Вот к тебе с рассветом раздается тихий стук в комнату, а ты не спал, ты ждал. Это пришла она — высокая, черноволосая девушка в расстёгнутом плаще, а под ним сексуальное черное, кружевное белье и высокая шпилька на черных лакированных каблуках от Christian Louboutin, и долбанное вожделение в глазах.

Она хитро, прищуривает их и с соблазнительной улыбкой протягивает к твоей груди длинные ухоженные пальцы. Мягко поглаживает ее, и ты БЕЗ УЛЫБКИ освобождаешь ей проход, запускаешь ее к себе.

И мне не хочется даже думать о том, что происходит за закрытыми дверями, не хочется представлять, что ты все же запускаешь ее и даришь ей обворожительную улыбку, или взгляд в котором искрами вспыхивает вожделение. Мне не хочется думать о том, что ты позволяешь, кому-то прикасаться к себе и даришь ласку в ответ!

И еще хуева туча этих «ВОТ ТЫ» и каждое хуже предыдущего, извращенней.

— Не будет и ладно. — Скупо отвечаю и, опустив многострадальную голову, иду на ужин, который кусками застревает в горле и с трудом проваливается в онемевший желудок. Лис что-то рассказывает, по улыбкам остальных, понимаю, что-то веселое и я растягиваю губы вслед за остальными и продолжаю пытать свой желудок, а за одним и мозг. А ты ешь, так, словно только что не свернул мне его.

Последний глоток чего-то горячего и я ухожу вслед за тобой и вздрагиваю от пустого места около моей двери. И снова это «ВОТ ТЫ», только теперь уже у этого только одно развитие событий, там, где ты и длинноногая брюнетка. Я знаю, ее зовут Мила, она сестра Алевтины, ей двадцать пять лет и она живет на втором этаже в восточном крыле, а это всего не больше ста шагов до твоей двери. Она частая гостья, в студиях по распределению патрулей, особенно тогда, когда ты там. А ты не замечаешь ее стеснительного взгляда бросаемого в твою сторону или просто делаешь вид, что не замечаешь. И да, блядь, она действительно хорошая девушка, хорошая до зубного скрежета, и это бесит. Бесит ее румянец на круглых щечках, ласковая улыбка, стоит только появиться тебе в зоне видимости. Бесит ее глаза, которые отражают восторг от того, что ты с ней здороваешься и доброта, когда она смотрит в пустоту моего капюшона. Просто бесит, несмотря на все свои плюсы.

Холодный душ притупляет злость, притупляет болезненный перезвон в голове, притупляет ревность, но не полностью и я, выйдя из него, достаю гитару. Пою тихо, надрывно, а после каждой строчки моя голова как от пощечин мотается по сторонам, а вот боли от фантомных ударов нет. Хотя не важно, больно отчего-то внутри. От слов, от тебя, от пустоты в темной комнате и я не выдерживаю, я проклинаю себя за эту слабость и все же встаю и выхожу. Иду туда, куда давала себе зарок не ходить. Иду к тебе и не чувствую холодного ветра распахивающего накинутую наспех кофту. Не чувствую по-зимнему, холодного солнечного света, не слышу скрип двери главного особняка. Не замечаю удивленного взгляда охранника на посту, не замечаю, как так быстро поднимаюсь на второй этаж, как замираю напротив твоей двери. Не понимаю, почему прижимаюсь к ней лбом и прислушиваюсь к звукам. Не понимаю, зачем заношу свой кулак и зачем один раз ударяю по лакированному дереву двери и тут я очухиваюсь.

Слышу шаги и отскакиваю от двери на максимально безопасное расстояние, и мой взгляд начинает метаться по сторонам в глупых просчетах «успею ли я сбежать отсюда, пока ты меня не заметил?»

— Черт. — Тихо шепчу и замираю под твоим напряженным взглядом на меня. — Я… — Прочищаю горло, хриплю и опять прочищаю. А моя личная планка самоуважения все продолжает падать и падать в бездну к чертям, но тебя это не интересует.

