Было ясно, что он хочет ей что-то показать. Пока он вел ее к гаражу, стоявшему отдельно от дома, она терялась в догадках. Харпер вынул из кармана ключ и отпер боковую дверь. Они очутились на лестнице и стали подниматься наверх. От того, что она увидела там, у нее перехватило дыхание — этого она совершенно не ожидала. Наконец ей стала понятна таинственная работа Гэвина в гараже в течение прошлой недели. В большой комнате были видны следы недавно законченных строительных работ: внутренние стены снесены, а отметины от них заштукатурены. Пол не был ничем покрыт, в потолке — огромное застекленное окно с новыми задвижками. В углу стоял пустой мольберт, а на полках лежали принадлежности для рисования: холсты, кисти и краски. Опытным взглядом Никки определила, что все — самого высокого качества.

Когда же Харпер решил все это сделать? Задолго до того, как они стали любовниками и она еще не знала, что любит его? В прошлый уик-энд? Или в прошлую пятницу, когда он впервые пригласил ее в Оксфорд? То, что он все спланировал заранее, потрясло ее и ис-пугало. Да она была просто в ужасе. Он, видно, настолько самонадеян, что полностью был уверен в ее согласии? С этим она не могла смириться.

Харпер наблюдал за ее выразительным лицом и видел, как на нем отразились оскорбление, страх и недоверие. Он посуровел и резко сказал:

— Я дал указания Гэвину утром в понедельник до отъезда в Лондон.

— Интересно, — побелевшими губами пробормотала Никки и, зажав рукой рот, отошла от Харпера, как будто хотела посмотреть на приготовленные краски.

— Никки, — осторожно произнес он, — не только ты одна рискуешь.

Было странно услышать от него подобные слова. Она закусила палец, вспоминая прошлую ночь: он сказал, что она слишком многое считает само собой разумеющимся, и она поправила его. Теперь он хочет сказать, что те его слова не были продиктованы высокомерием? А чем же еще? Чем, Харпер?

— Я ничего не соображаю, — опустив голову, прошептала наконец Никки. Все происходящее было выше ее понимания.

— Я знаю, — мягко и даже с грустью ответил он. — Ведь мы так мало знакомы — случайная встреча.

Ей стало больно от его слов, и она сильнее прикусила палец.

— Ты доверяешь мне, Никки?

Он произнес это спокойно и бесстрастно, как бы отгоняя прочь ее не до конца осознанную тревогу и заставляя прямо ответить на его вопрос. Она задумалась — ведь это было слишком важно, хотя ответ и очевиден.

— Да, — вымолвила она, и ей показалось, что она услыхала, как он облегченно вздохнул.

— Тогда, любовь моя… — нежно произнес он, а прикосновение его руки к затылку было похоже на ласковое дуновение ветерка. — Достаточно ли ты доверяешь мне, чтобы пока не волноваться по поводу того, зачем я это сделал? Я скажу тебе об этом, но не сейчас. Пожалуйста, смотри на это как на предоставленный тебе выбор. Здесь просторно, никто не мешает, много света. Оглянись — правда, уютно? Тебе хочется здесь работать?

Но почему он просит не вникать в мотивы его поступка? Почему, почему? Слова стучали у Никки в голове, и она, расстроенная, закрыла лицо руками. Снова две стороны его натуры противоборствуют: энергия, страсть, властность и мягкость, мудрость, доброта. Думай, Никки, думай.

Она знала, что если откажется от этого замечательного предложения, то они не перестанут видеться в Лондоне — Найтсбридж и Мей-фэр находятся поблизости. Но для него важно, чтобы их отношения развивались именно здесь, в Оксфорде. В чем разница: видеть его в Лондоне в течение недели по вечерам или в Оксфорде на уик-энд?

Здесь, как он сам сказал, много света и вполне безопасно. А из двух сторон своего характера он предлагает ей сейчас нежность. Затем может наступить отчуждение, и тогда… конец всему? Выходит, оставаться опасно. Но у него свои причины, и он неспроста потратил столько денег на эту мастерскую. Никки действует интуитивно, а за его спиной зрелость и жизненный опыт.

