Я наконец спустился, и мама, услышав мою поступь, отошла в сторону, напоследок подмигнув котенку.

— Привет, — я послал ей широкую улыбку и притянул своей лапищей в дом, обнимая.

— Привет, — шепнула она мне в шею и запечатлела короткий и целомудренный поцелуй в ямку плеча. — Ты хорошо спал?

Вопрос с подвохом. Я спал очень хорошо, особенно после того, как выбрался из ее комнаты в половине четвертого и прошмыгнул к себе в спальню.

— Я отлично спал, — наклонился к ее уху, — благодаря тебе.

— Я знала, — с улыбкой ответила она и посмотрела мне в глаза. — Чем займемся?

— У меня масса идей, — я поиграл бровями.

— С твоей мамой они все невыполнимы, увы, — притворно расстроилась она. — Но думаю, мы можем помочь ей на кухне.

— Фу, серьезно? — я вскинул брови. — Ты пришла ко мне, а не помогать маме.

— У твоего отца сегодня день рождения, перестань быть эгоистом, Руслан! — пожурила меня она и нахмурилась. — Уверена, что ей нужна наша помощь! У вас как всегда будет огромный банкет.

Я вздохнул и позволил этой замечательной девушке увести меня.

8.

Я не знаю, как мне удалось уснуть. Но сейчас, сквозь сон, я услышала до жути знакомый голос. Резко сев на диване, я открыла глаза. Звук шел с кухни, и я в панике спустила ноги с кровати, думая, что мне показалось.

Ледяной паркетный пол тут же заморозил мои ступни, но я упрямо шла вперед, на раздающиеся на кухне всхлипы.

Осталось два шага. Два шага, которые доведут меня до встречи с человеком из прошлого, таким далеким и будто бы чужим.

Не колеблясь ни секунды, я шагнула и выглянула из-за косяка.

У барной стойки стояла мама, а ее обнимала женщина ее возраста, почти не изменившаяся за эти три года. Ее лицо было красным от слез, а плечи мелко подрагивали. Руки, покрытые морщинами, перебирали тоненький кружевной платочек, похожий на те, которые она всегда мне дарила.

— …Инна, ми-милая, мы приехали как-как только услышали! — всхлипывала тетя Нина, а я смотрела на нее и видела так много. Так много.

Тут женщина подняла глаза и встретилась со мною взглядом.

— Ох! — выдохнула она и заикнулась. — Юлечка, солнышко. Я тебя разбудила? Господи Иисусе, какая ты красавица!

Тетя Нина отпустила маму и направилась ко мне. Я легко шагнула в ее объятия и слегка присела, чтобы быть с ней одинакового роста.

— Нам-нам так жаль! — всхлипнула тетя Нина и снова разразилась слезами. — За-завтра похороны, хо-хорошо, что мы успели! Мы-мы поможем со всем, не переживайте!

Я машинально гладила ее по спине, смотря на маму. Ее глаза были опухшими от пролитых слез, а губы слегка поджаты — свидетельство того, что она вот-вот расплачется. Я выпростала одну руку и жестом поманила ее к нам. Мама шагнула — и вот мы втроем обнимаемся, они вдвоем плачут, а я одна стою, как истукан, и не могу выдавить ни слезинки.

Объятия продолжались не более минуты. Две женщины одновременно отступили, и мама, тряхнув головой, сказала:

— Заварю-ка я нам троим чаю. Нужно успокоиться.

Я слегка улыбнулась ей и провела руками по озябшим плечам.

— Юлечка, ну расскажи мне, как хоть твои дела? — тетя Нина шагнула к стене и присела на край лимонного дивана — она все еще всхлипывала, но делала все усилия, чтобы прекратить истерику.

Я выдавила еще одну улыбку и ответила:

— У меня все хорошо, правда. Бесконечные съемки, репетиции. Жизнь бьет ключом. Как вы?

— Ой, вчера ве-вернулись с Борей с дачи. Уехали на неделю, а тут такое узнали! Нам как Руся позвонил, так мы все…

После этого имени я больше ничего не слышала.

Туман заволок комнату, я видела шевелящиеся губы тети Нины, пыталась слушать, но эти буквы, сложенные в одно имя — они все испортили.

— Он здесь? — услышала я хриплый голос, а потом с запозданием поняла, что это был мой.

— Руся? — переспросила тетя Нина. — Да. Вчера приехал. Мы толком даже не спросили, почему он вернулся.

— Вернулся? — эхом вторила я. — Откуда?

— А ты не знаешь? Ах, малышка, — она сочувственно посмотрела на меня. — Он так и не… Ох, забудь. Он улетел в Санкт-Петербург. Там его ждало место в футбольной команде. Они держали его для него с тех пор, как ему шестнадцать исполнилось! Это была его мечта, ты же помнишь…

— Нет, не помню. Он никогда не говорил о месте в футбольной команде, — словно бы не я отвечала ей. Мой голос стал похожим на айсберг, о который разбился Титаник.

— Не говорил? — озадаченно посмотрела на меня тетя Нина. — Но… Боже, вот глупый мальчишка! Теперь все ясно! Теперь мне все-все ясно!

Я посмотрела на маму — она взирала на меня, в ее глазах плескалось сочувствие. Я поглядела на тетю Нину — та смотрела на меня ровно так же.

— Что? — я начала раздражаться. — Что такое?

— Поэтому… поэтому все так, верно?

Я почувствовала, что меня замутило.

— Да как?! — не сдержавшись, крикнула я.

Тетя Нина медленно прижала платочек к щеке и снова расплакалась.

— Ничего не сказал! Ничегошеньки!

