«Кто хоть раз меня обманет, смертью скорой и страшной умрет!» — грозится он. Глаза бешено сверкают, губы в ниточку сжаты.
Миновало уже двенадцать часов с той минуты, как Крабат забрал книгу. Много ли это или мало для тех, кому мельник прочит скорую смерть? А мельник не теряет время даром: вдруг издал совиный крик — да такой жуткий, что весь лес содрогнулся. Совы прервали ночную охоту и слетелись на мельничный двор. Вырвал мельник у двенадцати сов левый глаз, а у других двенадцати — правый, помял две дюжины глаз в ладонях, как мнут снег, делая снежок, и велел глазному шару в тот же час отыскать беглецов. С этим напутствием он подбросил шар высоко в небо.
Разогнал мельник сов, трижды ударил волшебной палочкой по земле, и мельничный двор превратился в копию всех окрестностей. Рвет и мечет мельник — не терпится ему поскорее нагнать обманщиков. И часа не прошло, а шар из совиных глаз опустился на мельничный двор.
Один взгляд на карту — и мельнику ясно, в какой стороне их искать. Топнул ногой мельник — лопнул глазной шар, огласился лес ужасными воплями, растворилась карта в ночном воздухе.
Подозвал мельник одну из свиней, что дружно хрюкали в хлеву, прикоснулся к ней палочкой — и вот перед ним один из батраков.
«Назначаю тебя надсмотрщиком, — сказал мельник. — Твоя задача — заставить всех работать так, чтобы пот градом лился. Ты ведь знаешь, что смерть твоя у порога стояла?»
«Знаю, хозяин», — отвечает парень.
«И знаешь, что ты — всего-навсего свинья?»
«Знаю, хозяин».
«А я тебя спас. И теперь твой долг — верная и преданная мне служба. Если буду доволен — оставлю в живых. А на какой срок — только от тебя зависит. Понял?»
«Да, хозяин, я понял».
Мельник дает ему кнут.
«Пускай его в дело почаще! — приказывает он. — И чтобы никто не смел отлучаться со своего места!»
«Никто!» — эхом откликается парень и щелкает кнутом.
Вырывает мельник кнут и в гневе хлещет парня по чему ни попадя.
«Вот как бить — то надо! — говорит он. — И я тебя до смерти забью, если…»
«Да, хозяин, понял, хозяин!» — жалобно скулит парень.
Но мельник уже от него отвернулся: он превращает воронов в батраков и гонит их на работу. А надсмотрщик уже тут как тут, и кнут его со свистом опускается на спины бывших товарищей.
Мельник, перекрыв запорами и решетками все входы — выходы на мельнице, обернулся стрижом и улетел прочь.
По пути он ненадолго приземлился и в образе мельника нанял на работу двух деревенских парней. Ибо закон у него — двенадцать.
Наутро мельник добрался до той местности, где совиные глаза заприметили Крабата с Маркусом. Под видом бродячего торговца он стал ходить по деревням, якобы покупая зерно и скот, а сам высматривал Крабата.
Он готовил ему страшную месть и перебирал в уме самые жестокие муки, какие только можно причинить человеку. И дал себе зарок: чем дольше придется искать, тем страшнее будет месть.
Он брел от деревни к деревне, от хутора к хутору и везде расспрашивал всех встречных и поперечных, еще и еще раз убеждаясь, что каждый день приближает его к цели.
IX
Крабат пришел к спасенному им парню, что остался в работниках у крестьянина.
«Пойдешь вместе с нами против мельника?» — спросил он.
«Я человек мирный, — замялся тот. — Никому ничего плохого не делаю. С чего бы кому-то вздумалось причинить мне зло? По мне, была бы только работа на земле, пища на столе да крыша над головой… А кроме всего прочего, пришлась мне по сердцу хозяйская дочка. Да и я ей люб. Так что прямо скажу: мне бы жениться и жить здесь в довольстве и покое».
Крабат возразил: в одиночку, мол, мельника одолеть никому не под силу.
Но парень лишь засмеялся в ответ: «Пусть заявится! Всажу ему вилы в брюхо, вот и весь разговор!»
Так ничего и не добившись, вернулся Крабат к Маркусу. Стали они судить да рядить и решили: перво-наперво спасти тех, кому грозит гибель. А грозит она двенадцати парням, что сейчас в хлеву хрюкают, значит, надо раздобыть двенадцать свиней и их подменить. Матерей искать уж некогда.
