— Я покажу тебе, какой я стала женщиной, — сказала Никки и протанцевала в конец комнаты, где в углу стоял большой закрытый мольберт. Быстрым движением руки она сорвала покрывало, и Джонни увидел еще не законченный портрет.

Он подошел поближе, чтобы лучше его рассмотреть, остановился и уставился на картину. Неудержимый поток подхватил Никки.

— Я должна поговорить с ним, Джонни! Ох, Джонни… я люблю тебя, но вернуться в Штаты не значит вернуться домой. Прости меня!

Брат не ответил. Ему нечего было сказать, так как хватило одного взгляда на портрет, чтобы понять сестру.

Никки слетела по лестнице с быстротой молнии, пересекла лужайку и вбежала на кухню через заднюю дверь. Энн с открытым от удивления ртом подняла голову от раковины, но Никки пронеслась мимо нее. Она вспомнила, как сказал Чарлз: «Я ничего не понимаю! Ты привез этого дядю, чтобы он забрал с со-бой Никки?» Ее душа и сердце кричали: «Нет, нет, нет!»

Никки ворвалась в малую гостиную, но там никого не было. Тогда она стала вихрем носиться по комнатам в поисках Харпера. Где же он?

«Но она и так собирается уехать!» Ей снова пришли в голову слова мальчика, и она вспомнила тот ужасный, полумертвый взгляд Харпера.

Задыхаясь от быстрого бега и от отчаяния, она взлетела по лестнице и устремилась по коридору. А что, если он уехал? Куда? Зачем? Сможет ли она заставить его выслушать ее?

Никки рывком открыла дверь в его спальню, и та с грохотом ударилась о стену. В конце комнаты на кровати сидел Харпер, уронив голову на руки. Он обернулся на шум, и Никки увидела потерянное выражение его лица. Это было лицо брошенного и несчастного, поверженного человека. Но таким Никки видела его лишь долю секунды. Лицо его мгновенно изменилось. Теперь на нее смотрел язвительный, холодно-равнодушный и неприступный мужчина. Как бы между прочим он спросил:

— Итак, когда ты уезжаешь?

— Черт тебя побери! — вырвалось у Никки. Ярость, боль, любовь охватили ее с такой силой, что ей казалось, будто она вот-вот умрет. Решительно прошествовав на середину комнаты, Никки остановилась, сжав ладони. — Неужели мы всегда будем так общаться?

Такого жесткого и отталкивающего взгляда она у Харпера не видела ни разу. Он резко сказал:

— Избавь меня от твоих необдуманных обвинений. У меня сложилось впечатление, что употреблять слово «мы» больше неуместно.

— Избавить тебя?! — воскликнула Никки, стремясь во что бы то ни стало достучаться до него. — Я не стану тебя щадить! Тебя ничто не удовлетворяет! Ты всегда отталкиваешь меня! С какой стати я буду тебя щадить?

Харпер вскочил с быстротой змеи, готовой к атаке. Тут Никки испугалась. Куда только подевались его холодность и самообладание! Слова прозвучали беспощадно:

— Если ты пришла нарываться на скандал, то, видит Бог, я вышвырну тебя из моего дома!

— Вышвыривай! — в ярости закричала она и прижала кулаки ко лбу. — От этого я не перестану любить тебя! Для этого тебе придется вырвать мне сердце!

Ее слова прозвучали в комнате как свист хлыста. Харпер вздрогнул. Так вздрагивает дуб под топором дровосека. Никки показалось, что он сейчас схватит ее и действительно вышвырнет — не только из дома, но и из своей жизни. Этого пережить она не сможет. Потрясенная, ничего не видя кругом, она бросилась к двери, чтобы уйти самой, но наткнулась на косяк.

Со стоном и щемящей тоской Харпер воскликнул:

— Почему ты бросаешь меня?

Она уткнулась лицом в дверь и прорыдала:

— Я решила уехать, пока ты сам меня не выгнал.

— Выгнал! — Никки почувствовала, что он подходит сзади, и, вздрогнув, отпрянула. Он неуверенно провел руками по ее спине, плечам, шее, волосам. — Шшш, любимая, — прошептал он. — Нет. Как ты могла такое подумать? Я даже не знаю, смогу ли я тебя отпустить.

Он пытался лаской успокоить ее, но Никки не могла унять рыдания и дрожь.

