— Тенгиз!

— Доброе утро, Кетеван Мамиевна! — Тенгиз приподнял свою кепку.

— Чтобы не пили сегодня! — погрозила пальцем женщина. — А то Лили пожалуюсь!

— Что ты, Кетеван Мамиевна, — помотал головой Тенгиз. — Плохо думаешь о нас! Как можно!

Тенгиз не показал виду, но его сильно уязвила «угроза» жены Серго. «Я что, мальчик маленький, жены боюсь?!» — подумал он. И, когда Кетеван скрылась в доме, он высказал Сергею свое «фи»:

— Серго, я считаю, что это не порядок! Зачем она так говорит? «Лили пожалуюсь!» В моем доме я хозяин, а не жена! Нехорошо!

— Да ладно, забей, — махнул рукой Сергей. — Бабы, они и есть бабы, язык без костей! Приду — поговорю с ней.

— А зачем ты автомат взял? Никуда не едем, воевать собрался?!

— А у тебя зачем пистолет в кобуре? Извини, но я без него никуда.

— Вот вечно ты вопросом на вопрос отвечаешь! Куда мы?

— Пойдем к Рамону зайдем. Он, я думаю, подскажет, как-никак first lieutenant американской армии. Да и потом все равно в штаб сегодня, на доклад.

После войны на территории Грузии осталось множество американцев. В основном, это были солдаты и военные специалисты, несостоявшиеся завоеватели России. Из могущественных солдат, за плечами которых стояла мировая держава, они вдруг превратились в брошенных посреди холодных гор одиночек. Их великая страна, некогда диктовавшая волю всему миру — в кучку пепла.

Для многих американцев это стало ударом похлеще ядерной атаки. Их высокомерие, подкрепленное долларом и мощными воздушными армадами, лопнуло, как мыльный пузырь. Многие уроженцы Нового Света не выдержали этого и покончили с собой. Были и другие, не желавшие мириться со своей ролью фактических беженцев, не желавшие принимать и понимать никаких законов и традиций, не осознававшие своего кошмарного положения. Под несуществующим уже звездно-полосатым флагом они пытались создать свой маленький кусочек своей личной Американской мечты на сжавшейся от голода и радиоактивных дождей земле. Но местным жителям уже нечего было терять, и на их террор они отвечали более страшным, вдохновенным и беспощадным террором. Поднявшие оружие янки гибли в перестрелках. Их сжигали в своих домах, мстя за убитых родственников. Резали по ночам, как свиней. Сбрасывали в ущелья. Подрывали, обвязавшись взрывчаткой, как арабские смертники. Сметали с яростью и звериной жестокостью, как наглых чужаков, вломившихся в чужой монастырь со своим уставом. Только сейчас, после крушения мира, выжившие поняли, ч т о принесла им Америка.

Но были и третьи. Это были здравомыслящие, дальновидные люди, до которых дошло, в какую кашу они попали. Дошло, что они — лишь песчинка среди древних воинственных народов Кавказа. Что кроме американской мечты существует и другой мир, более старый и мудрый. Что они в одной лодке с выжившими местными жителями посреди бушующего океана смерти. И, чтобы выжить, им надо объединяться с грузинами. Договариваться. На равных. Самим им не выжить.

Эти американцы, канадцы, европейцы шли в уцелевшие грузинские поселения с предложением мира и просьбой о помощи. Они помогали грузинским жителям очищать зараженные земли, строить жилища, добывать пропитание. Профессиональные военные с нашивками US ARMY организовывали оборону поселений, сражались и погибали вместе с грузинами, русскими, армянами, азербайджанцами. Конечно, было всякое. Обиды, непонимания, иногда ссоры. Но эти люди вскоре стали своими. Многие обзавелись собственными семьями, женились на местных девушках, постигая нелегкую и нелепую для североамериканца науку местных обрядов и традиций. Постигали и принимали, а куда деваться?!

Одним из таких «американцев» был хороший знакомый Тенгиза «первый лейтенант» Рамон Начос. Кроме него в Гоми проживало человек десять американцев, а на территории всего Союза их было около двух сотен. Начос женился на грузинской девушке и дал начало новому роду.

«На ловца и зверь бежит». На Главной улице Тенгиз и Сергей как раз увидели жгучего брюнета средних лет в американской офицерской форме, выходящего из кондитерской лавки с каким-то свертком. Вид у него был довольный.