— Он ничего не говорил мне. Кроме трех слов: нам нужно расстаться я не слышала о нем ничего уже три года. Три долбанных года, и он … о Боже, — я зажала рот рукой, не позволяя оттуда вырваться никаким другим самоуничтожающим словам. — Извините. Сейчас совершенно не до этих драм. Я… я пожалуй пойду…

Ноги сами понесли меня наверх. Я резко открыла дверь в свою комнату, залетела туда и остановилась посреди ковра.

Три года. Три года я бежала от самой себя, от любви, которая сжигала во мне все, и ради чего? Ради его места в футбольной команде.

Он променял наши отношения и наше будущее на футбол.

Господи, какая я дура! Господи! Я была готова оставаться здесь, в Новосибирске, только для того, чтобы быть с ним рядом, а он бросил меня и уехал в Питер за своей мечтой. Мечтой!

Я села на край кровати и опустила руки в ладони. Меня колотило и мутило, я не понимала, что происходит. Почему именно сейчас, когда у меня в семье произошла трагедия, почему я столкнулась с этим сейчас?

Я отняла от лица ладони и выдохнула. Держи себя в руках. Это прошлое, с которым ты должна была встретиться. Рано или поздно, это бы произошло.

Но, тем не менее, я никогда не хотела, чтобы это происходило. Я оставила все это здесь, и не хотела возвращаться к воспоминаниям.

Да, они были светлыми. Более того, мы были счастливы с ним. Я ощущала себя свободной и у меня были крылья от любви. Я видела ее повсюду — в его глазах цвета кленового сиропа, когда он смотрел на меня, в его теплых руках, когда он притягивал меня в крепкие объятия.

Если бы не эти обстоятельства, мы были бы вместе уже шесть лет…

Я снова сделала глубокий вдох и встала с кровати. Подошла к темному шкафу и отворила дверцу. Там, аккуратными стопками, лежали мои старые вещи. Я повела носом и почувствовала тонкий, едва уловимый аромат моих духов. Я с тех пор не изменяла им, и даже сейчас маленький пузырек лежит у меня в сумке.

Вот свитер, который связала мне мама на шестнадцатилетие — нежно-лиловый, теплый и уютный. Вот джинсы, которые я порвала, когда перелазила через забор, чтобы забраться к нему в дом…

Все, что здесь есть, связывает меня с ним. И как бы я не боялась предстоящей встречи, я знала — я должна выдержать ее с достоинством и показать себя новую, а не сломленную девчонку, умоляющую объяснить три мерзких слова, разрушившие ее жизнь.

Я сжимал кулаки так сильно, что руки побелели. Телефон разрывался от звонков. Я почти видел ее истерику, почти осязал ее. Эти слова, которые я сказал ей, я хотел вырезать свой язык и никогда больше не позволять ему говорить вновь. Звонок по телефону. Как трусливо! Но я ни за что не сказал бы ей это в лицо. Ни за что. Я бы умер. Я бы рассыпался.

Сумка собрана и уже лежит в машине. Отец ждет внизу. Я уезжаю прямо сейчас. Вчера я долго сидел у ее кровати и смотрел, как она спит. Я так и не смог сказать ей в лицо, а сейчас, пусть все будет так. Пусть она считает меня козлом, который не ценил отношения. Это лучше, чем она будет думать, что я променял ее на какой-то футбол, да еще и по своей воле. Это не было моим выбором. Я ни за что не оставил бы ее.

Каждый шаг по лестнице эхом отдавался в голове. Больше всего на свете мне хотелось пересечь улицу и ворваться в ее дом, сжать котенка в объятиях и никогда не отпускать, как я и обещал.

Но я нарушил обещание. Я должен уехать. Я должен позволить ей жизнь без меня, ту, которую она заслуживает. Она заслуживает блистать, а я буду ее тушить.

Распахнув дверцу машины, я сел внутрь. Телефон вибрировал в кармане, я вынул его и отключил.

— Ты готов? — суровый голос отца проник в мою голову.

Я молчал. Его решение ломало мне жизнь. Отец, не дождавшись ответа, завел машину и поехал вперед.

И тут дверь соседнего дома распахнулась, и рыжий всполох волос показался на дорожке, невероятно быстро пересекая ее. Она неслась к отъезжающей машине, и все, что я видел — ее залитые слезами и наполненные горем глаза. Сердце сжалось и распалось на куски.

Я всегда буду любить ее. Что бы ни случилось.

9.

Я наконец спустилась вниз. Всхлипов слышно не было, лишь легкое жужжание разговора слышалось мне.

Я вошла на кухню и подала улыбку им двоим.

— Ну что, чай готов?

Обе женщины подняли на меня голову и затихли. Я подавила вздох. Обсуждали меня, неудивительно.

— Готов, милая, — мама поднялась на ноги и подошла к стойке, где, ароматно попахивая, стояли три белых фарфоровых чашки.

Я взяла одну из них и сделала глоток. Мятная нотка, кусочки клубники — я вновь почувствовала себя маленькой девочкой, прибежавшей домой после долгого и утомительного дня на улице.

— Милая, расскажи-ка мне о Никитке. Почему прилетела без него?

Тут меня словно током шибануло. Никита!

— Мам, я могу… могу одолжить твой телефон? — поставив чашку на стойку, я подала голос.

— Да, конечно, — мама суетливо побежала в гостиную, и через пару секунд подала мне старую Нокиа. Пальцами набрав выученный наизусть номер, я принялась ждать. После второго гудка я услышала нервное:

— Алло?

— Никита… — меня только и хватило на это.