— Но я слышала, как ты разговаривал в воскресенье с Хелен и она сказала… что я для тебя неподходящая пара и что я…

— Господи! — Он повернул ее лицом к себе и прижал к груди крепкими, как сталь, руками. Голова ее лежала у него где-то под подбородком. — Никки, Никки, ты все не так поняла. Не плачь — твои слезы разрывают мне сердце, — а послушай меня. Мы с мамой говорили о Гейл, а не о тебе. Когда в прошлом месяце я поехал с Гейл в Лондон, то тогда уже заподозрил что-то неладное, но ты не хотела ничего говорить, поэтому я расспросил ее. Она кое-что рассказала мне, не все, но этого было вполне достаточно, чтобы понять суть происшедшего между вами. Я понятия не имел о ее надеждах на наши дальнейшие отношения. И не представлял, что она настолько цинична. Я как раз объяснял маме, что должен прекратить дружбу с Гейл, поскольку мамины отношения с семейством этой особы стали натянутыми.

— Но она… сказала, что это так не может продолжаться, а ты сказал, что должен что-то предпринять… но я не помню что, — сдавленным голосом произнесла Никки, уткнувшись носом в его теплую шею.

Она едва сознавала, что говорит, так как всецело сосредоточилась на надежности его объятия и на том, как ей удобно стоять, прижавшись к нему, ощущая ласковую ладонь, обхватившую ее затылок. Она обвила руками его талию, твердую как монолит.

Никки почувствовала, как он вздохнул.

— Глупышка, — сказал Харпер сердито и в то же время нежно. — Я как раз кончил говорить о том, что из-за Гейл и у нас с тобой напряженные отношения. Я хотел, чтобы ты сама объяснилась со мной, но ты ведь самое упрямое существо на свете. Мама беспокоилась о тебе, вот и все.

— Ты мог бы сказать мне об этом, — взволнованно ответила Никки. — А ты, кажется, сообщил об этом всем, кроме меня.

Он откинул назад ее голову, чтобы заглянуть в лицо, и в его голосе она услышала всю невысказанную любовь, и та же любовь в десятикратном размере светилась в его темных глазах, горевших словно маяки.

— Как же я мог тебе это сказать? — мягко спросил он. — Все произошло так быстро, мы неслись вперед как на гонках. Тебе пришлось со стольким справляться: твоя работа, это ужасное нападение на тебя. Я — твой первый в жизни мужчина. Ты ведь могла принять за любовь чувственное влечение. А то, что мы стали друзьями, лишь все осложнило.

— Нет, — прошептала она, в знак протеста качая головой и чувствуя, как волосы скользят между его пальцев. — Наша дружба все прояснила. Я не просто влюблена в тебя, а люблю всем сердцем, душой и телом.

Строгие черты смягчились, и на Никки смотрел ясноглазый и молодой Харпер.

— Я понял, что люблю тебя, в тот день, когда вошел в контору Питера, а ты удивленно взглянула на меня и вся твоя чистая душа отразилась в этих неповторимых голубых глазах. А потом, — усмехнулся он, — я стал бороться со своей любовью, и это оказалась проигранная битва, потому что я боролся сам с собой. Я безумно хотел тебя, это стало моей болью, но, черт возьми, у меня ведь столько обязанностей: работа, люди, с которыми я связан, Чарлз, а ты…

— А я буду либо твоей безумно счастливой женой, либо несчастной без тебя, — сказала Никки, и ее лицо исказилось в такой тоске, что он тут же нагнулся и поцеловал нежные, тянущиеся к нему губы. — Харпер, Джонни сказал, что ты собирался сделать мне предложение, а ты снова начинаешь возводить между нами преграды, — простонала она, припав к его рту. — Если это произойдет, я никогда тебя не прощу.

— Нет, — сказал он, водя пальцами по ее щекам, подбородку, тонкой и такой трогательной шее. — Никаких преград между нами нет. Я это признаю, раз ты, такая мудрая и юная, так считаешь. Мы настолько сблизились, что быть без тебя — это все равно что оторвать от себя часть.

Никки поймала его руки и поцеловала.

— Мне жаль, что я так огорчила Чарлза, — тихо произнесла она.

Харпер негромко рассмеялся.

— В мое отсутствие у вас появились свои секреты. Господи, да вас нельзя надолго оставлять одних. Кто-нибудь из вас обязательно набедокурит. Этот негодник заявил, что поссорится со мной навсегда, если ты не будешь жить вместе с нами.