К началу 1830 года политическое положение Южной Осетии несколько стабилизировалось. Это было достигнуто благодаря активности российской администрации среди югоосетинского крестьянства и обещаниям о «введении между ними правления и о первоначальном их образовании», иными словами – установления в Южной Осетии российской администрации и предоставления ей независимости от грузинских князей. О подобных обещаниях сообщал гражданскому губернатору советник Яновский, считавший, что только такое решение югоосетинского вопроса может «вселить» в «среду осетин» доверие «к русским». Однако гражданский губернатор наставлял своих подчиненных повременить «до весны» (до весны 1830 года); по свидетельству губернатора, так было угодно новому главнокомандующему графу Паскевичу. Завершив русско-турецкую войну, последний еще в 1829 году получил от Николая I новую стратегическую директиву, суть которой сводилась к следующему: «Кончив, таким образом, одно славное дело, предстоит вам другое, в моих глазах столь же славное, а в рассуждении прямых польз гораздо важнейшее – усмирение навсегда горских народов или истребление непокорных». Приведенные слова императора, бесспорно, предрешили события 1830 года на Большом Кавказе. Однако многие исследователи распространяют их значение и на все последующее время, будто бы они определили политику Николая I на Кавказе. На самом деле установку на «усмирение» горцев «или истребление непокорных», данную сразу же после окончания русско-турецкой войны и скорее всего под впечатлением от громкой победы над Портой, император пересмотрит в том же 1830 году. Стоит также подчеркнуть – граф Паскевич, отличавшийся спокойным нравом, не был сторонником столь крайних мер, чтобы в его решениях или приказах давались распоряжения об истреблении горцев. В то же время указание Николая I о новом наступлении на горцев Большого Кавказа – а речь в его распоряжении шла именно о них – вызвало на Кавказе крупные военно-политические события. По свидетельству генерала А.И. Нейдгардта, император требовал от Паскевича «произвесть одновременный поиск противу всех горских народов, завладеть важнейшими пунктами их земель, а в особенности низменностями оных и, таким образом, лишить горцев средств пропитания, принудить их к покорности».

По плану Паскевича, вначале предполагалось карательными мерами овладеть левым и правым флангами Большого Кавказа, а затем приступить к военным действиям на северном и южном склонах Центрального Кавказа. Но первые же карательные экспедиции в горные районы Дагестана и Северо-Западного Кавказа убедили командование на Кавказе в нереализуемости столь сложного плана, выдвинутого императором. Граф Паскевич отказался от крупных военных операций, переориентировал основные силы на Центральный Кавказ и решил небольшими карательными экспедициями форсировать наступление по Осетии – стратегически наиболее важному району Кавказа. Ближе к концу мая 1830 года командующий Отдельным Кавказским Корпусом дал предписание тифлисскому военному губернатору генералу Стрекалову приступить к вооруженной карательной экспедиции в Южную Осетию. Для губернатора цель экспедиции формулировалась следующим образом: «наказать, привести в повиновение и должный порядок». Подготовка к ней началась еще в 1829 году. Экспедиции предшествовало составление нового подробного описания Южной Осетии. Его граф Паскевич приложил к своему предписанию для Стрекалова.

Согласно описанию, в конце первой трети XIX века «главные селения южных осетин» были расположены на южных склонах Главного Кавказского хребта «по ущельям рек Большой и Малой Лиахвы», реки Паца, впадающей в Большую Лиахву, и на горных вершинах Ксана. Территория Южной Осетии ближе к Главному хребту покрыта «вечными снегами», в «нижней же части... находятся довольно густые леса». «Жилища осетин» размещаются «неправильными деревнями по ущельям» и «состоят из каменных саклей». «В каждом селении» возводится «по одной или по несколько каменных башен». В предгорной зоне «сакли в деревнях» «разбросаны и окружены небольшими садами», а в горной – «прилеплены подобно птичьим гнездам к скалам и косогорам».

