— Даже, если я тебя поцелую? — Спрашиваешь ты и опускаешь голову ближе ко мне, и я уже готова к твоему поцелую, но его не происходит, ты просто игнорируешь мой рот, прижимаешься сухими губами к моей шее и там замираешь, тяжело дыша, но не шевелясь, а твоя рука находит мои холодные пальцы и переплетается с ними.

Время замедляется, а моя кожа начинает пылать в том месте от прикосновения твоих губ, посылая тысячи пузырьков по спине. И будь я проклята, если скажу, что мне это не нравится. Эта чертова тишина и это чертово прикосновение. Не робкое, не застенчивое, не соблазнительное, простое, уверенное прикосновение губ к коже, которое заставляет мое сердце работать с частыми перебоями. Проявляемая тобой слабость. И мной, потому что не могу себя сдержать, забываю, как быть хозяйкой собственному телу и впиваюсь в твой затылок, удерживая твою голову на месте. Опять запрещаю тебе шевелиться, потому, что мне нравится это прикосновение, которое не несет в себе особого смысла, но все же является для меня чем-то важным, словно я только этого и ждала от тебя. Вот такого признания, что ты хочешь меня коснуться, что не только я это чувствую к тебе, что я, черт возьми, почему-то тебе не безразлична, и что не одна схожу от этого с ума. Но дальше этого дело не заходит. Ты отрываешь все же свою голову и смотришь мне в глаза. Без маски, без своего долбанного лоска всемогущего существа, с непонятной мне грустью или обреченностью, а может еще с чем, хуй его знает. Думаю, я сейчас просто не способна все рассмотреть в тебе, не способна проанализировать все, что хочет сказать твой взгляд. Просто не способная мыслить здраво.

— Пойдем спать? — Тихо спрашиваешь ты, не меняя выражения грустного лица, и киваешь головой влево, а я в ответ киваю тебе согласием.

— Пойдем. — Отвечаю подражая твоему тихому тону и ты тянешь меня за руку к приветливо отрытой двери, ведущей в святая святых, где так хочет побывать Длинноногая Мила и, наверное, еще куча таких как она, но этому не бывать. Ты только мой, может на сегодня, может и на завтра, а может на все то время, пока я нуждаюсь в тебе.

Нет, я не питаю себя лишними иллюзиями о том, что когда ни будь смогу переступить порог, отделяющий меня от «ДО» и принять тебя как мое «СЕЙЧАС и ПОСЛЕ», но будь оно не ладно, если я не воспользуюсь всеми предложенными вариантами и не попытаюсь этого сделать. Медленно, аккуратно, как хирург уверенной рукой сделаю прямой надрез и попытаюсь вырезать из себя воспоминания тех кошмаров, заменю их свежими, новыми и ты поможешь мне в этом. Я уверена.

В твоей комнате, двуспальная кровать, не расправленная, но покрывало сбито в нескольких местах, словно ты метался по нему, но не мог найти удобной позы для своего тела. Ты включаешь прикроватное бра, и по небольшой площади разливается синий, теплый свет. Ты стягиваешь с кровати плед, откидываешь одеяло и чуть нахмурившись, осматриваешь замерзшую на пороге меня.

А я рассматриваю твою комнату, пристально, очень пристально, и понимаю, что эту комнату трудно назвать обжитой. Два пустых пространства на прикроватных тумбочках по бокам от кровати, четыре подушки, один непонятно зачем стоящий стул и коврик. Стерильная чистота. Я назвала бы это именно так.

— Так пусто. — Зачем-то произношу это вслух.

— Я не привязываюсь к местам. — Зачем-то отвечаешь мне, пожимая плечами. — Не пойми меня не правильно, но тебе придется снять штаны, они мокрые. — Я опускаю взгляд на них и согласно киваю головой, раздумывая как провернуть все это и постараться не светить своим нижним бельем. — Можешь одеть мою футболку и в ней спать.

