Мелодия, полная бесконечной любви, смертельной тоски и боли, наполнила зал.

с искренней взволнованностью пела Неточка.

Иван Иванов не видел лица певицы, но лица загорелых, здоровых мужчин, женщин, парней и девушек точно отражали каждое ее душевное движение. Все они были во власти покоряющей силы ее таланта.

Иван Иванов отыскал взглядом агронома Корнева: «Пропал, как швед под Полтавой! Да и кто, кто устоит против такой молодости, красоты и таланта?»

…Чтобы не мучить Веру, Андрей твердо решил не смотреть на Неточку, а только слушать. «Но как же она правдива и искренна в искусстве! И как все это уживается с грязью и подлостью?» Андрей не удержался и взглянул на Неточку. Как и все в зале он увидел прелестное лицо, грустное и трогательное.

Вера следила за Андреем. «Я не существую для него. И зачем я заставила его идти на этот проклятый концерт!» Вере казалось, что их будущее счастье летит в пропасть. Желание отвратить несчастье охватило ее с такой силой, что она порывисто прижалась к плечу Андрея. Андрей повернул к ней невидящие глаза и показался далеким и чужим.

…Неточка не была начинающей актрисой, которая в увлечении не различает отдельных зрителей, а видит перед собой только сплошную многоликую массу. Исполняя арию и передавая точные, тысячу раз выверенные оттенки чувства, она видела смятенные глаза Андрея, подметила ревнивую зависть на тонком смуглом лице его соседки и откровенное умиление красавца великана. И в придачу к общей обворожительной улыбке она — специально для неистово аплодирующего атлета — наклонила голову, придавая этому своему поклону сугубо интимное выражение.

— Вот это да! Вот это поет! — услыхала Неточка слова, сказанные Андрею атлетом. — Бис! Браво! — кричал он, хлопая огромными ладонями.

Из-за спины раскланивавшейся певицы вынырнул сияющий администратор и объявил, что Аннета Алексеевна исполнит арию Людмилы из оперы «Руслан и Людмила».

Слова конферансье вызвали новую овацию.

Все, затаив дыхание, ждали первых звуков хрустально-чистого голоса.

И снова, опустив глаза, Неточка робко и стыдливо запела:

А потом подняла ресницы и задержала взгляд на Андрее.

Неточка торжествовала: «Вот и снова ты в моих руках, Андрюшенька! Захочу — и никуда ты от меня не уйдешь!»

Теперь ее взгляд был устремлен на черноволосого атлета. Никогда еще ни один мужчина не производил на Неточку такого сильного впечатления. Точно из бронзы отлитый, великан заслонил от нее и Андрея и весь мир.

Концерт шел без антракта. Неточка удалялась на минутку и снова возвращалась. Лишь дважды сменял ее баянист вальсами.

— Не устала, соловушка? — спросил ее Иван Иванов, когда артистка вошла в закуток и села перед зеркалом. Она отрицательно качнула головой и спросила:

— Что за девушка сидела рядом с Андреем?

— Та самая, что толклась у него в комнате, когда я заходил к нему.

— Его любовница?

— А я знаю?

— А этот… — с деланным равнодушием спросила Неточка.

— Который этот? — В глазах Иванова мелькнуло беспокойство.

— Ну такой огромный, черный, рядом с Андреем?

И хотя она сказала все это как бы между прочим, чуткое ухо администратора уловило в звуках ее голоса нечто большее, чем простое любопытство.

— Этот библейский Голиаф, который с таким азартом аплодировал тебе? — Проницательный толстяк взглянул на Неточку в зеркале и шутливо погрозил ей пальцем: — Проказница! Ой, проказница! Это директор эмтээс — Боголепов. Говорят, гроза всех молодых женщин района…

— То есть? — Неточка быстро повернулась к своему оруженосцу и посмотрела на него с таким откровенным любопытством, что догадливый толстяк негромко свистнул.