Что ж, она рискнет, и, в какую бы привлекательную форму он ни облек свое предложение, он делает это для себя, а не для нее. Ее вполне устраивает квартирка в Лондоне, но она хочет узнать его побуждения и поэтому останется. Никки собрала все свое мужество, подняла голову и повернулась к нему, стараясь придать лицу надменное и гордое выражение.

— Я останусь, — сказала она, показывая всем видом, что соглашается без особой благодарности, и немного нахально добавила: — На ближайшее время.

Она вбила клин между ними и увидела, как его красивое худощавое лицо напряглось, а глаза мрачно заблестели. Ей захотелось плакать. Они стояли лицом к лицу, притягивая и отталкивая друг друга.

— Значит, ты согласна, — мягко произнес Харпер и прижал ее к себе, — и у нас есть повод для торжества?

Невыплаканные слезы придали Никки силу беспечно улыбнуться, глядя прямо в его сверкающие глаза.

— Посмотрим, дорогой, — медленно и с вызовом проговорила она, повторяя его же слова.

Харпер наклонил голову. Резко очерченные скулы покраснели, глаза были полузакрыты, а рот по-прежнему возбуждал Никки. Харпер прошептал:

— Скрепим наш договор поцелуем.

Он с жадностью прильнул к ее мягким губам, и обоих охватил огонь желания. Этот неистовый и умелый возлюбленный был к тому же еще и другом, к которому можно обратиться за помощью в трудную минуту. Но она не позволит себе проявить слабость — ей нужна сила, чтобы сохранить его ласку и нежность.

В воскресенье после завтрака Харпер, извинившись перед Гордоном и Гейл, пошел с Никки в библиотеку. Она взяла стопку карандашных рисунков и стала нервно их перебирать. Никки говорила себе, что глупо так волноваться, но в воздухе, словно предостерегая ее, нависла какая-то тяжесть. Как только Харпер вошел в комнату и уселся в большое мягкое кресло, Никки ощутила едва уловимое изменение в его поведении. Куда-то подевался нежный и восхитительный любовник последних двух ночей, а его место занял хладнокровный и бесстрастный бизнесмен. Она знала, что, несмотря на их интимные отношения, если ее работа его не устроит, он не станет церемониться и сразу скажет об этом.

Решительно отбросив застенчивость, Никки повернулась к Харперу, облокотилась на широ-кий, массивный стол и призвала на помощь свой профессионализм.

— Я просмотрела все материалы, которые ты оставил мне, — спокойно сказала она. — Возможны два различных подхода к заданной теме. Оба — вполне обоснованны, так что дело за твоим личным выбором. Первая серия рисунков выполнена в энергичной и напористой манере, а вторую отличает уравновешенность, степенность — это классический и предельно простой стиль. Прости, но я не успела сделать цветные эскизы, так что это еще сырые наброски.

— Ерунда. Прекрасно, что ты так быстро все сделала, — ответил он, протянув руку к листам, которые она крепко держала. Никки отдала ему эскизы и внимательно следила за его лицом, пока он неторопливо изучал их. — Какие цвета ты предлагаешь?

— Для каждого из эскизов одинаковые. Я предполагала использовать толстую пергаментную бумагу кремового оттенка. Она дорогая, но того стоит. Если захочешь посмотреть на образцы, то у Питера в конторе они есть. Затем матовая или блестящая черная надпись, которую можно обвести золотом. Ничего чересчур причудливого и претенциозного и вполне соответствует предназначению данной работы. Тот же дизайн легко использовать на ежеквартальном журнале, который ты выпускаешь для своих клиентов, так что целостность замысла не нарушится.

Он кивнул и устремил на нее острый и оценивающий взгляд.

— Конечно, ты права. Оба варианта подходят, но скажи мне, какому ты сама отдаешь предпочтение?

— Сама? — Никки улыбнулась. — Мне нравится тот, с вызовом. Он очень подходит для огромного успеха, которого ты достиг. Но мне кажется, что в этом нет необходимости: те, кто ведут с тобой дела, хорошо знают твою репутацию и их не стоит каждый раз пугать агрессивностью, проглядывающей в письме или журнале, полученном от тебя. Им скорее захочется увидеть символ стабильности.