«Получим двенадцать новых соратников», — заметил Маркус.
«Скорее всего, поменьше», — возразил Крабат, вспомнив про парня, что предпочел покой и довольство.
Для подмены поймали они дюжину муравьев, превратили их в свиней и погнали к мельнице. Но только вступили в Черный Лес, как чары рухнули, и муравьи вновь стали муравьями.
Дважды еще пытались они прорваться — один раз с полевками, второй — с кротами. Но Черный Лес каждый раз разрушал чары.
«Придется настоящих купить», — вздохнул Крабат.
«А денег где взять? — вскинулся Маркус. — От золота ни крупицы не осталось!»
И тут Крабат возьми и скажи:
«Я обернусь волом, а ты продашь меня на рынке. Чем не выход? Только привязь, бога ради, не забудь себе оставить. Этой привязью будет шнур. Продашь вола с ним — вовек не вернешь. Он мне еще пригодится».
Маркусу не по себе: слишком уж рискованный этот план. Но Крабат не дал ему и слова сказать: «Продай меня самому ловкому перекупщику — такому, что при каждой сделке норовит сразу две шкуры содрать. Только сними с шеи привязь, и тревожиться не о чем! Может, я быстрее дома буду, чем ты!»
Вышел Крабат во двор, и оттуда донесся такой зычный рев, какого Маркус еще и не слыхивал. Выскочил он на крыльцо — стоит посреди двора вол, огромный, откормленный. Не вол, а целая гора мяса. Ай да Крабат, ай да молодец! Что тут делать? Взял Маркус вола и повел его в город. А день был базарный, и на рыночной площади толпилось столько народу, что у него даже в глазах зарябило. Тут и продавцы, и покупатели, и такие ловкачи, что и без купли — продажи нажиться умеют. Перед самой ратушей ряды крестьянок с корзинами. Чего тут только нет! И масло, и яйца, и грибы, и мед, и гуси, и яблоки. В левом проулке за ратушей разложили свой товар корзинщики, в правом торгуют рыбой и птицей; тут тебе и форель, и карпы, и рябчики, и фазаны. За ратушей, посреди широкой площади с фонтаном, бойко торгуют скотом. Согнали сюда и волов, и телят, и коров, и свиней, и овец, и коз. В одном углу визжат поросята, в другом блеют ягнята, а из-за высоких каштанов в конце площади лошадиное ржание слышится.
Едва Маркус вышел на площадь, как барышники плотно обступили его со всех сторон. Такого вола на рынке еще не видывали!
«Сколько хочешь за него, приятель?» — кричит один. А второй: «Пошли выпьем по маленькой, да и по рукам!» И третий: «Ни с кем не рядись, приятель. Тут все одно жулье! Продай вола мне, я по совести заплачу!»
Что тут началось! Все ругаются на чем свет стоит, никто никого не слушает, уже и кулаки в ход пошли. А Маркус стоит себе спокойненько, почесывает вола между рогами и говорит — негромко, но так, что все слышат: «Вола получит тот, кто больше заплатит!» Опять все разом орут, опять стараются один другого оттереть, оттолкнуть, в сторону оттащить. Наконец протиснулся к Маркусу главарь всех барышников — толстый, как бочка, алчные глазки жиром заплыли, а рот огромный и прожорливый, как у акулы. Он самый большой пройдоха из всех, что когда-либо обжуливали крестьянина.
«Бери, пока дают! — шепнул он Маркусу. — Сроду еще за вола такую прорву денег не отваливал!»
И вдруг как заорет: «Бери, тебе говорят, и сматывайся, пока я не передумал!»
Маркус взял деньги — их оказалось вдвое больше, чем он рассчитывал. Отвязав шнур, он тотчас отправился восвояси. Барышники вместе с главарем заспешили к городским воротам — собрались обмыть выгодную сделку в придорожном трактире.
Шумной компанией ввалились они в зал, расселись за столами и ну командовать! Подай им и то, и это, и окорок, и жаркое, и вино, и шнапс. А один из них велит служанке:
«И нашему чудо-волу кинь-ка сенца! Пусть живет да здравствует, пока не сдохнет!» Вошла служанка в хлев, а вол как заговорит человеческим голосом: «Принеси-ка и мне жаркого!»