— То есть вы полагаете, — проговорил Стефан, — что Божий Камень — это…

— Я полагаю, что Божий Камень — это глыба урановой руды из Иоахимштальского месторождения. Мне давно известна богемская легенда о чудесном камне, унесенном когда-то со склона холма, и во время одного из своих путешествий я видел оставленную им вмятину. Она довольно точно соответствует размерам Божьего Камня.

— Но ведь радий, — возразил Стефан, — содержится в горных породах в очень незначительных количествах. Посудите сами: после соответствующей переработки из тысячи четырехсот тонн породы получают всего один грамм радия. А вы приписываете чудесные свойства Божьему Камню, который весит от силы две тонны.

— Но радия в нем содержится вполне достаточно. Природа ведь не брала на себя обязательство быть рациональной и распределять радий равномерно. Она могла — просто ей так захотелось — сосредоточить в Божьем Камне столько радия, чтобы камень этот был способен порождать необычайные на первый взгляд явления, о которых мы знаем. Не говоря уж о скидке, которую мы должны сделать на то, что люди часто преувеличивают.

Стефан, похоже, уже почти согласился с доводами собеседника, но все же заметил:

— Остается последнее. Кроме Божьего Камня есть еще небольшой камешек, который Магеннок обнаружил в свинцовом жезле, подержал в руке, и та оказалась обожженной. По-вашему, это был кусочек радия?

— Бесспорно. И возможно, именно благодаря этому мы можем с уверенностью заключить, что в нашем деле «замешан» радий. Великий физик Анри Беккерель положил в жилетный карман пробирку с солью радия, и через несколько дней на коже у него образовались гнойные язвы. Кюри повторил его опыт — результат тот же. У Магеннока же случай более тяжелый, потому что он держал кусочек радия прямо в ладони. У него образовалась язва, похожая на раковую. Напуганный всем, что он знал и что внушил себе относительно чудесного камня, который жжет словно адское пламя и «дарует жизнь или смерть», старик отрубил себе кисть.

— Пусть будет так, — согласился Стефан, — но откуда взялся этот кусочек чистого радия? Он не мог быть осколком Божьего Камня, поскольку — повторяю еще раз! — как бы ни богат был минерал, радий содержится в нем не в виде отдельных частиц, а как бы распределен по нему равномерно, и его нужно сперва растворить, затем с помощью ряда операций обогатить этот раствор, чтобы его можно было подвергнуть дробной кристаллизации. Все это, равно как и последующие операции, требует наличия заводов, лабораторий, ученых, в них работающих, короче, несколько иного уровня развития цивилизации, — согласитесь сами, — чем то варварство, в котором жили наши кельтские предки.

Дон Луис улыбнулся и похлопал молодого человека по плечу.

— Прекрасно, Стефан, я счастлив, что у наставника и друга Франсуа столь ясный логический ум. Возражение вполне справедливое, оно недавно пришло в голову и мне. Я мог бы ответить на него с помощью какой-нибудь приемлемой гипотезы, сделать предположение о существовании некоего естественного способа выделить чистый радий. Мог бы вообразить, к примеру, что в каком-нибудь сдвиге гранитных пород, в полости, содержащей радиоактивную руду, открылась трещина, через которую медленно течет вода, унося с собою мельчайшие частицы радия, что этот поток с растворенным в ней радием медленно циркулировал в замкнутом пространстве, становился все более насыщенным, на протяжении веков испарялся по капле, и на каком-нибудь выступе образовался крошечный сталактит, очень богатый радием, от которого в один прекрасный день некий кельтский воин отломил верхушку… Но стоит ли забираться так далеко и строить всяческие гипотезы? Не лучше ли положиться на единственного гения с неисчерпаемыми возможностями — природу? Неужели для нее труднее выделить из руды кусочек радия, чем заставить расцвести вишню, или распуститься эту розу, или дать жизнь нашему замечательному Делу-в-шляпе? Что скажешь, мой маленький Франсуа? Ты со мной согласен?

— Я с вами всегда согласен, — отозвался мальчик.

— Значит, ты не слишком сожалеешь, что чудо Божьего Камня развенчано?

