой. — В участок, протокол о происшествии составить.

— Но мне надо в больницу, — запротестовал Архангельский.

— Прежде всего протокол нужен, — упорствовал городовой.

— Зачем?

— Для порядка.

Сраженный полицейской логикой, Архангельский покорно дал довезти себя до участка. В участке его осмотрел врач и написал в протоколе, что на голове от удара образовалась «шишка размером в грецкий орех». И добавил, что Архангельский, как потерпевший, может требовать у домовладельца денежное возмещение за членовредительство.

В голове Шуры, который уже окончательно пришел в себя, сначала возник веселый план, как подшутить над домовладельцем. Но, проходя мимо витрины, он увидел в зеркале свое отражение. Огромная шишка на голове прямо-таки напоминала чуть ли не рог. А к своей внешности Шура относился весьма внимательно, будучи твердо уверенным, что именно в ней залог его будущих побед над барышнями. Так что в контору домовладельца Фальц-Фейна Архангельский влетел уже с другими намерениями.

— Мне на голову упала штукатурка — вот полицейский протокол.

Домовладелец, пожилой человек, смахивающий видом на купца, поигрывая часовым брелком, спросил:

— Тэк-с. Ну и что же?

— Требую возмещения ущерба! У меня шишка с грецкий орех.

— И сколько же вы за эту шишку хотите, молодой человек? — начал, посмеиваясь, домовладелец.

— 100 рублей!

— Что?! — домовладелец аж привскочил. — Да за такие деньги убить человека можно! Подумаешь, шишка! Да вашей шишке красная цена 50 рублей.

— Нет, это дело так не пойдет. 100.

— Ну хорошо! Пополам. Ни вам, ни мне — 75 рублей.

— Хорошо.

— Вот вам 75, - домовладелец протянул пять золотых империалов. А Шура с озорной улыбкой отдал ему протокол.

Выйдя на улицу, Архангельский задумался: что же ему делать с такой суммой денег? Вдруг его взгляд упал на витрину ювелирного магазина. Он тут же вошел, выбрал самые дорогие золотые часы фирмы «Буре» и отправился домой демонстрировать друзьям первую вещь, заработанную «собственной головой».

Занятия в Московском университете разочаровали его. Шуру смущала заданная академичность преподавания и сама казенная атмосфера, воцарившиеся в Московском университете после того, как реакционный министр просвещения Кассо по сути дела разгромил университет, вынудив подать в отставку таких выдающихся профессоров, как Лебедев, Тимирязев, Мензбир и других. Но главное заключалось в том, что теперь Архангельский ясно осознал, что больше всего его интересует авиация, и он хочет быть инженером именно в этой области. Все, что можно было прочесть об авиации, он читал. Как только бывала возможность, ездил на Ходынку — там устраивали демонстрационные полеты приезжих французских летчиков.

Впрочем, демонстрационные полеты французов вовсе не означали, что к тому времени не было и русских пилотов. Уже тогда по всей Европе гремела слава М. Ефимова и С. Уточкина, Уже в 1908 году Всероссийский аэроклуб объявил о присуждении премий за полеты на аппаратах тяжелее воздуха с механическим двигателем, осуществленные в пределах России русскими подданными. С 21 сентября по 14 октября 1910 года был проведен первый Всероссийский праздник авиации.

Но в тот период именно Париж считался признанным мировым центром авиации, хотя, как известно, первые полеты аэроплана братьев Райт были осуществлены в Америке.

В считанные годы во Франции началось и строительство первых самолетов, и моторов к ним. К тому же там были основаны и первые авиационные школы, которые, кстати, с блеском окончили некоторые выдающиеся русские пилоты, среди которых был и дядя Архангельского Николай Евграфович Попов. Именно Николай Евграфович после своего возвращения в Россию из Франции принял участие в первой авиационной неделе — с 25 апреля по 6 мая 1910 года. Она проводилась на ипподроме близ Коломяг под Петербургом. На этих первых соревнованиях русских авиаторов он сразу установил два рекорда: высоты, поднявшись на 600 метров, и продолжительности полета — 2 часа 4 минуты. Но хотя праздник носил исключительно спортивный характер, среди штатских зрителей то и дело мелькали офицерские погоны. Военные отчетливо начали себе представлять значение авиации, пусть весьма еще не совершенной, для разведки и связи.

В 1911–1913 годах в Балканской и итало-турецкой войне впервые были применены аэропланы. Более того, русские летчики-добровольцы Агафонов, Евсюков, Колчин и Костин составили первое в истории русское авиаподразделение, которое участвовало в войне на стороне братского болгарского народа. Причем эффект применения аэропланов в этих боевых действиях заставил военные министерства разных стран поторопиться с организацией нового рода вооруженных сил — авиации. В частности, в России именно в 1912 году начинается формирование авиационных частей. И все больше и больше молодых людей начинают «заболевать» авиацией. Шура Архангельский оказался в их числе.

Но чтобы создавать самолеты, надо открыть еще неведомые законы, на основе которых аппарат тяжелее воздуха сможет летать наперекор здравому смыслу. Надо было создать новую науку — аэродинамику. И как найти дорогу в авиацию? О профессоре Императорского Московского технического училища Николае Егоровиче Жуковском и о его воздухоплавательном кружке, организованном при этом же училище, Шура, разумеется, слыхал. Чтобы вступить в этот кружок, надо было стать студентом технического училища. А это значит — бросить физмат университета, где он проучился год, и сдавать конкурсные экзамены для поступления в училище.

Дело было в том, что в царской России университеты числились за министерством просвещения и для поступления в них выпускникам гимназии было достаточно аттестата зрелости. Инженерные же высшие учебные заведения находились в подчинении у различных министерств, и при поступлении туда надо было держать конкурсные вступительные экзамены. И тем не менее Архангельский ушел из университета и осенью 1912 года стал держать экзамены в училище.

На экзамене по литературе с ним произошел казус. Архангельский решил «запастись» эпиграфами к сочинению на разные случаи жизни и сделал шпаргалку. Тема сочинения была: «Великих нет, но подвиги их живы». Для этой темы в качестве эпиграфа очень подошли строки Надсона: «Пусть роза сорвана, она еще цветет. Пусть арфа сломана — аккорд еще рыдает».