— Рамон! — гаркнул Сергей во всю мощь легких.

Рамон обернулся, недоумевая. Увидев двух друзей, он улыбнулся своей очаровательной белозубой улыбкой, помахал рукой.

— Здравствуй, уважаемый! Как здоровье? — Тенгиз пожал ему руку.

— Здорово, парни. — Начос взял сверток под мышку, чтобы ответить на рукопожатие, и чуть было не уронил его. Хорошо, что его подхватил Сергей…

Спустя час они сидели в уютной беседке во дворе у Начоса и пили чай. Да-да, самый настоящий чай. Сергей ради такого случая выложил на стол хлеб и вяленое мясо, положенное ему в сумку заботливой женой. Хозяйки дома не было, — она ушла к доктору. Дети бегали на улице.

Тенгиз осматривал резьбу на стенах беседки. «Да, мастер делал!» — восхищенно подумал он.

— Рамон, это ты все своими руками делал.

— Да, а как же! — с гордостью откинулся хозяин на спинку стула. — Я ведь кем только не работал, когда только приехал в Штаты. И мойщиком окон, и на заправке, и столяром, и штукатуром. И даже таксистом.

— Таксистом работал? — удивился Тенгиз. — Слушай, мы коллеги с тобой! Я сам раньше на такси подрабатывал!

— Ясное дело, — продолжал Рамон. — Мне еще повезло, — было легче оформить разрешение на работу, а потом и гражданство сделать. My grandmother, кстати, была американкой. Да вот в свое время сбежала от мужа в Мексику с каким-то усатым пройдохой. Родился мой папаша, который постарался на славу — кроме меня в семье было еще шестеро детей. А я, как назло, самый старший! Вот и решил, поеду-ка я в Америку, чтобы деньги лопатой грести! — Рамон усмехнулся. — Лет пять, наверное, колесил по Штатам. А когда все надоело, подвернулся случай, — я и решил записаться в американскую армию. Думаю, не прогадал бы, если бы не началась вся эта канитель… Серго, а ты кем был в мирное время?

— Метеорологом, — Сергей улыбнулся, отхлебнул из чашки.

— Никогда бы не подумал! — усмехнулся Рамон. — Да, парни, жизнь такая вот штука. Если бы мне лет двадцать назад кто-нибудь сказал, что я, мексиканский эмигрант, буду жить в Западной Азии, и буду вот так вот пить чай в стране, о которой я даже не слыхал ни разу! Зря вы, Серж, все-таки расхреначили Соединенные Штаты. — Рамон как-то странно усмехнулся. — Неплохая, в принципе, была страна.

— Действительно, Рамон, — согласился Сергей, уже не улыбаясь. — Зря вы начали бомбить Россию. Хорошая была страна, в принципе.

«Этак, они сейчас договорятся» — подумал Тенгиз и поспешил вмешаться:

— Ну, хватит вам! Нашли тему для разговора! Разве кто-нибудь от этого выиграл?! Ко всем в дом горе пришло. Как у вас, Серго, говорится: «Кто старое помянет, тому глаз вон».

— А кто забудет… — полез было в бутылку Сергей, но быстро взял себя в руки. — Ладно, извини, Рамон. Ты-то здесь не причем… У тебя здесь курить можно?

— Конечно, кури, только не над столом, — ответил Начос. — А то дети… Сам понимаешь. Да ладно, Серж, и ты меня извини. Какую-то чушь я сказал. Все это начали fucking политики. Мы в этом деле были просто винтиками в большой ржавой машине.

— Слушай, Рамон, — махнул рукой Сергей. — А сейчас ты себя тоже винтиком считаешь. Я вот, например, здесь себя не электоратом чувствую, а человеком. Не так, как на родине.

— Я сам удивляюсь. — Рамон тоже оторвал кусок оберточной бумаги, насыпал в него душистого табака. — Во всем этом бедламе я смог занять очень приличное положение. Смог обзавестись тремя очаровательными ребятишками. И не пойти по миру. А моя жизнь в Штатах…Было время, когда я, сопливый boy, откладывал по доллару каждую неделю, чтобы накопить на новый галстук, которые мне нужен был на работе, хотя я терпеть не могу эти чертовы галстуки! А уж о том, чтобы жениться и обзавестись собственным домом, я и мечтать не мог. И при этом не быть должником хреновой кучи кредиторов и посредников. Получается. Что я смог реализоваться только сейчас, в этом чертовом новом средневековье.