Несмотря на мягкий климат в равнинной части Южной Осетии и неплохие условия для земледелия, впрочем, как и в предгорной зоне, хозяйственная жизнь осетин переживала полную деградацию. Такое состояние экономики было характерно и для районов Грузии. Существующие в грузинской историографии идиллические картины о 30 сортах пшеницы и вине, «изобретенном впервые грузинами», ничего общего не имели с действительностью. Возможно, что-то похожее было в древности, но, начиная со средневековья, когда Закавказье стало объектом постоянных разорительных нашествий Персии и Турции, а несколько позже и горцев Большого Кавказа («лекианоба»), можно судить лишь о полной деградации экономики. По данным видного грузинского историка Г.В. Хачапуридзе, в 1829 году в Грузии «остро продолжал стоять вопрос о производстве зерновых культур». Тот же генерал Стрекалов, которому граф Паскевич поручил «покорить Южную Осетию», писал министру финансов России Е.Ф. Канкрину, что «земледелие находится здесь (в Грузии. – М. Б.) в младенческом состоянии». Сдвинуть его с этого места, казалось, было уже невозможно. Генерал Стрекалов жаловался, что жители края, т. е. Грузии и Южной Осетии, «довольные весьма малым», «страшатся» производить сельскохозяйственную продукцию, они «лучше согласятся оставаться в совершенной бедности». Значительные территории Грузии из-за персидских вторжений и шахского режима были опустошены, и тифлисский губернатор ставил вопрос об их заселении. Российские войска, призванные защищать Грузию от внешней экспансии, испытывали немалые продовольственные трудности: для них «ежегодно» завозили «более 100 т. кулей муки и круп из Астрахани, Редут-Кале и Поти» (куль – большой мешок весом около 9 пудов). Общая картина экономики в Закавказье была столь тяжелой, что в Грузии, например, стали забывать культуру земледелия и приготовления сколько-нибудь сносных вин. Российские власти в Тифлисе занимались отправкой в Москву грузинских юношей «для обучения в земледельческой школе» и «приглашением специалистов-виноделов из Франции».

В таком же состоянии находилась хозяйственная жизнь Южной Осетии. Согласно «Описанию», присланному графом Паскевичем генералу Стрекалову, «осетины вообще живут бедно, занимаются скотоводством, сеют, но в малом количестве, ячмень, овес и просо, из коих вместо хлеба делают лепешки».

Тяготы закавказских народов не ограничивались только низким уровнем хозяйственной жизни. Сюда, в Закавказье, в частности в Грузию и Южную Осетию, был занесен и такой «персидский феномен», как добывание средств к жизни разбоем и насилием. Документы того времени пестрят сообщениями о набегах, убийствах, угоне скота, грабежах, воровстве и пр. Этим занимались все слои населения – и тавады, и крестьяне. Этим обстоятельством, собственно, объяснялось стремление крестьян оставаться бедными, чтобы не привлечь излишним достатком внимания к себе и не сделать семью жертвою разбоя. В особенно тяжелом положении в первой трети XIX века оказались грузинские крестьяне, жившие на равнине или же в легкодоступных местах. Как уже отмечалось, тавады добились у российских властей разоружения крестьян, и последние становились жертвой не только своих феодалов, но и хорошо вооруженных горцев. Особенно опустошительными были набеги на Грузию со стороны горных районов Дагестана. Разбойные нападения на Карталинию совершали также южные осетины. Однако они отличались своей социальной адресностью. Так, накануне карательной экспедиции российских войск, ставившей перед собой решение «югоосетинского вопроса», горийский уездный начальник сообщал в Тифлис о нападении 40 осетин (кешельтцев) на дом грузинского помещика в селе Тигва; феодал Ниния Надирадзе и его сын Солем были захвачены в плен, крестьяне забрали все их имущество и две пары быков. Тотчас же был взят в плен и помещик Ломидзе. Все захваченные были помещены в свинарник.