Это видно потому, как ни одна долбанная мышца на мое блеянье не дергается, но ты все понимаешь. Я знаю это, и ты не хочешь мне помочь. И правильно, я тогда в спортзале, тоже не пришла тебе на помощь, когда ты говорил о том, что собираешься спать со мной. Нет, я не помогла, только ждала твоего падения, а сейчас ты не поможешь мне и это правильно. Мне давно уже пора понять, что я нуждаюсь в тебе. Ни хочу этого, но нуждаюсь.

— Я… просто… хотела сказать, что можешь прийти ко мне после того как будешь свободен. Да, можешь прийти. — Быстро проговариваю, давлюсь словами.

А на твоем лице все такая же скука и ничего более. Я начинаю краснеть, чувствую как стыд и еще хрен знает что, проступает на моей коже, как холодеют пальцы, как начинает подрагивать мое замерзшее тело, чувствую себя последней идиоткой, или твоей чертовой фанаткой, которая без продыху цепляется к объекту своих воздыханий. Надоедает ему.

— В общем, это все, что я хотела сказать. — Я захлопываю свой гребанный рот, до того как он посмеет еще что-то сболтнуть, опускаю голову и обещаю себе все кары небесные за это унижение перед тобой.

— Зайдешь? — Задаешь ты вопрос, и я клянусь, в твоем тоне слышится напряжение, а я вздрагивая поднимаю взгляд на твою фигуру, которая немного отодвигается от узкого проема двери.

Как я могла не заметить, что ты в домашних штанах и в слегка растянутой футболке? Твой вид так и кричит о том, что ты спал, или пытался это делать. И это почему-то сбрасывает бетонную плиту с моих плеч, освобождает немного спертое дыхание, ощущение такое словно я только что вышла с последнего экзамена и смогла вздохнуть полной грудью запах свободы.

Я делаю несколько неуверенных шагов в сумрак твоей территории, а ты, дождавшись, когда пройду тихо захлопнул дверь за моей спиной.

— Ты в этом ничего себе не отморозила?

— А? А-а нет. Ты один? — Я не поворачиваюсь к нему лицом, так легче принимать свое падение.

— Один.

— Тогда почему не пришел ко мне? — И это звучит как долбанное обвинение.

— Потому, что в определенное время твой запах для меня становится как красная тряпка для быка, а я обещал держать себя в руках и не хочу делать того, что может опять отгородить тебя от меня. — Точно, я что-то такое уже слышала. Вроде ты рассказывал про какой-то лунный цикл, или еще хрен знает что, отчего твои инстинкты обостряются, но по твоему тону этого не слышно. Твой голос спокоен и уравновешен. — Я могу не сдержаться, Ангелочек, и все испортить. — Добавляешь ты, а я не понимаю, что подразумевает это твое «могу не сдержаться», но отчетливо понимаю, что мне похуй.

— Плевать. — Я провожу рукой по коротким волоскам на затылке и опускаю голову еще ниже.

— Даже, если я прикоснусь к тебе? — Я слышу, как ты тихо ступаешь по полу, приближаешься ко мне. Слышу твой шумный вздох рядом с моим плечом, я начинаю ощущать исходящее от тебя тепло, и оно успокаивает колотящее в холодном спазме тело.

— Плевать на все, только, пожалуйста, усмири шуршащих тараканов в моей голове. — Я стучу костяшкой пальца по виску и зажмуриваю глаза, когда чувствую твое дыхание рядом с моим ухом.

— А если я позволю себе намного больше, чем просто прикоснуться? — Тихо и очень хрипло.

— Да блядь, Господи, Шакал, сколько еще мне стоит повторить, что плевать? Я просто хочу оплести тебя руками и ногами и забыться во сне и мне не важно, что для этого тебе потребуется взамен. Просто сделай это. — Я говорю громко и поворачиваюсь к тебе. Смотрю в такие холодные желтые глаза и на такие близкие расслабленные губы и тушуюсь от твоего вида.