Ты выходишь из комнаты и быстро возвращаешься, неся в руках темную ткань, вручаешь мне и опять выходишь. Я говорила что ты чертов джентльмен? И это тебе не идет. Это никак не похоже на обычного тебя. Но я не возражаю, и быстро, насколько это возможно переодеваюсь в предложенную одежду.

Твоя футболка мне чуть ниже моих худых и острых коленок, и поэтому я скрываюсь от тебя, пряча их под теплым стеганным одеялом.

— Можешь возвращаться.

Ты возвращаешься и укладываешь свое тело рядом со мной, прижимаешься, лежа на спине, а я, не дожидаясь приглашения, или боже упаси здравой мысли о том, что так делать не стоит, залажу к тебе на руку. Укладываю свою голову к тебе на грудь, там, где отбойным молотком прямо в ухо бьет размеренно твое сердце. Закидываю руку к тебе на живот, второй прижимаюсь к боку, а вот положить свою ногу на бедро смелости уже не хватает, но думаю, с нас на сегодня и этого достаточно, потому как ты, впервые, как стали спать вместе, смыкаешь на мне кольцом свои руки. Обнимаешь меня, немного поднимаешь голову и целуешь в предоставленный затылок и опускаешься обратно. И возможно, если я сильно задумаюсь по этому поводу, то скажу, что это могло мне просто показаться, как и то, что в ответ я потерлась щекой о твою кожу, слегка задевая ее губами и глубоко втягивая запах леса. Но я не стану этого делать, и оставлю этот невинный поцелуй в памяти как само собой разумеющееся и усну, согретая тобой и успокоенная твоим запахом.

И этот вечер не покажется мне смущающим, не смотря даже на то, что мы с тобой проспим пробежку, а вместе с ней и завтрак, и еще, наверное, кучу таких необходимых, но таких сейчас не важных дел.

Не покажется странным общий смех, после того как я не снимая одетой на себя твоей плащ-палатки, умудрюсь одеться в собственную, просохшую одежду. Не покажется странным, тот невинный поцелуй в щеку, подаренный тобой, перед тем как открыть дверь своей комнаты, а вот изумленные лица троих мнущихся на пороге людей покажется.

— Блядь. — Тихо и емко, описала все, что сейчас было во мне, и переступила порог, вышла в коридор, попеременно смотря в глаза Грегори, Лис и Криса.

А ты промолчал. Просто сделал несколько шагов, думаю, нацепил свою маску невозмутимости и запер за собой двери, а потом приобнял меня за талию, пододвигая ближе к себе.

— А… — Это что-то хотел сказать Грегори, но Лис не дала.

— Так, ладно, что уставились, все в порядке, оба живы и здоровы. — И она начинает разворачивать изумленных мужчин в сторону лестницы. — Захлопываем разинутые в немом вопросе варежки и внимаем моему голосу, секса у них не было, любовью не пахнет, а теперь отмираем и тащим свои задницы в столовую на долгожданную кормежку! И не забываем, что злить эмоционально нестабильную меня чревато последствиями, Блонди, это относится к тебе. — Лис вцепляется в локти мужчин и как буксир тянет их. И, черт возьми, она действительно бывает бесцеремонной, но порой еще и такой необходимой, особенно сейчас, когда в голове складываются тысячи нелепых оправданий перед ними и ни одно из них не отражает хотя бы маленькую долю правды. — И вы присоединяйтесь и, кстати, Жень, не стоит сверкать своим угрожающим взглядом, вопросов конечно куча, но они все подождут до лучших времен! — Они уходят, оставляя растерянную меня, прижатую к горячему телу.

— Не смей. — Угрожающе тихо говоришь ты.

— Чего?

— Не смей придумывать оправдания нам, да, не спорю, ты считаешь их близкими, но это не их дело.

— Ты прав, но все же…

— Пойми, Лис видит намного больше и давно уже в курсе всего, Крису думаю она объяснила, а Грегори… он просто ревнует, но даже он должен понимать, что это не его дело! — И я понимаю, что ты прав, как в прочем и всегда, а может на меня просто действует, твоя чертова уверенность, и я согласно киваю.