— Но ведь это чудо все равно есть!

— Ты прав, Франсуа, оно есть, и в сто раз более прекрасное и удивительное. Наука не уничтожает чудеса, она их очищает и облагораживает. Что такое эта маленькая тайная сила — капризная, опасная и непостижимая, таившаяся в кончике волшебного жезла и действовавшая кстати и некстати, по прихоти невежественного вождя варваров или друида, — что она такое рядом с благодетельной, ясной, послушной и не менее чудесной силой, которая ныне дана нам в виде порошка радия? Что такое…

Дон Луис внезапно осекся и рассмеялся:

— Ну довольно! Меня уже понесло, я уже пою оду науке. Простите меня, сударыня, — добавил он, вставая и подходя к Веронике, — и скажите, что вам не очень наскучили мои объяснения. Не очень, ведь правда? Впрочем, с ними покончено… почти покончено. Осталось лишь уточнить одну деталь и принять одно решение.

Он сел рядом с молодой женщиной.

— Дело вот в чем. Теперь, когда мы добыли Огненный Камень, то есть подлинное сокровище, нужно решить, что с ним делать.

Вероника порывисто проговорила:

— О, тут и двух мнений быть не может! Мне не нужно ничего из того, что находится на Сареке, ничего из Монастыря. Мы будем работать.

— Но ведь Монастырь принадлежит вам…

— Нет, Вероники д'Эржемон более не существует, и Монастырь теперь никому не принадлежит. Пусть все это продадут с молотка. Я не хочу ничего из этого проклятого прошлого!

— А на что вы будете жить?

— На то же, что и раньше, — буду работать. И я уверена, что Франсуа меня поддержит, верно, милый?

В безотчетном порыве она повернулась к Стефану и, словно тот был вправе давать советы, спросила:

— Вы тоже меня поддерживаете, не так ли, друг мой?

— Всею душой, — ответил он.

Вероника продолжала:

— К тому же, хоть я и не сомневаюсь, что отец был ко мне привязан, его завещание мне неизвестно.

— Зато оно известно мне, — уронил дон Луис.

— Каким образом?

— Мы с Патрисом побывали на Сареке. В спальне Магеннока, в секретере, в потайном ящике мы обнаружили запечатанный конверт без адреса и вскрыли его. В нем лежала облигация на двадцать тысяч франков ренты и вот эта записка:

«После моей смерти Магеннок передаст эту облигацию Стефану Мару, заботам которого я поручаю своего внука Франсуа. Когда Франсуа исполнится восемнадцать лет, рента перейдет в его полное владение. Впрочем, я надеюсь, что он разыщет свою мать и та помолится за меня. Благословляю их обоих».

— Вот облигация, — проговорил дон Луис, — и вот записка. Она датирована апрелем этого года.

Вероника была ошеломлена. Она взглянула на дона Луиса, и ей в голову пришла мысль, что всю эту историю придумал этот удивительный человек, чтобы избавить ее и сына от нужды. Мысль, конечно, мимолетная. Г-н д'Эржемон поступил вполне естественно: предвидя, какие трудности возникнут после его смерти, он вполне обоснованно позаботился о собственном внуке. Вероника прошептала:

— Отказываться я не имею права.

— Тем более, — воскликнул дон Луис, — что все это происходит помимо вас и завещание вашего отца имеет в виду непосредственно Франсуа и Стефана! Так что тут мы пришли к соглашению. Остается Божий Камень, и я повторяю свой вопрос: что мы с ним будем делать? Кому он принадлежит?

— Вам, — отрезала Вероника.

— Мне?

— Да, ведь это вы его обнаружили и объяснили, что он представляет собою на самом деле.

Дон Луис заметил:

— Должен вам напомнить, что эта каменная глыба поистине бесценна. Как ни удивительны чудеса природы, но лишь благодаря редчайшему стечению обстоятельств ей удалось сотворить это чудо: накопить так много ценного вещества в столь малом объеме. Сокровища тоже бывают разные.

— Тем лучше, — ответила Вероника, — вы сумеете воспользоваться им лучше, чем кто бы то ни было.