— То есть по себе можешь судить, какое впечатление он производит на женщин, — лукаво отшутился администратор, а сам подумал: «Надо немедленно увозить ее отсюда». — Береги свои силушки! — сказал он вслух. — Я думаю объявить сейчас «Широка страна моя родная». А на сладкое «Едем мы, друзья». И завтра утречком — в Бийск. Там у меня запланировано…

— Иди объявляй!

Концерт окончен. Вера поднялась со стула.

— Ты проводишь меня, Андрюша?

Андрей рассеянно взглянул на нее.

— Да, конечно.

Обида и унижение горьким комом подкатывались к горлу Веры. До самого Предгорного шли молча.

— Ты, может быть, хочешь пойти к этой… к Белозеровой? — сдавленным голосом спросила она.

— Нет, пойду домой.

— Зачем ты лжешь мне?! — вспылила Вера. — Ты, конечно, пойдешь к ней! Пойдешь! — выкрикнула Вера и, низко наклонив голову, побежала к калитке.

— Вера! Ве-ро-чка! — Андрей устремился за ней. Вернуть ее, объяснить все, что его мучает! Но калитка была уже заперта. — Этого еще не хватало! Это черт знает что такое! — твердил он, вконец расстроившись.

Певица и администратор остались одни.

— Ну, малютка, пойдем.

— Куда?

В зале слышался топот выходившей публики.

— Как куда? В целинно-залежный отель!

…Неточка шла быстро. Расстроенный администратор еле поспевал. Он отлично понимал душевное состояние актрисы.

Она вошла в комнату и молча остановилась у порога.

— Ну, птичка моя, раздевайся, будем ужинать.

— С кем? — зловеще-тихо спросила Неточка.

— Как с кем? С любящим, верным твоим Иванчиком, мое солнышко… Надо будет и аккомпаниатору подбросить парочку бутербродиков. Бедняга так старался…

— Это безобразие! — закричала Неточка, давая полный простор своему возмущению. — Я думала, хоть поблагодарить зайдут!

— Ты все время забываешь, радость моя, что это тебе не Ялта, не Свердловск и не Тбилиси. Это же целинно-залежные земли! Одна их туалетная комната чего стоит! Ты видела их туалетную комнату? — Иван Петрович спешил хоть как-нибудь рассеять мрачное состояние Неточки.

— Замолчи!

Иван Иванов сник.

— Вот что… — Поднимаясь с табуретки и глядя на растерянного «друга», она закончила властно: — Сейчас же иди к этому… Ну… — она нетерпеливо щелкнула пальцами, — к Боголепову и скажи ему, что я хочу его видеть. Пусть сейчас же придет ко мне.

— Но, дорогая моя детка…

— Ивва-а-но-овв! — раздельно и властно произнесла Неточка и так угрожающе посмотрела в покорные глаза несчастного толстяка, что тот задрожал.

«Вот с таким же лицом в Москве она войдет в дирекцию, вытаращит свои синие глазищи и скажет: «Дайте мне другого администратора. Этот толстый Иванов меня раздражает! Я не могу с ним работать!»

— Ну, дай я хоть лакировки сниму, ведь темно же, грязь!.. — пробормотал Иван Петрович.

— Мма-а-рш! — крикнула Неточка и с неожиданной силой вытолкнула администратора за дверь.

Иван Петрович, очутившись в темноте холодной ночи, зябко поежился, второпях влип в какую-то жижу.

«Запорол лондонские лакировки!» — с сокрушением подумал Иванов, но, вспомнив о своей миссии и подумав о взбешенной Неточке, он забыл о лакировках.

…Боголепов жил в таком же новеньком пахнущем смолой, бревенчатом и тоже еще не обставленном домике, он сидел за немудреным дощатым столом. Иван Петрович невольно залюбовался обнаженными плечами и руками «Голиафа» с тугими выпуклыми мускулами. Защитная праздничная гимнастерка и узкий кавказский пояс висели на спинке простой железной кровати.